Шамбала. Сердце Азии - Николай Рерих

Интересно, каким путем и аппаратом будет генерал-губернатор исследовать нашу «достойность» для работы и оружия… Но «достойность» подобных властей для нас ясна без всякого особого аппарата. Откуда эти залежи невежественности? В довершение нам было указано, чтобы мы из оружейного ящика не вынули более того, нежели позволено (т. е. не вытащили бы револьверы). А ведь китайцы в Америке оскорбились бы за такое предупреждение. Как всегда, визит кончается уверениями, что нам очень помогли. Этакое лицемерие!

24 февраля.

Интересны рассказы о передвижениях китайской армии Синьцзяна. Пушку везут две лошади. На каждой из них сидит по солдату. На дуле пушки тоже сидит воин. В случае остановки лошадей, из деревни припрягают еще одну клячу. «Армия», вышедшая в составе 20 000 человек, при затрате в 6 000 000 сар, доходит до места битвы в составе около 2000. Счет армии производится по количеству шапок. Потому в случае недохватки «воинов» на арбах, на колышках выставляются фуражки. Счет конницы идет по всадникам и по коням, т. е. вдвойне. Об этой забытой провинции нигде не написано так, как оно есть на самом деле. По незнанию некоторые путешественники еще надевают смокинг, отправляясь к даотаю. Но пора сказать то, что есть на самом деле.

Пора сказать просто во имя достоинства человеческого. Можно принять «всерьез» пережитки жителей Соломоновых островов, но государство с 400 000 000 населения[438] не может быть рассматриваемо в наше время лишь с точки зрения этнографического курьеза. Следует всячески помочь истинным деятелям Китая вывести страну из трагикомического положения. Не знаем, что и как будет в дальнейшем пути, но наблюдения над неприкрашенной жизнью Синьцзяна приводят в содрогание. Синьцзян завоевали в свое время монголы, арабы, китайцы, тибетцы. Сартская спина все сносила и приносила свои салямы.

25 февраля.

Если имеете китайский правительственный почтовый перевод, то это еще не значит, что вы имеете уже деньги. Китай даже не может удовлетворить чек в 1600 мексиканских долларов. Между тем Среднеазиатский банк через Ташкент немедленно рассчитывается с вами. Друзья, не пользуйтесь китайской почтой. Письма вскрывают, и многое не доходит. А деньгу не выдают. Опять приходится передвинуть свое сознание на Соломоновы острова, и тогда более понимаете все действия синьцзянской компании. Впрочем, не будем обижать Соломоновы острова такими сравнениями.

И вот опять британский консул и его секретарь Чжу должны хлопотать, и их личным воздействием вы наконец в виде особого одолжения получите то, на что имеете обычное право. Пожелали г[осподину] Чжу встретить его в составе вашингтонского или парижского посольства [Китая]. Обменялись приветом с Гилланами. Действительно, они помогли выбраться нам из Хотана. Спросили друг друга, где теперь встретимся.

26 февраля.

Поехали. Утром пришли проститься консул Гиллан с женою. Секретарь консульства Чжу. Директор банка А. Т. Анохин. Доктор Яловенко. Семья Крыжовых. Простились. Посидели. Опять вопрос: где встретимся? Прошли кашгарскими базарами. Пошли песчаной седой дорогой. По левую руку синеет кашгарская река. Заводья, рисовые поля – рассадники лихорадки. По правую – селения, болотистые озера. Висит весенняя молочная мгла. Переход невелик. К трем часам остановились в маленьком селении Яндома.

Расстались с Цай Хань-ченом: курит опиум, водит женщин с базара и бьет слуг. Вспоминаю его два рассказа: лошадь под ним испугалась, и он свалился. За это он камнем сломал лошади ногу. Еще рассказ: орел налетел и оцарапал ему руку. Тут месть была изысканной: был положен кусок мяса, начиненный порохом при длинном фитиле. Орел, подхвативший мясо, был взорван.

Человек – вестовой, едущий впереди, – называется «дорога». Количество слов, совпадающих с русским значением, становится еще поразительнее.

Под вечер становится холодно. Снега нет. Гор не видно.

27 февраля.

Солончаки, кусты, ветлы, маленькие селения. Недлинный переход до Файзабада. Уже к половине второго на месте. Между тем в английской книге маршрутов путь от Кашгара до Файзабада разделен на три дня. Даже тихим пешим ходом и то скорее пройти. Настолько все книги, сообщающие «факты», должны быть пересмотрены. Слишком много неверных «фактов» лежит на полках библиотек и слишком много затаилось почтения к печатному слову без всякой переоценки.

Заново, заново, заново – новым сознанием и новым вмещением.

Еще кто-то уважает деньги как таковые. А вот нам сейчас принесли деревянные щепочки с нарезанными знаками и уверяют, что это подлинные деньги. И самые лучшие деньги, ибо они выпущены игроками в азартные игры. Этот авторитет, видимо, стоит очень высоко. На базарах всюду кучки, деятельно занятые игрою. Помню, в каком-то банке я слышал ожесточенное восклицание: «Я вам не щепками плачу». По здешним обычаям это замечание не было преувеличением. Щепочка коричневого цвета, вершка два длиною, и на ней рукодельные китайские знаки. Люди любят эти деньги, ибо они не рвутся.

Погашение знаков здесь производится очень просто. После изнашивания знак не принимается в казначейство, и последний собственник такого знака погашает государственный долг. Исследовали места дальнейших остановок и нашли, что места станций в книге маршрутов неверны; приходится часто соединять по два прогона, иначе и в 50 дней до Урумчи не доехать. Прислали двух солдат эскорта – сущих бандитов. Пришлось их отправить обратно.

28 февраля.

Всю ночь, до 4-х часов, при полной зеленой луне пели кругом в разных кишлаках (деревня, селение), вероятно, к месяцу барат[439]. Пели неистово, но, сглаженное расстоянием, иногда пение звучало красиво. Это пение было не [киргизское], но торгоутское. В чем же дело? Как же попали торгоуты[440] в мусульманский Файзабад? Конечно, это пленники былых войн. До сих пор они хранят свои обычаи и звенят при полной луне звонкими песнями. Разбирая народности, иногда отличите их по остаткам одежды, иногда по языку, иногда по старинным священным напевам. В ночное время звенят песни к своему краю. И где-то сердце отвечает на этот зов. Поучительно проследить конгломерат народностей, засыпанных песками пустынь.

Встали рано, в 5 часов, ибо путь длинный – 15 потаев, т. е. 150 китайских ли, т. е. 60 русских верст. Сперва – солончаки, зеленовато-седые. Потом мертвый песок, барханы, пыль стоит беспросветно. Тощий кустарник, его выдергивают на топливо и тем окончательно омертвляют пустыню, а за два перегона от Кашгара и прекрасный уголь, и чудесная нефть. Сами люди стараются по невежеству омертвить свою почву. Около мелких речек еще лежит ледок, а под солнцем уже печет, и трудно двигаться в меховых одеждах. Место стоянки – Караджулгун – маленькая серая деревня. Караван запоздал. Пьем чай из местного кумгана[441]. Для описания этого чайника не хватает черной краски. Накопляются наброски.