Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Моя мать желает поговорить с тобою. Я вот сейчас к ней иду. Пойдём вместе?
– Охотно, – сказал патрикий.
Вдова свирепого князя Игоря, став старухой, иногда целыми месяцами не покидала своих покоев в восточной башне дворца. Там она не слышала гул удалых пиров, почти каждый день затеваемых её сыном в южном крыле. Когда Святослав со своим приятелем вошёл к ней, она сидела в глубоком кресле, читая внукам послание Павла к римлянам. Старший сын Святослава, умница Ярополк, внимательно её слушал, сидя в кресле поменьше, а два других малыша – Олег и Владимир, тихо дрались, катаясь по полу. Три няньки стояли возле окна, не мешая им, а княгиня Ольга была настолько поглощена апостольским словом, что ничего иного не замечала. Приблизившись к драчунам, Святослав нагнулся, взял их за вороты, и, встряхнув легонько, поставил на ноги. Не унявшись, два карапуза снова ринулись в битву, сжимая пухлые кулачки. Отец не дал им сойтись.
– Тигрята, – сказал, смеясь, Калокир. Княгиня, нехотя прервав чтение, поглядела сперва на сына, затем – на его любимого собутыльника. Иоанн отвесил ей изящный поклон. Кивнув ему головою и опустив глаза на драчливых внуков, Ольга сурово молвила:
– Вы опять невовремя позабыли о часе смертном, друзья мои!
– И хорошо сделали, – похвалил Святослав своих сыновей, делая знак нянькам вывести княжичей из палаты, – если всё время думать о нём, жизнь станет такой, что смертный час вправду покажется избавлением.
Ярополк, Олег и Владимир сразу же удалились в сопровождении нянек. Нахмурив тонкие брови, княгиня Ольга любезным голосом предложила сыну и Калокиру присесть. Они опустились в кресла.
Цветные стёкла на окнах жалобно дребезжали под сильным ветром, принесшим снег. Но в комнате было очень тепло от большой печи, натопленной докрасна. Княгиня сидела в длинном охабне с прорехами в рукавах и без головного убора. В её красиво уложенных волосах почти совсем не было седины, хоть ей уж перевалило за шестьдесят. Она родила Святослава в тридцать семь лет. Лицо великой княгини также хранило ещё остатки надменной северной красоты, а взгляд выдавал остроту и ясность ума. Внимательно поглядев на сына, она спросила:
– Правду ли говорят, что ты облагаешь монастыри новыми поборами, Святослав?
– Монахи на этот раз тебе не соврали, – ответил князь весьма дерзко, – за их правдивость отправлю к ним зимовать варяжский отряд.
Старая княгиня не изменилась в лице. Но в её глазах появилось нечто, внушившее Калокиру желание убежать.
– О, мой драгоценный сын! Если ты не шутишь…
– Шучу, шучу! Ведь ты же прекрасно знаешь – Роксана кинется в Днепр, если узнает, что я причиняю зло христианам.
– Ты всё пытаешься, как я вижу, меня с нею примирить? – усмехнулась Ольга.
– Ты заблуждаешься. Если я люблю человека, мне глубоко наплевать, как к нему относятся остальные.
– И даже я?
– Да. И точно так же мне всё равно, что Роксана о тебе думает.
– Она говорит про меня какие-то гадости? И тебе на это плевать? Я горжусь тобою, мой сын! Спасибо тебе. Спасибо.
– Как вы похожи с нею! – воскликнул князь, стиснув подлокотники кресла, – о, мать моя! Перестань меня изводить!
Княгиня, также взбешённая, отвернулась.
– В Библии говорится чётко и ясно, что никакие монастыри не нужны ни Богу, ни людям, – попробовал Калокир погасить конфликт. Ему это удалось.
– И где это говорится? – спросила Ольга, уставившись на него, как на муху в супе.
– Евангелие от Матфея, главу не помню. Стих звучит так: «Зажегши свечу, не ставят её под кровать, но ставят на видное место, чтобы она светила всем в доме!”
– При чём здесь монастыри? – с вызовом прищурилась Ольга.
– При том, что нельзя, мне кажется, служить Богу, прячась от мира. Иисус говорил ученикам своим, что они – Свет миру. А как же можно светить, заперевшись в келье? Он говорил им также, что они – соль Земли. Можно ли быть солью, то есть спасать Землю от разложения, не прикасаясь к ней вовсе? Вряд ли.
– Монахи в монастырях постоянно молятся за людей, – запальчиво возразила мать Святослава.
– Да, только Иисус заповедал ещё и делиться верой! А вера без дел – мертва. Он велел всем рассказывать о Боге, вести людей к небесам, неистово проповедовать! Всегда, всюду! А не сидеть в четырёх стенах! Ведь это же ясно, ясно!
– Монахи и обращают. Своим примером.
– Каким примером, княгиня? Они живут не по Библии, как я только что доказал! А Библия – Слово Бога. Сказано: «Тот, кто разумеет делать добро и не делает, тому – грех!» А разве монахи не приносили бы больше добра, если бы являли примеры праведной жизни не за стенами, а на глазах у всех, на свету, открыто рассказывая о Господе?
– Ты забыл, что монастыри принимают страждущих, – наставительно подняла палец Ольга, – ещё в Писании говорится: «Кто любит мир, тот не любит Бога!»
– Да, так и есть. Но не любить мир – это значит не прятаться от него, а воевать с ним! Точнее, с его пороками, пользуясь лишь одним оружием – Словом Божиим!
– Патриарх сказал мне одиннадцать лет назад, что монастыри – это кирпичи, из коих сложен фундамент святой апостольской православной церкви, – вспомнила Ольга.
– Так православной? Или святой апостольской? – иронично повёл рукой Калокир. Княгиня с недоумением заморгала.
– Святой, апостольской, православной. Ты разве к ней не относишься?
– Сердцем – нет. Меня приписали к ней, когда я не мог против этого возразить, потому что мне ещё года не было.
– Если бы православная церковь не была истинной и благословлённой Богом, вряд ли она смогла бы так хорошо исполнять заветы Христа, – заявила Ольга.
– Например, какие? – спросил патрикий.
– Например, тот, о котором ты говорил: «Идите и обращайте!» Вот православная церковь и обращает, и крестит.
– Он не велел обращать огнём и мечом, а крестить насильно! Если бы Бог хотел навязаться, он бы послал на Землю парочку ангелов, и они бы мигом всех окрестили. Но Господь хочет, чтоб люди его любили и шли к нему добровольно. Разве любовь бывает по принуждению? Не бывает. А церковь крестит насильно.
– Насильно крестит? Кого?
– Младенцев!
– Слушай, патрикий! В Евангелии от Иоанна сказано, что не родившийся свыше от воды и Духа не попадёт в Царствие Небесное. Посему младенцев и крестят.
– Ну а в Евангелии от Матфея сказано, что Царствие Небесное уже принадлежит детям. А в первом послании апостола Петра сказано, что крещение – это обещание Богу чистой совести. Обещание! А младенец может что-нибудь обещать?
– А ты какой перевод Нового Завета читал, патрикий? – спросила Ольга.
– Латинский.
– Ясно. Скажи, а взрослый человек может обещать Богу чистую совесть?
– Он может пообещать постараться её иметь, –
