Покоренная поцелуем - Донна Валентина

Глаза у нее широко раскрылись при виде Гилберта. Она, порывшись рукой у себя на поясе, вытащила ее и вскинула вверх. Лунный свет отразился от острого лезвия кинжала, украшенного драгоценными каменьями. Она была готова всадить его глубоко-глубоко в горло приближавшегося к ней норманна.

— Мария, не смей!

По какому жестокому капризу судьбы они опять должны продолжать обманывать друг друга, особенно сейчас, когда нужно было лишь сосредоточиться на одном, на гибели этого проклятого, несущегося навстречу ей норманнского рыцаря? Он хохотал, как безумец, прижавшись к шее своей лошади. Он летел к ней со всех ног. Но, как это ни странно, она не испытывала ужаса, заставлявшего обычно учащенно биться ее сердце, — нет, благодаря слуховому обману ей показалось, что она услышала голос Ротгара в ночи, и все ее существо обрадовалось и запело от счастья.

Да, это кричал Ротгар.

— Мария, не смей! Гилберт не причинит тебе вреда!

Ах, вон оно что! Она разглядывала залитую лунным светом дорогу, пытаясь увидеть там человека, которого там никак не могло быть.

— Мария!

Нет, ее глаза не обманули ее — это был он. Он летел, почти стоя в стременах на кобыле Хью, размахивая над головой мечом, издавая воинственные вопли. Расстояние между ними быстро сокращалось. Грубо выругавшись, Уолтер осадил лошадь, чтобы избежать удара меча Гилберта. Мария прижалась к луке седла, чуть не выронив из рук кинжал. Она так и не успела всадить его в горло норманну. Она пригнулась еще ниже, когда Ротгар проносился мимо них. Его меч поразил того, где промахнулся Гилберт. Рассекая со свистом воздух, меч Ротгара глубоко вошел в руку Уолтера, и он издал какой-то дикий рев, в котором отразились и его ярость, и боль, и отчаяние. Никогда прежде ей не приходилось слышать такого дикого воя. Ротгар молнией пронесся мимо, быстро сокращая расстояние между Уолтером и Филиппом. Он огрел плашмя мечом Филиппа по спине, и тот свалился на землю.

— Слезай, Мария, — крикнул Ротгар, не давая своей лошади наступить на лежавшего на земле Филиппа. — Уходи поскорее отсюда, сейчас начнется драка. Беги поскорее прочь!

— Почему ты ударил Уолтера?

С каким бы удовольствием он вонзил свой меч в руку Гилберта! Но тот продолжал сидеть в седле, с трудом переводя дыхание. Он был настороже, но не рвался к ней, вероятно, пытаясь подтвердить заверение Ротгара, что не причинит ей вреда.

Ротгару удалось развернуть лошадь.

— Поверь мне, Мария. Уолтер — твой враг!

— Уолтер? Не может…

— Ну-ка расскажи ей, как ты ударил ее брата по голове, Уолтер, и сколько ты заплатил тем наемным убийцам, которых ты подослал, к нам к хижине дровосека? Расскажи ей, как прихлебатели Филиппа грабили Лэндуолд, пытаясь бросить подозрение на его жителей, — едко поддразнивал его Ротгар.

— К тому же расскажи, как ты изнасиловал и избил эту сакскую женщину, а вину свалил на меня, — закричал Гилберт.

Дрожа всем телом, испытывая необычное смущение, она ожидала опровержения со стороны человека, которому так доверяла.

— Уолтер? Неужели это правда?

— Глупая сучка, — сказал Уолтер. — Посмотрим, понравится ли твоему идиоту-братику, если у него похитят одну из его женщин, как он украл у меня сегодня ночью Хелуит.

Неожиданный страх охватил ее; любовь и вера, которые она испытывала к нему на протяжении чуть ли ни всей своей жизни, боролись с тем, что видели ее глаза, что слышали ее уши. Она попыталась выпростать свою тунику из-под седла, чтобы сползти с крупа лошади, но Уолтеру удалось перехватить ее одежду.

Пришпорив лошадь, Гилберт начал приближаться к ним с левой стороны. Справа наседал Ротгар. Казалось, они просто хотят раздавить Уолтера между собой, но Уолтер бросил лошадь вперед, ему как-то удалось совладать с ней. Он гоготал, словно маньяк, бормоча что-то о выкупе.

— Ах, Уолтер, — прошептала она, обхватив его за талию двумя руками и прижавшись щекой к спине. Она слышала удары его предательского сердца, — раз, два, три, и с третьим ударом она вонзила свой кинжал ему в горло. Заплакав, она вся сжалась; слезы ее смешивались с горячей, солоноватой кровью Уолтера.

Гилберт пришпорил своего коня, но сакс опередил его. Схватив Марию, он посадил ее рядом с собой в седло, обнял ее, горячо прижавшись лицом к ее лицу. Лошадь Уолтера, не понимая, почему никто не удерживает ее за поводья, озабоченно ходила кругами и, подойдя к лошади Гилберта, сбросила свою ношу на землю. Нужно все же отдать должное этому гадкому саксу за его мужество в бою. Филипп все еще лежал на земле. Ротгар отлично справлялся с кобылой Хью, даже лучше, чем он, Гилберт, если принять во внимание ту слабость, которая время от времени охватывала его. Боевое искусство этого сакса сильно беспокоило его. Он хотел убить Ротгара, надеясь, что сакс не сумеет отбить его нападение верхом. Как это ни странно, но напряжение целого дня не лишило его сил, как это было прежде, голова у него была ясной, несмотря на то, что Мария не втирала ему в шею эту целебную мазь.

Развернув лошадь, он увидел их силуэты, — Ротгара и Марии на фоне ярко освещенного лунным светом неба. Они спешились, а лошадь шла за ними, выискивая в замерзшей земле траву. Он всем сердцем стремился к ней; большими неуклюжими пальцами он стирал бегущие по щекам слезы, нашептывая нежные слова.

— Выходит, ты не женат? — радостно воскликнула Мария. Она не скрывала своего восторга. — Нет, это был всего лишь хитрый трюк. Мы можем…

Гилберт пытался не прислушиваться к их беседе, желая при этом вообще закрыть глаза, чтобы их не видеть вдвоем. Она прижималась к Ротгару, ее бедра похотливо прижимались к его бедрам, ее распущенные волосы рассыпались у нее на спине, она улыбалась, глядя в его лицо.

Знакомый, на сей раз желанный розоватый туман возник опять у него перед глазами, окутывая, словно ватой, его мозг. Слава Богу, он теперь не видел подробностей, не видел, как тесно они прижимались друг к другу. Он обнимал его невесту, — она поклялась выйти за него замуж тогда, в хижине дровосека. Он все время сдерживал свое нетерпение, постоянно попадался на удочку. Она легла вместе с этим саксом по своей собственной воле! Рука его нащупала рукоятку меча. Проткнуть его, один только раз, именно сейчас, когда этот сакс думал лишь об одном оружии, о том, которое болталось у него между ног.

Гилберт покачал головой. Эта соблазнительная мысль ничего ему не принесет, кроме разочарования. Она упадет на кровоточащее тело сакса, завопит о вечной к нему любви. Ему уже приходилось наблюдать подобные сцены. Нет, лучше всего разлучить их. Если только его не будет рядом, она придет к нему. И такое ему приходилось видывать — женщины выражают всегда протест против насильного брака, против рабства, но, тем не менее, они смирялись с судьбой, и некоторым даже потом начинает все нравиться.