Роковой самообман - Габриэль Городецкий

Гамильтон наконец встретился с пленным летчиком в 10 ч. утра на следующий день, когда Гесс открыл свое подлинное имя. Однако граф не мог или не хотел вспомнить свою встречу с Гессом во время визита в Берлин. С тех пор, разумеется, у них не было никаких контактов. В ходе личной беседы Гесс изложил суть информации, которую намеревался передать, и заявил, что он «исполняет миссию гуманности и что фюрер не хочет поражения Англии и желает прекратить бои». Хотя он и подчеркивал близость своих взглядов к взглядам Гитлера, но тем не менее настаивал на том, что данная миссия — это его собственная инициатива{1167}. Такое заявление, постоянно повторявшееся{1168}, подводит нас к важнейшему вопросу о якобы молчаливом одобрении миссии Гитлером. Майский в своих мемуарах предпочел оставить вопрос открытым: «Кто такой Гесс? Тайный эмиссар Гитлера или психопат-одиночка? Или представитель некоей группировки в высшем нацистском руководстве, обеспокоенной перспективой того, что война может затянуться слишком надолго?»{1169} Обнародованные ныне английские архивные материалы опровергают нелепые домыслы, сохранявшиеся годами и сильно повредившие англо-советским отношениям. Иногда еще делаются отчаянные попытки спасти подобные теории хотя бы частично, но тщетно. В свою недавнюю книгу о Гессе{1170} Питер Пэдфилд включил многие идеи, выдвигавшиеся Костелло. Но когда книга уже была подготовлена к печати, открыли архивы, и он был вынужден добавить пространный эпилог, дезавуировавший большинство его прежних аргументов. Тем не менее, он попытался спасти теорию согласия Гитлера на полет Гесса, приводя сведения, полученные французским военным корреспондентом, неким Андре Гербером, вскоре после войны. По словам Гербера в газетной статье, он нашел «в руинах Берлинской Рейхсканцелярии в конце войны документы, определенно устанавливающие, что именно сам Гитлер решил послать Гесса в Англию». Он уверял, будто Гесса действительно снабдили проектом мирного договора, отпечатанным на бланке Рейхсканцелярии, который был конфискован у него вскоре после прибытия в Англию. Проект соглашения из четырех пунктов по версии Гербера так нигде и не всплыл. По его собственному признанию, только четвертый пункт существенно отличался от устных предложений, действительно сделанных Гессом: в нем якобы Англии предлагалось сохранять благожелательный нейтралитет по отношению к Германии во время германо-советской войны{1171}. После того как английские архивные материалы были открыты и оказались совершенно невинными, старые теории заговора могли опираться только на безосновательные домыслы. Пэдфилд приводит свидетельство некоего Джона Хауэлла, рассказывавшего ему об одном человеке, немце по происхождению, чье имя он не мог назвать, которого вместе с несколькими другими лицами, говорящими по-немецки, Айвон Киркпатрик, эксперт Форин Оффис по Германии, приглашал для анализа условий тех самых мирных предложений, которые Гесс привез из Германии. Они были написаны на немецком языке на бланке Рейхсканцелярии вместе с английским переводом. Этот комитет, говорил он, собирался в обстановке исключительной секретности в штаб-квартире Би-Би-Си на Портленд Плейс. По словам информатора, «первые две страницы предложений детализировали цели Гитлера в России, четко очерчивая его планы завоеваний на востоке и уничтожения большевизма»{1172}. Информатор, видимо, спутал эту бумагу с документом, подготовленным Гессом к его встрече с лордом Саймоном, которая послужила ему поводом изложить свои идеи письменно{1173}.

Утверждают, будто наличие у Гесса официальных предложений привело Черчилля и разведку в такое смятение, что они просто-напросто приказали изъять их из описи вещей, отобранных у Гесса по прибытии. В рапорте штаба местной обороны о задержании Гесса, в частности, говорится: «Капитан Барри принес предметы, изъятые у пленного и внесенные в опись. Копия описи прилагается»{1174}. Последовательная нумерация страниц в оригинальном досье военной разведки не нарушена. Если сравнить его с досье Форин Оффис, видно, что начало повреждено. Однако листок с описью вряд ли прилагался в самом начале.

