Дуэль и смерть Пушкина - Павел Елисеевич Щеголев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всеми этими свидетельствами как будто и прочно устанавливается тот факт, что Пушкин рано утром 27 января вышел из дома, встретил на улице Данзаса, повез его к д’Аршиаку, и здесь Данзас вынужден был дать свое согласие быть секундантом Пушкина. Но записи «для себя» Жуковского о дне дуэли заключают категорическое утверждение, что Пушкин в этот день до часу не выходил из дома, что незадолго до его ухода к нему приехал Данзас, что ровно в час он вышел из дома и вернулся домой уже раненым, после дуэли. Несмотря на ряд авторитетных свидетельств, в том числе самого Жуковского и самого Данзаса, мы считаем отвечающим действительности свидетельство, сохранившееся в публикуемой нами записи Жуковского. Документальные даты, которыми мы располагаем, приводят к заключению, что в 10 часов утра Пушкин еще не остановил своего выбора ни на ком и до часу дня, во всяком случае, д’Аршиак не знал, кто будет секундантом. Следовательно, утром-то Пушкин с Данзасом не могли быть у д’Аршиака, а были только после часу.
Умолчание в показаниях Данзаса в следственной комиссии в рассказах современников о посещении Данзасом дома Пушкина и утверждение факта нечаянной встречи с Данзасом на улице об’ясняется, по нашему мнению, следующими соображениями. Данзасу предстоял ответ по суду за участие в дуэли. По закону секунданты «при зачатии драк должны были приятельски искать помирить ссорящихся и ежели того не могут учинить, то немедленно по караулам послать и о таком деле об’явить». («Дуэль Пушкина… Военно-судное дело…», стр. 104). При том об’яснении, которое дал Данзас, ясно было, что Данзас, ежели бы и хотел, то не мог ни отказаться от участия в дуэли, ни помешать ей. Таким образом его вина в значительной степени смягчалась таким об’яснением. Да и в об’яснениях самого Данзаса, наряду с утверждением о случайности встречи с Пушкиным на улице, проскальзывает и заявление о том, что Пушкин остановил свой выбор (именно выбор!) не случайно на Данзасе: «Я не иначе могу пояснить намерения покойного, как тем, что, по известному мне и всем знавшим его коротко высокому благородству души его, он не хотел, возлечь в ответственность по своему собственному делу никого из соотечественников; и только тогда, когда вынужден был к тому противниками, он решился, наконец, искать меня, как товарища и друга с детства, на самоотвержение которого он имел более права считать». («Дуэль Пушкина… Военно-судное дело…». стр. 79).
<К приведенным П. Е. Щеголевым рассказам о случайной встрече с К. К. Данзасом можно присоединить версию, имеющуюся в сводке данных о дуэли Пушкина, составленной гр. М. А. Мусиной-Пушкиной: «27 между 9 1/2 и 10 ч. он пишет д’Аршиаку — потом отправляется к нему без секунданта — д’Аршиак протестует. Пушкин выходит, встречает Данзаса, офицера артиллерии, на Цепном мосту. Он бросается к нему на шею, говоря: «Тебя бог мне послал. Я об тебе думал. Садись в сани». (См. «Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», I, стр. 245). > (Прим. ред.).
74
Это последнее письмо хранится в настоящее время в Пушкинском Доме. Факсимиле его дано в «Вестнике Европы», 1887, февраль. Это письмо вместе с томом Корнуэля завернуто была Пушкиным в пакет из толстой сероватой бумаги, на котором Пушкин написал адрес. Эти строки, надо думать, — последние, им писанные. Обложка с этими строками сохранилась и находится в настоящее время также в Пушкинском Доме, куда жертвована В. А. Ляцкою.
<Последним автографом Пушкина является подпись под «реестром» долгов частным лицам, сделанная поэтом 27 января, уже раненым, «рукой, довольно твердою». Об этом писал. А. И. Тургенев брату Николаю Ивановичу 31 января 1837 г. (См. «Пушкин и его современники», в. VI, стр. 62). «Реестр» этот не сохранился.> (Прим. ред.).
75
Излагая историю самого поединка, мы основываемся на свидетельствах очевидцев — Данзаса и д’Аршиака — и ближайших современников — Жуковского и князя Вяземского. Дальнейших ссылок не делаем.
76
По позднейшим воспоминаниям Данзаса, мороза было градусов пятнадцать. В камер-фурьерском же журнале мороз, 27 января утром отмечен в два градуса.
77
Перемену пистолетов д’Аршиак считал делом неправильным и в описание поединка, которое он вручил князю Вяземскому, по этому поводу внес следующие строки: «Так как оружие, бывшее у Пушкина в руке, оказалось покрытым снегом, то он взял другое. Я мог бы сделать возражение, но знак, данный мне бароном Жоржем Геккереном, мне в этом воспрепятствовал». Данзас горячо протестовал против заявления дАршиака. «Я не могу оставить без возражения заключения г. д Аршиака, будто бы он имел право оспаривать обмен пистолета и был удержан в том знаком со стороны г. Геккерена. Обмен пистолета не мог подавать повода во время поединка ни к какому спору. По условию, каждый из противников имел право выстрелить, пистолеты были с пистонами, следовательно осечки быть не могло; снег, забившийся в дуло пистолета А.С., усилил бы только удар выстрела, а не отвратил бы его; какого знака ни со стороны г. д’Аршиака, ни со стороны Геккерена подано не было. Что до меня касается, я почитаю оскорбительным для памяти Пушкина предположение, будто он стрелял в противника своего
