Дикое животное и человек - Бернгард Гржимек

Испанского тореро, делающего вид, что ему ежеминутно грозит смертельная опасность, здесь, по-моему, просто-напросто осмеют! Потому что делают все то же самое, что делает и он, но только без всяких помпезных выкрутас и трюкачества, а главное— без убийства. Быку протягивают красный платок, и он три, шесть, а то и двадцать раз бросается на него, стараясь забодать. Тореро остается стоять на месте, лишь перемещая платок, а бык бегает вокруг него, да так, что каждый раз задевает его боком то за спину, то за живот. А тореро может его в такой момент еще и дружески пошлепать по крупу, что он, смеясь, и делает.

К великому сожалению, и здесь, стараясь доказать, что искусство испанцев им полностью подвластно, быкам втыкают в загривок бандерильи, обернутые цветной бумажной лентой, правда, с той разницей, что здесь человек это делает спешившись, один па один с разъяренным животным, притом не отвлекая его красным платком, а если верхом — то на благородной лошади и без поводьев. Разгоряченный схваткой бык, возможно, и не ощущает особой боли от болтающихся у него на спине штырей. Но именно затем, чтобы португальцы не считали, что им следует во всем подражать испанцам в их отвратительном обращении с быками (чтобы тоже приманивать к себе в страну как можно больше туристов), нам следовало бы возить свои деньги именно на португальскую корриду, а не на испанскую.

Последний акт корриды в Португалии выглядит совсем по другому, чем в Испании. Когда бык уже совершенно измотан и не хочет больше бороться, португальский тореро становится в двух метрах от него к нему спиной, более того — опускается на колени, а бык взирает на него совершенно равнодушно. Затем тореро берет платок и шпагу и показывает, как легко и просто в такой момент заколоть обессилевшее животное: никакого особого искусства тут не требуется! Он показывает это дважды, трижды, а то и семь раз, но только имитирует, а не вонзает шпагу в быка. Восторженные молодые дамы бросают ему на арену снятую с ноги изящную туфельку на высоком каблуке, причем непременно левую, а мужчины бросают шляпы.

То, что такой вот бык отнюдь не какое-то жуткое чудище, не людоед какой-нибудь, можно понять хотя бы по тому, как он после боя, под аплодисменты публики, покидает арену. Тут только вспоминаешь, что это ведь самый обыкновенный домашний скот! Чтобы забрать быков домой, на арену выходят так называемые «forcados», или «campinos», обыкновенные пастухи из Рибатейо, знаменитого местечка, где разводят рогатый скот. На них та же самая одежда, в которой они ходят и дома, у себя в деревне, — яркие цветные курточки, короткие штаны, вязаные белые гольфы и зеленые шапочки с помпонами. Восемь или девять парней не спеша заходят на арену без всяких платков, без шпаг, просто с голыми руками, как у себя дома, на пастбище. Они миролюбиво подзывают своих питомцев. А взволнованный недавними переживаниями бык вглядывается в них пристально, узнает эти цветастые фигурки и постепенно начинает успокаиваться. Один из парней, руки в боки, смело идет навстречу быку через всю арену. Ради увеселения публики он даже подзадоривает быка. Тот действительно кидается ему навстречу, но «campinos» не увертывается от него, как это делает тореро. Он просто хватает его за рога и ложится животом на широкий лоб животного. Там он либо удерживается, либо бывает подброшен высоко в воздух, падает на спину быка и сползает сбоку на землю. В тот же момент уже двое других пастухов хватают быка за хвост, а двое или трое теснят его с обеих сторон так, чтобы он не мог обернуться.

Во время того представления, на котором мне довелось присутствовать, двух «campinos», повредивших себе ногу и захромавших, их товарищи уводили с арены под руки. Надо сказать, что эти «campinos» произвели на меня гораздо более сильное впечатление, чем тореро.

Если четвероногий герой еще не перебесился и не дает прогнать себя с арены, «campinos» поступают очень просто: они берут в руки обычный деревянный шест, держат его поперек впереди себя и теснят быка к выходу так, как проделывают это с ним на выгоне, когда его надо куда-нибудь перегнать. И бык к такому обращению явно привык. Правда, бывает, что он возмущается подобной фамильярностью, поворачивает назад и хочет наказать наглеца. Так случилось как раз возле того места, где я стоял, наблюдая за происходящим. Но «campinos» ничуть не растерялся и просто перемахнул через барьер на трибуны, вмиг очутившись рядом со мной.

Но самый надежный способ — это коровы. Да, коровы, представьте себе! Если разбушевавшийся бык так и не желает покинуть арену, туда запускают одновременно шесть или семь коров со звенящими колокольчиками на шее. Они окружают вояку со всех сторон, и поскольку стадное чувство сильнее всякого желания подраться, то вскоре наш герой уже мирно топает вслед за остальными к выходу, точно так же как у себя дома он возвращается с пастбища в свой хлев.

Глава XXVIII. Гризли истреблены, бурые — распроданы

Великий дух Маниту создал гризли раньше, чем людей

•

А Гуласс, оказывается, не умер Ухо придется пришить!

«Старичина Мозес»

•

Под Бонном отлавливали медведей для римских гладиаторов

•

Война из-за гербового медведя

•

Наполеон увез не только казну, но и медведей

•

Граждане туристы! Не превращайте медведей в попрошаек!

•

Разве нельзя заселить ими снова Альпы?

Когда Великий дух Маниту уже вдоволь настранствовался по свету, он решил заселить Землю животными. Он взял свой длинный посох, отломил нижний его конец и раскрошил в мелкие щепки, которые затем бросил в воду. Из них получились рыбы. Потом он сорвал несколько листьев с дерева, положил на ладонь и сдунул. Из них получились птицы. Среднюю часть своего посоха он разломал на крупные и мелкие куски, и они побежали, поскакали и поползли в разные стороны: из них получилось всякое зверье. Под конец у него остался в руках лишь круглый набалдашник. Великий дух поразмыслил, что бы такое из него сотворить? И наконец решил превратить его в существо, которое должно быть мощнее и умнее всех остальных. Им и стал медведь-гризли. Он сразу сделался таким сильным и агрессивным, что самому Маниту пришлось спасаться от него на вершину горы Схаста.

В те времена медведи-гризли ходили еще выпрямившись во весь рост на двух ногах, как позднее люди, а добычу свою не рвали клыками и когтями, а убивали дубинками. Так во всяком случае рассказывают индейцы племени схаста.

Великому духу так понравилось жить на обитаемой теперь Земле, что он привез с неба все свое семейство и поселился на горе Схаста. Гора эта напоминала огромный, остроконечный виг-рам, и Мониту разжигал в ней для своего семейства огонь. И точно так же как над индейскими вигвамами, над ее вершиной днем курился дымок, а по ночам плясали огненные искры.