Те, кто заявляют, будто полет Гесса являлся частью изощренного плана, задуманного в Берлине, стремятся показать последовательность событий. Например, говорят, что Гитлер послал Гесса в Мадрид 20 апреля в попытке установить контакт с британским правительством. Скорее всего, это утверждение опирается на тот факт, что британский посол в Мадриде, сэр Сэмюэл Гор, был известным примиренцем и приветствовал бы подобный шаг{1175}. Но пристальное изучение архивных материалов не дает оснований для такого вывода. Форин Оффис затребовал у посольства в Мадриде информацию касательно «сообщений из Виши, будто Гесс прилетел в Мадрид с личным письмом Гитлера Франко». Слухи упоминали об урегулировании права прохода немецких войск к Гибралтару. Вторая телеграмма от 25 апреля такие слухи опровергала. Фрэнк Роберте, будущий посол в Москве, работавший тогда в Европейском департаменте Форин Оффис, заявил: «Паника в прошлый уик-энд оказалась по меньшей мере преждевременной». Речь шла, конечно, не о визите Гесса, а об угрозе Гибралтару, тяготившей англичан в то время. Информация в действительности носила противоречивый характер. Визит Гесса в Испанию мог бы быть связан с тайными контактами с источниками английской разведки или даже с английским послом, сэром Сэмюэлом Гором, но право прохода войск, естественно, означало враждебные действия против Англии. В ответ на запрос военной разведки Фрэнк Роберте, не давая веры слухам, четко заявил, что не может «подтвердить сообщение, будто Гесс встречался с германским послом в Барселоне. Если Гесс и приехал сюда, его прибытие окружено поразительной секретностью и нет даже слухов о его присутствии в городе». Затем он заметил, что Гор «автоматически» послал бы донесение, если бы такие слухи имели под собой основание{1176}. По мнению Москвы, слухи о мирных переговорах Гесса в Испании злонамеренно распространяли англичане, чтобы отвлечь внимание от собственного плачевного положения и втянуть СССР в войну{1177}.

Архивные материалы явно свидетельствуют, что Гесс прилетел в Англию без санкции Гитлера, не был он и завлечен британской разведкой. Более того, он не привез никаких официальных предложений. В первую годовщину прибытия Гесса, после того как допросы окончились и за ним было установлено круглосуточное наблюдение, Кэ-доган вынес четкий вердикт: «Ныне совершенно ясно, что эскапада Гесса — это его собственная безумная авантюра и германские власти ничего о ней не знали»{1178}. Кэдоган должен был знать, что говорит: ему поручили координировать действия всех ведомств, включая спецслужбы, в отношении Гесса. Сам Гесс признавался в письме Хаусхоферу: «Нельзя отрицать, я потерпел неудачу. Но нельзя отрицать и то, что я был сам себе пилотом (курсив мой. — Г.Г.). Мне не в чем упрекнуть себя в этом отношении. В любом случае я был у штурвала»{1179}.

Некоторым подтверждением идеи, будто Гесс покинул Германию полностью с ведома Гитлера, вроде бы служит газетное интервью с его женой в конце войны. Но ее свидетельство основано на воспоминаниях о последней встрече Гесса с Гитлером в Берлине 4 мая: «Они разговаривали на повышенных тонах, но на самом деле не ссорились»{1180}. В противовес этому свидетельству, весьма фрагментарному, обширная переписка Гесса с семьей во время войны не дает оснований для подобных заключений. В длинном письме матери Гесс описывает тщательные приготовления к полету, подчеркивая: «Многие вечера, которые я втайне (курсив мой. — Г.Г.) провел с картами, таблицами, логарифмической линейкой и чертежной доской, стоили того». В другом письме он объяснял, почему вылетел не из Берлина: Гитлер, видимо, запретил ему летать там без особого разрешения. «Я вполне мог, — писал он, — тут же угодить за решетку. Но это к лучшему, что с полетами в окрестностях Берлина ничего не получилось. Я не смог бы скрывать свои действия, и фюрер услышал бы о них рано или поздно. Мой план провалился бы, и мне пришлось бы винить самого себя за беспечность»{1181}. Даже если остается какой-то маленький шанс обнаружить, что миссия Гесса пользовалась официальной поддержкой в Германии, совершенно ясно, что британское правительство об этом не знало и не считало Гесса официальным эмиссаром.

Действительным вдохновителем миссии Гесса почти наверняка был Хаусхофер. Насколько он непосредственно замешан в деле, пока неясно, но письменное объяснение, которое он вынужден был написать в Берхтесгадене в день полета Гесса, показывает его влияние на последнего и то, какие контакты Гесс должен был установить в Англии{1182}. В недавней книге лорда Джеймса Дугласа Гамильтона очень четко прослеживается линия Хаусхофер — Гесс. На своей самой первой встрече с графом Гамильтоном Гесс, говоря о своей миссии, сослался на Хаусхоферов{1183}. Позднее он повторял это в разговорах с врачом, наблюдавшим его{1184}. В первом письме к жене из плена он просил ее «написать генералу [Хаусхоферу] — о чьих мечтах я часто думаю»{1185}. Вдохновляющая роль Хаусхофера просматривается в письме, которое Гесс адресовал ему: «Вы говорили, что не думаете, будто я сумасшедший, но "порой безрассудный". Можете мне поверить, я ни одного мгновения не сожалел о своем безумии и безрассудстве. В один прекрасный день последняя часть вашей мечты, бывшая столь опасной для моего плана, осуществится, и я появлюсь, перед вами»{1186}. Столь же примечательно его признание, что решение у него созрело в декабре 1940 г. и он уже предпринимал несколько неудачных попыток полететь в Англию. Возможно, его осенило, когда Гитлер решился напасть на СССР (если он об этом знал) и после провала берлинских переговоров, в которых он принимал участие. А может быть, ему внушала отвращение идея Риббентропа о Континентальном блоке, предполагавшая участие Советского Союза в разделе Британской империи.