День народного единства. Преодоление смуты - Валерий Шамбаров

Нашли выход — две подводы с приставами поехали рядом, а француз — между ними. «По дороге французы государевым людям обиды чинили, а посол их не унимал, и приставов они не слушались». В Москве де Ге стал требовать, чтобы ему подавали только французские вина, чтобы для визита к царю ему идти не пешком, а ехать в возке, а представляться государю в шляпе и при шпаге (во дворец вход с оружием был запрещен). Наконец уладили и это. И посол изложил просьбы — о беспошлинном транзите с Персией и открытии католических церквей для французских купцов. В открытии церквей отказали. А насчет транзита с радушной улыбкой развели руками — мол, помилуйте, да мы и сами продадим вам шелк так дешево, что вам не понадобится ни в какую Персию ехать! О том же отписали Людовику XIII и выпроводили наглеца. Это было одно из немногих дипломатических поражений Ришелье, недооценившего партнеров.

Москва активно продолжала и восточную дипломатию. Прочными оставались связи со Средней Азией. В Хорезме завершились междоусобицы между «узбекской» и «туркменской» партиями. Победила вторая, посадившая на престол хана Асфендиара, и он, вслед за Бухарой, стал налаживать связи с Россией. Русские тоже были в Средней Азии нередкими гостями. В упоминавшейся в прошлой главе «Книге Большому чертежу» приводятся описания здешних краев вплоть до Ташкента, сведения о местных народах.

Ежегодно присылали посольства к царю северокавказские князья — в основном для того, чтобы получить подарки. Впрочем, недорогие — сабли, красивые халаты, шапки. Но для дагестанских или кабардинских князей главное было — почет и честь. Вернувшись домой, показать сородичам, что их принял государь, что он их ценит и уважает. А Россия тем самым поддерживала стабильность на кавказской границе, остававшейся весьма беспокойной. В 1629 г. опять началась борьба за старшинство между князьями Кабарды, и крымский хан решил посадить своего претендента, чтобы получить контроль над стратегически важным Дарьяльским ущельем. Явился с войском, но кончилось это тем же, что и прошлые попытки. Москва заявила протест, и татарам пришлось уйти ни с чем.

Зато с Доном отношения испортились окончательно. Несмотря на запреты, походы казаков не прекращались. И при очередном проезде посла Кантакузина из Стамбула в Москву его опять задержали и «бесчестили». Он нажаловался, патриарх осерчал и 60 донцов, бывших в столице, арестовал и отправил в ссылку. Послу Савину, который вместе с Кантакузином поехал к султану, было велено объявить казакам, что, пока они не исправятся, жалованья им больше не будет. А для наведения порядка и формирования из донцов войска для войны с Польшей с дипломатами послали воеводу Ивана Карамышева с отрядом. Выбор, надо сказать, оказался неудачным. Это был тот самый Карамышев, который в 1612 г. вместе с казаками оборонял Волоколамск, плохо себя проявил и поссорился с ними.

У воеводы было всего 700 человек, но один из арестованных донцов сбежал и начал распространять слухи, будто Карамышев идет «атаманов и казаков всех повешать и казнить». Донское казачество война с Польшей вообще не устраивала, ведь им при этом пришлось бы столкнуться с собственными товарищами по морским рейдам — запорожцами. Снова возникла и стала будироваться версия, будто их хотят подчинить «турецким пашам». Казаки возмутились. Послов вызвали на круг, заслушали грамоты, разбушевались, и Карамышева изрубили саблями и утопили. Правда, дипломатов не тронули и проводили в Азов. Не взяли даже большую сумму денег, которую привез Карамышев (чтобы платить жалованье формируемой армии). Но реакция Москвы была жесткой. Станицу, привезшую весьма наивные объяснения об «уважительных причинах» убийства воеводы, атамана Васильева с 70 казаками, взяли под стражу и разослали по разным городам.

Донцам это показалось обидно. Созвали в Раздорах общий круг, хаяли атамана Фролова, почему он вместе с Карамышевым не разрешил побить и послов, — мол, какая разница с точки зрения последствий? Шумели, митинговали, накручивая сами себя слухами, что царь теперь соединится против них «с крымским и турским» государями. И приняли решение, если на них пришлют рать, объединиться с запорожцами и отбиваться, «Дон нам без крови не покидать». Или «пойдем к Черкассам в Запороги, они нас не выдадут». Рать на них Филарет посылать не стал, но и выплату жалованья прекратил. Впрочем, они у турок захватывали больше. В 1629 г. произошел набег на Стамбул. Часть казачьей эскадры орудовала у входа в гавань, а 12 лодок прорвались в Босфор. Их прижали 14 турецких галер. Тогда казаки пристали к берегу, закрылись в греческом монастыре и отстреливались. Их товарищи, услышав шум боя, подошли на 50 челнах, захватили абордажем и сожгли 2 галеры, высадили десант и выручили осажденных. После чего убрались, увозя большую добычу.

