Моргенштерн (сборник) - Михаил Харитонов

— Послушайте, — обратился Коннор к Сергиевскому, — вы вполне уверены в том, что делаете? Имейте в виду, если что-нибудь случится…

— Ничего не случится, — уверенно сказал Сергиевский.

— Я предупреждал, что контейнеры старые, — Коннор всё вертел в руках бинокль, — возможны утечки… Эта субстанция химически агрессивна. Очень ядовита. И радиоактивна.

— Это не важно, — успокаивающим тоном сказал Сергиевский. — С контейнерами ничего не произойдёт. Никогда. И никто не узнает, что они тут лежат. Наши технологии хранения…

— Нет у вас никаких технологий, — резко сказал Коннор, — я знаю вашу атомную отрасль лучше, чем вы все, вместе взятые. Но я вынужден вам верить. Потому что у нас безвыходное положение. Никто не хочет принимать у нас эти отходы, никто. Ни одна страна мира. А держать их у себя мы тоже не можем. На вас когда-нибудь нападали активисты экологического движения?

— Бог миловал, — усмехнулся Сергиевский.

Коннор промолчал.

Сергиевский взял у него бинокль, поднёс окуляры к лицу, щёлкнул какой-то кнопкой.

— Витёк, ты грузишься? Я ничего не вижу.

— Говорю же, нормалёк, — пропыхтел Тарасов. — Блин, как будто сам их таскаю.

— Тебе всё видно? — спросил Тарасов.

— Ага. Кладу их ровно, рядышком, на грунт. Похоже, что говно эти контейнеры. Жуткое старое говно. Как они их сюда довезли целыми, не понимаю ни хера…

Англичанин сухо улыбнулся.

— У вас очень коррумпированная страна, — сказал он. — За деньги ваши люди готовы на всё. Мы заплатили деньги, и вот контейнеры здесь. И вы кладёте их на грунт. Я этого не понимаю. Это же ваша земля. Контейнеры могут потерять герметичность. Или их могут извлечь из грунта. Неужели вы готовы подвергнуть опасности своих сограждан за десять миллионов долларов?

— У меня в этих местах дом, — сказал Сергиевский. — И я не намерен его продавать. Я буду здесь жить. Спокойно и счастливо.

Коннор косо взглянул на него, поджал губы.

— Я уже объяснял вам положение дел, — Сергиевский снова поднёс к глазам бинокль. — Мы гарантируем вам, что эти контейнеры будут лежать здесь… ну, скажем так, достаточно долго. Их никто никогда не извлечёт из грунта. Кроме того, они останутся в том состоянии, в каком они находятся сейчас. Скажу больше: радиационный фон тоже не изменится. Сейчас они фонят, и довольно сильно. Когда погрузка закончится, мы пойдём и посмотрим, что у нас получилось. У вас, кажется, счётчик Гейгера с собой? — Коннор кивнул. — Вот и убедитесь.

— Всё, — буркнул Тарасов, вылезая из машины. — Еле влезло. Нельзя было сделать траншею подлиннее?

— Я же тебе объяснял, — вступил в разговор Коля, — у нас осталось места всего ничего. Мы и так уже дошли до границы зоны. Ты бы ещё попробовал копнуть между деревьями, а?

— Пробовали как-то, — заметил Сергиевский. — Старик Йоффе там копал. Ну, ещё тогда, когда мы только начинали этим заниматься. И что-то такое нарушил…

— Думаешь, взял что-нибудь? — недоверчиво спросил Коля. — Не верю. Йоффе я помню, он как лиса был, осторожный такой…

— Наверное, просто разворошил чей-то клад. Ну и… — Сергиевский развёл руками. — Правда, Йоффе не сразу умер. Сначала помучился. Мне вообще-то кажется, за последние сто-двести лет эта тварь всё-таки начала сдавать. Она уже не может убивать сразу, на месте. Йоффе собрал кой-какие данные на этот счёт…

— Кто? — Коннор подозрительно посмотрел на Сергиевского. — Что вы обсуждаете?

