Камбэк - Лили Чу

Джихун упирается, означает, что дело серьезное, и я ломаю голову над тем, как заставить его открыться. Я полагаюсь на то, что он возьмет на себя инициативу.

– Мы никогда не говорили о том, как это будет выглядеть, когда я вернусь в Торонто. – Я делаю пробный выстрел. – У нас не было разговора о будущем.

Он слегка отстраняется, и я знаю, что попала в точку.

– Ты передумал? – осторожно спрашиваю я.

Секунды ожидания едва не убивают меня.

– Нет. – Когда он наконец отвечает, уверенность в его голосе позволяет мне немного расслабиться, и стена напряжения между нами растворяется. Он поднимает глаза:

– Я беспокоился, что ты передумаешь.

Волна облегчения накрывает меня.

– Ни за что.

Он смеется и прижимается ко мне головой.

– У меня в календаре на следующий год все еще значится наш паломнический тур по Испании, – говорит он.

– Это здорово, но я бы хотела иметь и какие-нибудь более краткосрочные планы.

– Как скоро я увижу тебя снова? – спрашивает он, глядя на деревья.

Я бросаю взгляд на часы, как будто это поможет. Не помогает. Он улыбается и вытягивает руку, показывая свои Cartier на запястье.

– Я надеваю их впервые после Торонто, – говорит он.

На этот раз моя очередь испытывать восторг оттого, что мы носим парные вещи. Я быстро целую его в щеку сквозь маски.

– Планы, – напоминаю я ему.

– В ближайшее время я не смогу вернуться в Канаду, – говорит он.

– Понимаю. Будет ли с тобой все в порядке?

– Вдали от тебя?

Я пихаю его в бок достаточно мягко, чтобы он понял, что это всего лишь проявление шутливой нежности.

– Вкалывая день и ночь и пополняя свою коллекцию гостиничного мини-мыла.

Он корчит гримасу.

– Я путешествую со своим мылом. В отелях оно слишком грубое для нежной кожи поп-айдола.

– На самом деле мой вопрос был не о мыле.

– Я не знаю. – Он хмурится и поправляет шляпу. – Я уже ничего не знаю.

– Я думала, ты живешь сердцем.

Смех Джихуна неожиданно язвительный, из-за чего я удивленно хлопаю ресницами.

– Я полагаю, это работает, только если твое сердце не разделено ровно пополам. – Он качает головой. – Я буду счастлив, зная, что тебе комфортно, а чтобы чувствовать себя комфортно, тебе нужен план. Так что давай его составим.

Со стороны мы похожи на двух секретарей, продумывающих рабочий график для своих боссов. Мы обсуждаем его расписание. Планируем звонки и короткие визиты. Изучаем календарь и гастрольные планы, в которых в обозримом будущем нет дат в Северной Америке. Я рассказываю, сколько всего свалится на меня в офисе, учитывая мою цель стать партнером. Как дети, мы даже придумываем секретный знак, которым он мог бы приветствовать меня в видеочатах.

Все это как раз легко. Самый трудный разговор впереди.

– Ты думал о будущем после StarLune? – спрашиваю я. Его контракт с «Ньюлайт» рассчитан еще на четыре года.

Джихун ерзает на камне, и я сокращаю дистанцию между нами.

– Я не собираюсь продлевать контракт.

– Что?

– Я старею, – как бы между прочим замечает он. – Я не хочу разучивать хореографию, когда мне исполнится тридцать два, и не хочу разочаровывать фанатов, если буду вынужден сбавить обороты из-за возраста. Мне надоело жить по чужому расписанию. Я хочу составить свое собственное. Я хочу появляться на мероприятиях в той одежде, которую выберу сам, не подстраиваясь под стиль четырех других мужчин.

– А твоя музыка?

– Ты и музыка – это все, чего я хочу. Я бы ушел из группы сейчас, но не могу подвести ребят.

Еще несколько месяцев назад я бы сказала Джихуну, что в первую очередь надо думать о себе, но теперь не знаю, верю ли в это сама. Сила, которую он черпает из своих отношений с группой, их взаимная поддержка, поразительны.

– Ты говорил об этом с остальными?

Он отрицательно качает головой.

– Поговорю обязательно, просто я сам для себя все решил совсем недавно. Ты стала катализатором мыслей, которых я слишком боялся, а потому не позволял им всплыть на поверхность. Я не могу быть тем, кто развалит StarLune, но дни в группе превращаются в бесконечную борьбу с самим собой. Мне нужно расти. Это как зуд, который невозможно унять, и это все, о чем я могу думать.

Мы замолкаем, пока я листаю свой календарь.

– Это будет тяжело, – признаю я. – По-настоящему тяжело. Твоя жизнь выходит на новый уровень.

– Ты напугана, даже сейчас.

Я в некоторой растерянности.

– Есть о чем беспокоиться.

– Да, но я меньше волнуюсь, когда знаю, что мы делаем это вместе. Нам надо быть опорой друг для друга.

– Не знаю, получится ли у меня. – Я потираю лицо под маской. – Это самая трудная часть. У тебя есть Кит и все остальные, чтобы помочь тебе. Я тут как будто лишняя. Да я и не привыкла к этому.

Джихун разворачивает меня к себе и заглядывает в глаза:

– Чего ты на самом деле боишься, Ари? Дело в моей карьере? В расстоянии? В моей славе?

– Я боюсь, что ты уйдешь. – Я даже не могу поднять на него взгляд. – Что однажды ты проснешься, оглянешься вокруг и поймешь, что это слишком тяжело, и на этом все закончится.

Он опускает маску, снимает очки, и я вижу выражение его лица.

– Ты усердно работаешь в своей юридической конторе?

– Да.

– Я тоже много работаю. Все время, каждый день. Я не боюсь работы. Я знаю, для тебя это тяжело. Мы будем порознь, но ты не будешь одинока. Я обещаю.

Он стягивает с меня маску и, предвосхищая мой протест, прикладывает палец к моим губам.

– Вокруг никого нет, и мне нужно видеть тебя, когда я говорю эти слова. Ты стоишь того, чтобы за тебя бороться. Мы стоим того, чтобы бороться за нас. Я не могу говорить о твоих чувствах, поэтому скажу о своих. Ни с кем я не чувствую себя таким живым, как с тобой. Миллионы людей смотрят на меня, но никто не видит меня таким, каким видишь ты.

Я отваживаюсь заглянуть ему в глаза и встречаю в них непоколебимую решимость. Он сказал, что никто не видит его настоящего, и это так созвучно моим ощущениям. Он не смотрит поверх моего плеча и не возится с телефоном. Все его внимание сосредоточено на этом моменте, в котором только мы вдвоем, и все мысли его о том, какими мы можем быть вместе.

Я верю ему. Это того стоит.

– Хорошо.

Его лицо расплывается в улыбке.

– Хорошо.

Мы сидим на камне еще с минуту, измученные разговором, но слова Джихуна