Сирахама - Артур Прядильщик

Увы, но до хентая жанр моей жизни опять не дотянул — участвую в каком-то галимом этти, от которого то ли нервный срыв заработать можно, то ли импотенцию!

— Неплохо… — Она наклонилась вперед и спросила у того, что все еще рвалось в бой. — Пошалим… дорогой?

Ну, да — пока про импотенцию говорить преждевременно. Кстати, сегодня ночью я хотя бы смог снять с девушки трусики… без их уничтожения.

«Твое мастерство растет, Кенчи!» — сказал бы Акисамэ.

— Да, мое мастерство растет… — пробормотал я.

Я укрыл Ренку одеялом. С огромным сожалением «огладив» напоследок взглядом красавицу, с которой у меня опять вышел облом. И красавица была не против (совсем!), и обстановка располагала…

У иллюминатора шевельнулась тень и я вздрогнул, рефлекторно отскочив.

— Все на том же уровне это твое «мастерство»! — Сказал Акисамэ. — Кенчи! У тебя потрясающая сверхчувствительность, граничащая с предвидением… и ты ею не пользуешься! Лично мне, как твоему учителю, до слез обидно и стыдно! Ты с жадностью собираешь техники и навыки… думаешь, если их станет больше, то ты станешь сильнее и сможешь надрать задницу — прости мой плохой клатчский — Асамия Рююто? Думаешь, Кэнсэй станет круче, изучив муай-тай? А я — получив какой-нибудь восьмой дан в каратэ?

Я уже справился с удивлением и поклонился:

— Добрый вечер, Акисамэ-сэнсэй. А вот ваше мастерство возросло… раньше я всегда вас чувствовал.

Акисамэ был в таком же, как у Сигурэ, комбезе и узнать его можно было только по голосу и знакомым интонациям.

— Услышать такое от ученика… — Усмехнулся Коэтсуджи. — С одной стороны, при должном уровне мнительности попахивает издевкой. А с другой стороны — мое мастерство, действительно, растет! В отличие от… — Акисамэ помолчал. — Кстати, не хочешь одеться? — Черный сверток лег рядом с рукой раскинувшейся на кровати Ренки. — Что бы там себе Сигурэ не нафантазировала, а меня твой вид ни капельки не возбуждает! А все то, что было более-менее достойно внимания, ты только что укрыл одеялом.

— За молодоженами… подглядывать… хорошо… для твоего… дзю-дзюцу? — Съязвила Сигурэ. — А если… зеленоглазой… рассказать? Ня?

— Так ведь не было ничего, Сигурэ! — Отвел взгляд Акисамэ… от него едва-едва заметно «запахло» смущением и опаской. — К тому же, Кэнсей не давал своего согласия, насколько я знаю! А я за Реночку чувствую такую же ответственность, как и он — я ее вот такусенькой на руках качал и на турник подвешивал! И вообще! Как воспитанный человек, лично я ничего такого не видел… К тому же, сохранять хладнокровие в такой обстановке — это для меня тоже было тренировкой! — Он обратился ко мне. — Кенчи, ты, я надеюсь, уже перестал обижаться? Вот, кстати, тебе тема для следующей медитации: «Оттянуть удовольствие — таки продлить его»! Очень жизненная концепция — услышал на днях от одного китайского мудреца. Подумай над этим — в сем есть мудрость тысячелетий китайского народа!

Я написал записку, чтобы девушки не волновались, и приколол ее к пробковой доске ее в кают-компании.

К борту «Красного кролика» была привязана надувная моторная лодка… Вот, получается, как они сюда добрались: последние метров сто-двести кто-то из них преодолел вплавь, а лодку потом притянул за трос.

А еще на палубе нас ждала Мисаки. Счастливая. В таком же черном комбинезоне с сеткой на лице. Две причины радужного настроения находились на бедрах — «Сабли» в фиксаторах. Радостное предвкушение волнами расходилось от девушки.

Глупенькая дракошка! Нашла, чему радоваться, чешуйчато-хвостатая! Но говорить ей об этом я не стал. «В неведении — счастье!» — тоже, если разобраться, мудрость тысячелетий.

Мы спустились в лодку, и Акисамэ, уже не скрываясь, завел мотор. Лодка рванула в сторону острова. И только спустя две минуты (оставленная мной записка была не самой лаконичной и прочесть ее быстро вряд ли получилось бы… а там еще Акисамэ со своим красным карандашом полез, а потом Сигурэ, а потом — Мисаки…) мощный прожектор ударил с катамарана, но нашарить лодку не смог.

За островом нас ждал вертолет с опознавательными знаками филиппинских ВВС. Покачивался прямо на воде! Я и не знал о таких технологиях — думал, только самолеты могут приводняться!

— Сикорски… — Объяснила Сигурэ, отрываясь на мгновение от шушуканья с Мисаки. — Си Кинг.

