Роковой самообман - Габриэль Городецкий

Вскоре после прибытия Гесса Киркпатрик предложил: «Ввиду оговорки, что Германия не может вести переговоры с нынешним правительством, можно было бы заставить Гесса поверить, будто есть шанс сместить нынешнюю администрацию, и если позволить ему войти в контакт, скажем, с членом партии консерваторов, который даст ему понять, что его соблазняет идея избавиться от нынешней администрации, возможно, он заговорит свободнее»{1213}. К этой идее вернулись, когда, по наблюдениям, Гесс впал в депрессию, поняв, что его план провалился. Он постоянно выражал беспокойство по поводу того, что «попал в руки клики из Сикрет Сервис» и с ним обращаются как с обычным военнопленным. Переписка Кэдогана с Черчиллем убедительно доказывает отсутствие у Гесса каких-либо проектов из гитлеровской Рейхсканцелярии. Таким образом, одной из главных задач стало «пролить свет на вопрос, не послал ли Гесса сюда Гитлер, осуществляя некий план мирного наступления»{1214}.

26 мая Иден попросил Саймона, лорда-канцлера, побеседовать с Гессом. Саймон должен был признаться ему, что правительство знает об этой беседе, но намекнуть на натянутость своих отношений с Черчиллем и Иденом. Эта уловка вовсе не означала настоящих переговоров. Саймон четко очертил круг тем беседы, настаивая, чтобы она считалась «выполнением "разведывательного" задания» с ясной и ограниченной целью — «предоставить Гессу удобный случай свободно поговорить о своей "миссии" и посмотреть, не даст ли он, стремясь выговориться, какую-нибудь полезную информацию о стратегии и замыслах противника». Как и Гамильтон, Саймон был крайне чувствителен к намекам на его прошлое сотрудничество с примиренцами и потому требовал гарантий, что «о беседе ни при каких обстоятельствах не станет известно широкой публике»{1215}.

Как надеялся Черчилль, Саймон сумеет узнать у Гесса причины его явной озабоченности положением на международной арене и почему он «так горячо желает заключить мир на скорую руку именно теперь»{1216}. Хотя Кэдоган и «Си» питали весьма слабые надежды на это, Форин Оффис думал разговорить Гесса, особенно на тему намерений Гитлера относительно СССР{1217}. Инструктируя Саймона перед беседой, Киркпатрик составил вопросы, которые тот должен был задать. Они носили явный отпечаток главенствующей концепции Форин Оффис. Саймону советовали спровоцировать Гесса, спросив, какой смысл Германии заключать мир с Англией, если она «собирается поладить с Россией и принести русский большевизм в Европу. Если Германия заинтересована только в Европе, ей следует отказаться от планов относительно России, поскольку Россия — азиатская страна и находится вне сферы германского влияния». Формулируя вопрос таким образом, надеялись выведать у Гесса, добивается ли действительно Германия соглашения с СССР или готовится к войне{1218}.

У лорда Саймона, конечно, 'было больше всего шансов вытянуть информацию у Гесса, и потому их беседа заслуживает пристального внимания. До того как Гессу назвали имя Саймона, он проявлял величайшую подозрительность. Он требовал присутствия двух свидетелей-немцев, а также графа Гамильтона, который, как он полагал, «стоит вне политической клики из Сикрет Сервис, не дающей ему встретиться с истинными сторонниками мира и с королем»{1219}. Гесса надлежащим образом проинформировали, что переговоры будет вести лорд Саймон. Его заверили, что, как лорд-канцлер, Саймон пользуется известной независимостью в рамках конституции. Напомнили ему также, что оба они уже встречались в Берлине, когда Саймон, бывший в то время министром иностранных дел, посетил Гитлера. Гесс просиял и «стал казаться другим человеком… у него сохранились приятные воспоминания о главе тогдашних переговоров»{1220}. Гесс скверно провел утро, отказался от ланча, жалуясь, что молоко за завтраком плохо на него подействовало, поэтому его силы подкрепили стаканом портвейна и небольшой дозой глюкозы. Лорда Саймона в Тауэр привез «Си» во второй половине дня. Они вошли вместе с Киркпатриком, скрываясь под псевдонимами «д-р Гатри» и «Маккензи», и три часа разговаривали с Гессом, выбравшим себе псевдоним «Джонатан». Саймон изучил все материалы, предоставленные Гессом, и был хорошо подкован. Ему сказали, что никаких официальных предложений у Гесса нет. Узнав о предстоящих «переговорах», последний набросал обширные заметки. Позднее он передал их в качестве официального предложения Саймону{1221}.

