Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс

Принц Ива и я стояли у могилы бок о бок, недалеко от его сводного брата Иштлилыпочитля, наследника трона аколхуа. Этот человек по-прежнему оправдывал свое имя Черный Цветок, поскольку сливавшиеся черные брови, как и раньше, придавали ему постоянно хмурый вид. Но вот волос у него почти не осталось, и мне подумалось, что нынешний Черный Цветок, наверное, лет на десять старше, чем был его отец, когда я впервые прибыл в Тескоко учиться. После погребения все переместились в дворцовые залы, где началась траурная служба, сопровождавшаяся скорбными молитвами и песнопениями с громким перечислением заслуг покойного Несауальпилли. Но мы с Ивой, прихватив несколько кувшинов с октли, уединились в его покоях и, переживая заново старые времена да гадая о грядущих, постепенно изрядно напились. Помню, в какой-то момент я сказал:

— Мне довелось слышать, как многие сегодня выражали недоумение и неодобрение в связи с отсутствием Мотекусомы. Думаю, эта бестактность объясняется его старой обидой на твоего отца: нашему владыке была очень не по душе его самостоятельность и особенно нежелание участвовать в мелких войнах, которые Мотекусома затевал.

Принц пожал плечами.

— Плохие манеры Мотекусомы не помогут ему добиться уступок со стороны моего сводного брата. Черный Цветок — Достойный сын нашего отца, и он также убежден, что рано или поздно Сей Мир подвергнется вторжению чужеземцев, а наше единственное спасение заключается в единстве. Брат продолжит дело отца, не позволявшего вовлекать аколхуа в мелкие войны на пороге большой, для которой потребуются все силы.

— Лично мне это представляется разумным, — сказал Но Мотекусома, боюсь, будет любить твоего брата не больше, чем он любил вашего отца.

После этого я задумчиво посмотрел в окно и воскликнул:

— Куда ушло время? Сейчас поздняя ночь, а я так прискорбно надрался!

— Можешь устроиться вон там, в покоях для гостей, — предложил принц. — Завтра мы должны быть на ногах, чтобы выслушивать всех придворных поэтов, читающих свои хвалебные стихи.

— Если я усну прямо сейчас, — сказал я, — то поутру наверняка страшно разболится голова. С твоего позволения, я сначала пойду прогуляюсь, чтобы Ночной Ветер прочистил мне мозги.

Наверное, на то, как я «прогуливался», стоило посмотреть, только вот любоваться этой картиной было некому, ибо простые жители Тескоко совершали траурные церемонии в своих домах. Надо думать, жрецы осыпали горевшие на уличных столбах сосновые факелы медными стружками, ибо пламя их приобрело голубоватый оттенок, а свет сделался тусклым и мрачным. Возможно, это была лишь игра воображения, ибо я был пьян и расстроен, но мне почудилось, будто я в точности повторяю путь, которым шел раньше, давным-давно. Впечатление это усилилось, когда впереди, под усыпанным красными цветами деревом тапачини, я увидел каменную скамью. Обрадовавшись возможности отдохнуть, я присел и некоторое время наслаждался ветерком, обдувавшим меня и осыпавшим на землю алые лепестки. Потом я почувствовал, что по обе стороны от меня сидит по человеку.

Я повернулся налево и, прищурившись, разглядел сквозь топаз того самого сморщенного, оборванного, с кожей цвета какао старца, который так часто встречался мне на протяжении всей моей жизни. Затем я повернулся направо и увидел одетого получше, но запыленного и усталого человека, которого тоже встречал несколько раз, хотя и пореже. Наверное, мне следовало бы вскочить с громким криком ужаса, но я лишь пьяно хихикнул, посчитав эти призраки видениями, навеянными избытком октли. Все еще хихикая, я обратился к обоим:

— Почтенные господа, видно, вам не захотелось отправиться под землю вместе с тем, кто надевал ваши личины?

Коричневый старец ухмыльнулся, обнажив остаток зубов:

— В былые времена ты, помнится, считал нас богами. Меня ты принимал за Шиутекутли, старейшего из древних богов, почитавшегося в здешних землях задолго до всех остальных.

— АменязабогаЙоали-Ихикатля, — добавил второй человек, — за господина Ночного Ветра, способного похитить ночью неосторожного путника, чтобы потом вознаградить или покарать того по своему капризу.

Я кивнул, решив поддержать беседу, пусть даже собеседники мне лишь привиделись.

— Это верно, мои господа, некогда я был молод и легковерен. Но потом узнал о манере Несауальпилли бродить по миру в другом обличье.

— И это побудило тебя разувериться в богах? — спросил морщинистый старик.

Я икнул и сказал:

— Позвольте выразить это следующим образом: просто я никогда не встречал других богов, кроме вас двоих.

— Может быть, настоящие боги являются только тогда, когда собираются исчезнуть, — пробормотал пыльный странник, и, честно говоря, я не понял, что он имел в виду.

— Тогда вам лучше отправиться туда, откуда вы и явились, — сказал я. — Думаю, на мрачной дороге в Миктлан Несауальпилли вряд ли радуется тому, что остался без двух своих воплощений.

Коричневый старикан рассмеялся:

— А вдруг нам не хочется расставаться с тобой? А, дружище? Мы так долго следили за поворотами твоей судьбы в твоих различных воплощениях. О, как тебя только не звали: Микстли, Крот, Кивун, Выполняй, Цаа Найацу, Ик-Муйаль, Су-Куру…

Я прервал их:

— Вы помните мои имена лучше меня самого.

— А ты помнишь наши? — спросил вдруг старик с неожиданной резкостью. — Я Шиутекутли, а это Йоали-Ихикатль.

— Для обычных призраков вы невероятно упорны и настойчивы, — отозвался я. — Мне давно уже не доводилось так напиваться. Последний раз это случилось лет семь или восемь тому назад. И тогда, насколько мне помнится, я сказал, что если однажды встречу хоть кого-нибудь из богов, то непременно поинтересуюсь: почему они одарили меня столь долгой жизнью, но при этом истребили всех, кто был мне дорог и близок? Мою дорогую сестренку, мою любимую жену, моего младенца-сына и драгоценную дочь, стольких близких друзей и даже случайных возлюбленных…

— На это легко ответить, — промолвил призрак в лохмотьях, назвавшийся старейшим из древних богов. — Видишь ли, все эти люди являлись своего рода инструментами, так сказать, молодками и зубилами, с помощью которых ваялся ты. Они изнашивались, ломались и, естественно, заменялись новыми. А ты сам выстоял и уцелел.

Я с пьяной серьезностью кивнул и сказал:

— Да уж, ответ, достойный богов, если я и вправду слышал ответ.

Пыльный призрак, назвавшийся Ночным Ветром, отреагировал на это мое замечание следующими словами:

— Ты, Микстли, как никто другой знаешь, что статуя или памятник не появляются уже готовыми из известнякового карьера. Статую надо долго высекать с помощью тесел, обрабатывать обсидиановым порошком и подвергать воздействию стихий. И только когда она как следует изваяна, закалена и отполирована, ее можно считать завершенной и пригодной к использованию.