— Как он сюда долетел? До Филиппин больше двух тысяч кэмэ!

— Дозаправка. Научу.

Ого… Это какими же ресурсами, оказывается, ворочают мастера Редзинпаку! За одни сутки организовать сюда поездку не только Сигурэ и Акисамэ, но и обеспечить такой расходный транспорт, как вертолет с дозаправкой!

— Волнение сегодня ночью смешное… — Добавил Акисамэ. — Повезло. А так пришлось бы садиться на остров, спускаться по скалам… А потом — подниматься… а если б ты заупрямился — так еще и тебя тащить… Сплошная морока!

— Если вы не идете в Редзинпаку, Редзинпаку идет к вам…

— О! Неплохо, Кенчи-кун! — Обрадовался Акисамэ. — Я буду рекомендовать Старейшему добавить это к нашим девизам! «Справедливость во имя Луны», лоббируемая Сакаки, не прошла с перевесом в полтора голоса…

— Полтора?

— Точимару был против.

Рююто было паршиво. Можно сколько угодно считать себя хладнокровным и циничным интриганом или политиком, способным на прагматичные и жесткие действия… Но когда смачно вляпываешься в продукт жизнедеятельности… Пусть и знает об этом крайне ограниченный круг лиц…

«А ведь это — только начало… Во всех умных книгах пишут, что стоит только начать. Стоит только один раз поступить бесчестно и подло и… и — все! Ты — говно на всю оставшуюся жизнь!»

Он не без удовольствия прибил бы Сирахаму на татами. И — да — убил бы. Запросто! Но — сам! Сам! Своими руками. А не вот так — чужими!

Рююто казалось, что отец совершил ошибку. В то же время, когда отец задал этот вполне закономерный вопрос, он сам ничего вразумительного предложить не смог.

«Сынок, у нас нет выхода на Гасящих. А никакие иные специалисты не справятся! И у нас нет подобных свободных средств. И… самое главное — эти старые мудаки — они ведь тоже Асамия! Они старые пидарасы, но они — Асамия! Понимаешь, Рююто? Асамия! Во что мы превратимся, если начнем заказывать своих! В чем тогда смысл слов „Глава клана“?»

Так что — нет: не «отец совершил ошибку», а «они совершили ошибку». Оба.

О том, что Сирахаму убили, отец сказал в воскресенье вечером. Прямо так и сказал. Буднично и равнодушно:

— Сирахаму вчера убили. Ванадис. На нас даже никто не подумает — по какой-то причине Шакти сама хотела его убить… я только зря вылез… совсем в ее глазах упал.

Отец был пьян. Сильно пьян. Но это выразилось только в акцентировано-контролируемых осторожных движениях, аромате виски в кабинете и очень тщательно «спрятанной» пустой бутылке. Она была утоплена в аквариуме.

Нет, он вовсе не пытался оправдаться в глазах сына, показывая, как ему неприятно произошедшее, как он переживает… Представать в образе страдальца — это было противно самой природе Асамия. Да и любого человека с чувством собственного достоинства!

В этот момент Рююто особенно остро почувствовал, КАК же ему не хочется становиться главой клана. Вот так же глушить тошнотворный виски, пытаясь залить остатки совести… Сколько раз отец уже так делал?

— Я хочу посмотреть на запись боя, пап. — Попросил Рююто. — Если это возможно, конечно…

Отец якобы небрежным движением толкнул брусок флешки по полированной поверхности стола. Флешка застыла точно под приподнятой ладонью Рююто.

— Думаю, мамы будут рады тебя увидеть… — Отведя взгляд в сторону неуклюже намекнул Рююто.

Орочи усмехнулся и махнул рукой в сторону двери.

— Уж сам разберусь. Не парься!

Забрав флешку, Рююто осторожно прикрыл за собой дверь кабинета.

«Один к десяти» — Оценил он возможности бывшего соперника, когда заперся в своих комнатах и несколько раз очень внимательно просмотрел запись.

«Мы с отцом, действительно, совершили ошибку — надо было всего лишь набраться терпения. Сирахама с такой скоростью прогрессировал… Пять минут против Ванадис! Пять минут! И — чуть не изувечил ее! Первую ученицу Шакти!»

Вероятно, отец тоже это понял. Не мог не понять! Но — ни словом! Да и что толку ТЕПЕРЬ об этом говорить!

Когда в понедельник в институте он подошел к старосте и осведомился, где Фуриндзи (а что — официальный жених имеет полное моральное право задавать такие вопросы! Общественное мнение ему еще и пару пунктов за настойчивость накинет… после почти ежедневных побоев-то, от которых Рююто даже в институте не появлялся некоторое время!), ему стало совсем худо: «Фуриндзи болеет».

Как же — «болеет»! Оплакивает любовника! Вот, что она делает!