С Кощеем жить – злодейкой быть - Марина Бастрикова

Мое сердце болезненно вздрогнуло, а в глазах потемнело.

Глава 39. Still I carried, I carried, I carried on

9

Ну уж нет, ни в какой обморок я не упаду, пока не пойму, глюк ли это или нет. Встряхнула головой и осмотрелась.

Кощей стоял бледный, пошатывающийся, но живой. Он достал из кармана своих классических черных брюк знакомую баночку с зеленым содержимым и поманил меня пальцем к себе.

Не глюк.

Я рванула так рванула. Казалось, за спиной выросли крылья. Я подпрыгнула и повисла на шее Кощея, ощущая всем телом, что жив. Рядом.

Бессмертный пошатнулся и чуть не свалился вместе со мной, но удержался за спинку кресла. Звякнула упавшая на пол банка.

Затем любимый придержал меня за талию и повернул кресло так, чтобы на него сесть. Мою прилипшую тушку усадил к себе на колени.

– Ладно, понял по твоей активности, что все в порядке.

– В порядке? – зашипела. – Ты умер!

– Правда? – Кощей ехидно усмехнулся, за что получил ударом кулака в живот. И нет, не жалко. Мог бы и сообщить, что выжил.

– Почему не сказал? Зачем заставил все это… – Моя речь прервалась из-за прорвавшихся слез. Счастливых. Зарылась носом в его рубашку, вдыхая знакомый запах.

– Прости. Я не знал, что тебе будет так больно. Когда почувствовал, подумал, что-то серьезное случилось.

– То есть твоя смерть – это не серьезно? – прорычала, опять возвращаясь к чувству гнева, возникшему в этом кабинете.

– Так не впервой, – сказал, чуть ли не мурлыкая, этот яйценосный. Ему еще и в кайф все это, что ли?

Я попыталась сдержать уже практически вырвавшийся гнев и уточнила:

– А предупредить, что воскреснешь – не вариант было?!

Ладно, полностью удержать накрывшую меня злость не удалось. От моего рыка что-то упало.

Обернулась и поняла, что это ректор. И зачем ему понадобилось вставать с ковра? Хотя я вообще забыла, что он находился тут все это время.

– Потому что не был уверен, что получится. – Кощей прижал меня к себе так тесно, что я начала сомневаться, не наигран ли его изможденный вид. – Малышка, я соскучился.

– Я тоже. И все это… так испугалась… думала, уже все…

Шмыгнула носом и снова обернулась на шум. Оказалось, это ректор добрался до своего кресла у стола и тяжело на него завалился.

– Я же обещал, что вытащу тебя отсюда. Так что пришлось воскресать, – сказал Кощей.

– Твои писульки я уже выкинул, а как королеву я ее уже точно не освобожу, – сказал ректор, смотря поверх моей головы. И столько в его глазах было ненависти.

«Да уже и не надо», – подумала и положила голову на плечо любимого. Но мужчины явно решили выяснить отношения.

– Волчонку уже потребовался контролирующий браслет, – сказал Кощей явно с каким-то намеком.

– Ты не посмеешь снова забрать ее. Она моя племянница! – Ректор бабахнул кулаком по столу и поднялся на ноги, сверля Бессмертного еще более ненавидящим взглядом.

– Вы не защитили ее мать, тем самым потеряли мое доверие. Ты же имеешь право убить «монстра» в любой момент. Как и все твое окружение, – говорил Кощей спокойно, как о чем-то, что уже не раз приходилось повторять.

– Но она только наполовину…

– А ее мать защищал твой брат, который не намного слабее тебя. И не смог. Ей опасно жить там. Но у тебя есть время все обдумать, если ты, конечно, докажешь, что тебе можно хоть в чем-то доверять… Но пока девочка побудет среди тех, кто не попытается ее убить.

Ректор упал обратно в кресло и проговорил:

– Да понял я, понял. Прекрати угрозы. Уже полчаса как принял решение об экспертизе. Когда рука Снежной прошла через нити – те порвались. Так может быть, только если в прерывающем объекте нет ни капли магии, к которой нити могли бы присосаться. Так что я сделаю вид, что оказался внимательным руководителем. Но эксперты прибудут не ранее чем через несколько недель. А то и на месяц задержатся.

– Это не была угроза, Кэррол. Девочка в любом случае пробудет среди сородичей не менее месяца. А дальше уже зависит от тебя. – Кощей покачал головой и снова тесно прижал меня к себе.

Я решила вмешаться:

– А Яга, Акела, Баюн и…

– Я же сказал, что сделаю вид, что был внимательным и заметил все сам. Ничего вашим друзьям не будет. Убирайтесь с моих глаз, – сказал Кэррол, отвернувшись от нас.

Кощей даже не попытался привстать, своей расслабленной позой демонстрируя, что ему и тут хорошо.

Ректор взмахнул рукой, и кресло под нами исчезло. Надеюсь, Кощею не было больно. Пусть и кресло невысокое, но сверху-то завалилась я.

– Наглостью ты в отца, Бессмертный. – Ректор махнул рукой на продолжавшего сидеть на полу Кощея и вышел из собственного кабинета.

Кощей выдохнул и лег на спину прямо на пол. Меня же утянули следом, так что моя тушка уютно устроилась у него на груди.

Но пролежала так не долго, оперлась на любимого и протянула руку – коснуться лица Кощея. Сейчас любимый походил на русско-былинное описание, как никогда: похудевший, со впалыми щеками. Волосы, казалось, стали еще более пепельными, потеряв свой блеск.

Кажется, впервые вижу Кощея настолько похожим на обычного беспомощного человека. Глаза у него были закрыты, и я провела пальцем по его ресницам, убеждаясь, что синяки под глазами – это не тень от них.

Мою руку поймали и поцеловали пальцы. Затем Кощей обратил внимание, что у меня царапина на плече, и осмотрелся. Баночка с зеленым содержимым оказалась как раз на расстоянии вытянутой руки.

– Удачно, – сказал Кощей, хватая ее. Затем открыл и медленными движениями стал наносить вязкую жидкость поверх моей царапины. Я же посмотрела на свою руку и вспомнила:

– Зачем ты сделал меня наследницей?

– Я дал тебе защиту. Этот способ наиболее эффективен, он связывает нас, и я могу почувствовать опасность.

– И боль, – прошептала, вспомнив, как он заходил без спроса во время месячных. – И другие чувства.

– В обе стороны. Но боль и опасность только мне, так как на твоей стороне более крупная часть браслета.

А я вспомнила, какое желание ощутила тогда, в наш первый поцелуй. Разве девственница, которая двадцать лет избегает интимных контактов, могла так легко поддаться эмоциям? Нет, это были не совсем мои. Но зато они мне открыли глаза на то, что можно испытать. Я смогла раскрыть в себе чувственность. И влюбиться всей своей оголившейся душой.

А еще отчаянье