Мыс Доброй Надежды - Елена Семеновна Василевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Назавтра прошел дождь, и палуба сделалась скользкая, как каток. Мальчики это сразу оценили и уже вдвоем «катались на коньках»…
Алик и правда был сыном капитана нашего теплохода и капитанши, молодой располневшей женщины, которая редко когда показывалась из своей капитанской каюты.
А Леня… Дома знакомые заверили его мать, что «втиснуть» мальчика на теплоход будет все равно что раз плюнуть. И она отважилась и взяла сына с собой, хоть в путевке черным по белому было написано: «Детям до шестнадцати лет путешествие на теплоходе не разрешается». И конечно, натерпелась горя. При посадке ей предложили либо оставить сына, если есть родственники или знакомые в Москве, либо самой отправить его самолетом домой, а потом догонять теплоход. Ни того, ни другого она не могла сделать. И она умолила капитана разрешить ей взять сына с собой, пообещав, что тут же отправит телеграмму и сдаст его своим родителям в Саратове. На том и порешили.
Мальчики вскоре подружились и были неразлучны.
Как сын капитана, Алик чувствовал себя в привилегированном положении. Он был на теплоходе, в особенности среди команды, своим человеком и потому водил Леню — новичка в путешествиях — по всем закоулкам теплохода. Спускался с ним в трюм и, с разрешения старшего механика, даже в машинное отделение. Но там, в машинном, от шума и грохота мудреных машин, которые двигались и делали что-то все сразу, Леня только глох и ничего не мог ни понять, ни различить. Мальчики не раз заглядывали и в капитанскую рубку! И там, совсем как его отец, капитан, как старпом, Алик сам командовал: «Право руля!», «Лево руля!», «Полный вперед!»
— Вот что, брат, — обыкновенно говорил отец Алика, высокий светловолосый мужчина в синей форме капитана-речника, — давай-ка ты лучше полный назад.
Леня сначала побаивался капитана и всей команды теплохода, но, быстро освоившись и почувствовав, что капитан человек не злой, тоже каждый раз норовил подержаться за штурвал.
— Почему это везде стрелки и стрелки? — спрашивал он.
— А это, брат, все умные приборы, которые показывают, какой держим курс, с какой скоростью идем. Показывают, как машинное отделение работает… Ты не был в машинном?
— Был.
— Ну и как?
— Там очень жарко.
— Гм… Заметил ты, брат, правильно. Что жарко, то жарко… Ну, а как насчет машин, разобрался?
— Они очень грохочут.
— И это, брат, верно. Грохочут!.. Ну ладно, сдам вахту, пойдем вместе поглядим, что к чему.
И капитан исполнил свое обещание: сдав вахту, сам сводил мальчиков в машинное отделение и объяснил им, что к чему.
Как-то во время одного такого серьезного мужского разговора капитан спросил у Леньки:
— Ну как, домой, к батьке, вернешься уже моряком?
Ленька покраснел, как-то вдруг сразу сник и ничего не ответил.
— Батька, говорю, удивится? Кем он работает?
— А у меня нет…
— Ну-у… — сразу осекся и как-то неуверенно протянул капитан. — Извини, брат…
— А что, отец тебя бросил? — тут же решил выяснить Алик.
— Не… — понурился Ленька, и в его глазах заблестели слезы.
— Ну, это не твое дело, — поспешил переменить курс разговора капитан, но Алик не понял отца.
— Так почему же его у тебя нет? Умер?
— Алик! — прикрикнул на сына капитан.
— Не умер… — И, не сказав больше ни слова, Ленька бегом бросился в свою каюту к матери.
— Ну и лопух, брат, ты… Ничего у тебя нет вот тут, в машинном отделении, — постучал сына по лбу капитан и, не сказав больше ни слова, недовольный, подался к себе на мостик.
…Никто не знает, о чем был разговор у Леньки с матерью, только после ужина — обыкновенно в это время они гуляли вдвоем на верхней палубе — они не показались из каюты. Не видно их было и назавтра.
Под вечер встретился мне понурый Алик.
— Где же твой приятель?
— Сам не знаю.
— Как же так?
— Не знаю… Я сказал, а он побежал…
— Ну, если сказал что нехорошее, попроси прощения — и все.
— Я не хотел плохого…
— Бывает и так, что не хотел, а обидел.
— Я пойду! — сразу как-то повеселев, не то спросил, не то посоветовался со мной Алик.
— Ну конечно!
И через полчаса у них уже был прежний мир и согласие. Они, сидели в капитанской каюте — голова к голове — около открытого окна и горячо что-то обсуждали. Я стояла на палубе неподалеку от капитанской каюты.
— А мой дедушка капитан!.. Я — внук капитана… — донесся до меня взволнованный голос Леньки.
Алик ответил тоном человека, которому известно все на свете:
— Дедушки не бывают капитанами.
— А вот и бывают! Мой дедушка… Честное октябрятское…
Алик был непреклонен:
— Спроси у моего папы!
— А может, твой папа и не знает… — Человек по натуре мягкий и тактичный, Ленька не мог заявить так безапелляционно, как сделал бы Алик, что папа его ничего не понимает.
— Не знает? Мой папа все знает! Думаешь, если у тебя нет папы…
Подслушивать чужой разговор нехорошо, я это знала. И все же я не выдержала:
— Леня! Иди сюда!
Он не убежал, как вчера. Он только приподнял плечо, словно намереваясь защититься. Скрывать и притворяться, что ничего не слышала, я не могла!
— Дедушки могут… Дедушки бывают капитанами! Я знаю!
Ленька остановился, глядя на меня с недоверием.
— А капитаны, которые в войну топили фашистские корабли!.. А капитаны дальнего плавания!.. Они плавали и сто, и двести лет назад… Так почему же дедушки не могут быть капитанами? Могут дедушки быть капитанами!
Это была целая речь. Без связи, без конкретных имен и исторических примеров… И все равно это была речь в защиту дедушек-капитанов.
И Ленька расцвел! Ленька поверил мне. Поверил потому, что я поверила ему. Потому, что мы поверили друг другу!
— Ага! — с видом победителя поглядел он на Алика.
— Подумаешь!.. — Алик был побежден.
…И вот мы пришли в Саратов. Теперь, прижившись и став на нашем теплоходе своим человеком, Ленька, наверно, мог бы плыть до самой Астрахани. Но дело было сделано, телеграмма в Саратов была отправлена еще из Москвы, и бабушка с дедушкой ждали Леньку на пристани.
Худой и загорелый, в пестрой тюбетейке и коротких штанишках, не оглядываясь, Ленька важно шествует