Первый же раунд беседы убедил Саймона, что в заявлении, столь старательно подготовленном Гессом за пару дней в ожидании их встречи, содержится мало нового. Торопливо нацарапанный конспект, переданный Саймону, никак не соответствует предположению, будто Гесс привез с собой письменные предложения, включающие ясные упоминания об операции «Барбаросса» и будущем Советского Союза{1222}. Отчитываясь перед Черчиллем, Саймон сделал категорический вывод: «Гесс прибыл по собственной инициативе. Его перелет совершался не по приказу, не с разрешения и даже не с ведома Гитлера. Это его собственное предприятие. Если бы он добился своего и привлек нас к переговорам по поводу такого рода мира, какой нужен Гитлеру, он был бы оправдан и сослужил бы фюреру хорошую службу». Затем Саймон говорил о сложившемся у него совершенно верном впечатлении, что Гесс стоял вне круга политиков, ведущих войну, и мало знает о стратегических планах, поскольку его сферой были партийные дела. План его в лучшем случае «честная попытка воспроизвести мысли Гитлера, которые тот много раз высказывал ему». Анализируя ход беседы, эксперты МИ-6 пришли к заключению, что Гесс фактически неспособен отвечать на какие-либо аргументы, особенно политического характера{1223}. Это совпадает с впечатлением Самнера Уэллса, заместителя госсекретаря Соединенных Штатов, от встречи с Гессом 3 марта. Уэллса шокировал Гесс, который, как он считал, пользовался «сильным и решающим влиянием в немецких делах». Как оказалось, тот «всего лишь повторял то, что ему велели сказать мне… он не изучал злободневные вопросы и вообще не имел каких-либо собственных мыслей»{1224}. В результате невозможность выжать из Гесса хоть какую-то информацию, наконец, поставила крест на «полуофициальных переговорах». Как откровенно признался Кэдоган, Гесс стал «граммофонной пластинкой»{1225}.

Итак, любые предположения, будто молчание и дезинформация служили дымовой завесой вокруг допросов Гесса, не подтверждаются имеющимися на сегодняшний день свидетельствами. Когда немецкие войска пересекли советскую границу, Эс-Ай-Эс всесторонне исследовала скудный материал, полученный от Гесса, и пришла к выводу, что тот «выжат досуха и с этих костей больше мяса не срежешь»{1226}. Неудачный подход к этому делу был вызван разногласиями относительно его потенциала для общественного мнения и пропаганды. Мысль о дымовой завесе никогда не возникала просто потому, что скрывать было нечего. Майор Десмонд Мортон, выражая собственные мысли Черчилля, настаивал на официальном заявлении, в которое следовало бы включить весь собранный материал. Если бы это зависело от него, говорил он Идену, «любой, кто взялся бы за освещение этой темы, получил бы доступ ко всем документам по делу… и он не стал бы ограничиваться напыщенным правительственным коммюнике»{1227}. Просматривая обширные стенограммы беседы «Гатри — Джонатан», Черчилль пришел к выводу, что допрос Гесса «напоминает разговор с умственно отсталым ребенком, совершившим убийство или поджог». Он даже не разделял общего мнения, будто Гесс «фактически выражал сокровенные мысли Гитлера», но его позабавило то, что «он дал нам почувствовать воздух Берхтесгадена, одновременно кондиционированный и зловонный». К этому моменту Черчилль потерял всякое желание выступать с публичным заявлением{1228}.

Можно предположить, что последовательные показания Гесса на множестве допросов и материалы Эс-Ай-Эс, записывавшей даже еле слышное его бормотание, удостоверяют его версию событий. У главного психолога британской армии, которому поручили наблюдать Гесса, сложилось «стойкое впечатление, что его история в целом правдива». По его мнению, Гесс недостаточно свободно владел английским, чтобы сочинить убедительную историю, в которой не было бы ни слова правды. Как он подозревал, душевное состояние Гесса далеко не являлось стабильным: «Несколько параноидальный тип. Ненормальное отсутствие интуиции и самокритичности. Интроспективный и несколько ипохондрический тип. Производит впечатление неуравновешенной, психопатической личности…»{1229}