— Защитный фактор, — вежливо ответил тот. — Genius loci. Дух места, если хотите. Я вам уже дважды пытался рассказать всё, но вы не захотели обсуждать со мной эту тему. Витя, ты траншею засыпал?

— А как же? — Тарасов картинно надул щёки.

— Тогда поехали. Эрнст, вы тоже с нами. Надо же посмотреть на работу.

Само место ничего интересного из себя не представляло. На осыпающемся краю овражка росли два кривых дерева, похожие на руки. От того, которое было побольше, тянулась аккуратная свежезасыпанная борозда. Вдоль неё, подвывая сервоприводом, ехала оранжевая тележка-робот с механической рукой.

— Вот такое наше хозяйство, — удовлетворённо сказал Сергиевский. — Ну что, как там ваш счётчик? Молчит?

— Фон в норме, — ответил Коннор. — Не понимаю. Неужели у вас и в самом деле есть какие-то технологии хранения? В таком случае обсуждаемым вопросом было бы…

— Нет, Эрнст. Мы вам уже всё объясняли. Это… свойства данного места. Удовлетворитесь пока таким объяснением, если не хотите принимать другие… Теперь ещё одна маленькая формальность. Вы отказываетесь от этих контейнеров? Это уже не ваше?

— Разумеется, — твёрдо сказал Коннор. — Теперь всё это — предмет вашей заботы, господа.

— В таком случае я, Витя, и Коля, принимаем на себя владение всем тем, что зарыто в этой траншее. Мы являемся законными владельцами этих вещей, а не господин Коннор. Охраняй хорошо, — тихо добавил он, — это очень, очень большая ценность. Смотри, чтобы ничего не пропало.

В овраге что-то с хрустом и грохотом осело.

— Что это? — всполошился Коннор.

— Ничего особенного. Кое-кто подал голос. Всё в порядке, Эрнст.

Англичанин опасливо подошёл поближе к борозде, поковырял землю носком лакированного ботинка. Что-то увидел. Нагнулся, поднял какую-то небольшую белую вещицу. Это была костяная бусина, на вид совсем новенькая. Коннор повертел её в руках, потом машинально положил в карман.

Тарасов нервно дёрнулся. Сергиевский ткнул его локтем в бок.

— Давайте прощаться. Вы уезжаете, а мы остаёмся.

Коннор протянул Сергиевскому руку. Тот пожал её, отметив про себя, что рука англичанина холодная и влажная.

— Успехов, господа, — сказал англичанин, и, не оглядываясь, пошёл к машине.

— Бери моё добро… и горе-злосчастье впридачу, — прошептал Сергиевский, когда машина англичанина скрылась с глаз.

— Он на самолёт-то успеет? — поинтересовался Коля. — Нам тут только трупов не хватало… Начнут выяснять. Мало ли что.

— Должен успеть, — рассеянно сказал Сергиевский, — может, даже долетит… Ну что, теперь ко мне? Как-никак, надо отметить.

— Ещё наотмечаетесь, — скривился непьющий Тарасов.

Happy birthday to you

Посвящается Николаю Васильевичу Гоголю

Том Хоукинг-младший проснулся от аромата роз. Приторный запах, казалось, оседал на губах. Том ещё немножко понежился в постели, потом, наконец, открыл глаза. Нечего разлёживаться. Из всех прелестей сегодняшнего дня он не собирался упускать ни минуты.

Гигантский букет — настоящий розовый лес — стоял в огромной белой вазе, напоминавшей размерами ведро. Том подумал было, что неплохо бы съездить в парк, покататься на лошадях, но быстро оставил эту мысль. Нет уж. Папа сегодня повезёт его в город. И он, наконец, узнает, что значит Хорошо Проводить Время. Он сладко зажмурился, представляя, как это будет.