Однако ожидавшаяся польско-турецкая война так и не началась. Все планы смешали события на Кавказе. Несмотря на дружбу с Москвой, шах Аббас с непокорностью горцев так и не смирился и затеял новый комбинированный удар на Грузию и Северный Кавказ. Ворвался во главе армии в Самынскую долину Южного Дагестана, захватил и разрушил селение Ахты… И в разгар похода шах умер. Предприятие скомкалось, войско отступило. На престол взошел сын Аббаса Сефи I. Но смена правителя сразу вылилась в смуты. Произошел мятеж в Гиляни, в Лахиджане и Реште начались погромы домов чиновников и знати. Примкнули кызылбашские сепаратисты. Предводителем восстания стал Адиль-шах.

Мурад IV соблазнился столь удобным моментом и бросил армию не на запад, а на восток. Но Сефи оказался правителем не менее решительным и воинственным, чем отец. Мятежников он быстро разгромил, укротив их жестокими репрессиями. Пойманного Адиль-шаха собственноручно расстрелял из лука и повернул войска против Порты. В результате турки опять прочно завязли в Закавказье и Месопотамии. В 1630 г. они потерпели сокрушительное поражение под Багдадом. И Сефи чувствовал себя настолько уверенно, что даже снял часть сил с турецкого фронта, реанимировав проект покорения Северного Кавказа. Причем горячий и молодой шах, в отличие от отца, готов был ради этого даже пойти на конфликт с Россией. Планы вынашивались грандиозные — построить иранские крепости на Сунже, Тереке, Елецком городище. Для этого в Дагестан была послана тысяча солдат, а наготове стягивалась армия в 40 тыс. — чтобы занять эти крепости и в случае вмешательства русских отстоять новую границу.

Кроме того, шах переманил на свою сторону мятежного крымского царевича Шагин-Гирея, внушив ему нажать на кабардинских и дагестанских князей и вовлечь их в персидское подданство. Но тут уж обеспокоились султан и крымский хан — овладение Дарьяльским проходом давало слишком большие выгоды для войны в Закавказье, уступать такую позицию противнику было нельзя. И их эмиссары с отрядами тоже появились у кабардинцев. В общем узелок завязался еще тот! Но решающей оказалась позиция горских народов. Едва возникла угроза покорения персами, они дружно приняли сторону России. Тарковский шамхал Ильдар людей для строительства крепостей не дал, заявив, что «земля тут государева, а не шахская». Точно так же отреагировали уцмий Кайтага, Аварский хан, Эндереевский правитель, кабардинские князья.

И если недавно Эндереевского Султан-Махмуда пришлось замирять оружием, то теперь он прислал сына Айдемира в Терский городок, чтобы договориться о совместной войне против Шагин-Гирея. О готовности выступить сообщил воеводе и Аварский хан. Узнав, что против него собираются объединенные силы русских и горцев, Шагин-Гирей предпочел с ними не связываться и убрался. И Сефи вынужден был отложить проекты экспансии на север. А крымского хана и турецких эмиссаров Москва осадила дипломатическими мерами. И итогом несостоявшегося конфликта стало лишь дальнейшее сближение кавказских народов с русскими. Кайтагский уцмий Рустам-хан направил к царю посла Шамая с просьбой принять его землю в подданство, за что хотел получить право свободной торговли с Россией. И вскоре в селении Башлу Рустам подписал соответствующий договор. А за ним в Терский городок прислали делегации с подтверждением подданства темиргоевцы и абазины.

На турок продолжали сыпаться казачьи удары. В 1630 г. запорожцы вместе с донцами подступали к Азову и Керчи. Взять не смогли, но Крым разорили основательно. А Сигизмунд III по-прежнему делал глупости. Терпел поражения от шведов в Лифляндии, но разбрасывал силы, помогая императору разбить венгров. Избавился от угрозы турецкого вторжения, но сам напал на Молдавию. Войну провел успешно, молдавский господарь Кантемир попал в плен и признал зависимость от Варшавы, однако султана это чрезвычайно разозлило, и примирение с Портой стало невозможно. А главное, король и паны усиливали давление на казаков — хотя в войнах с молдаванами и венграми они, собственно, были ударной силой. Униатские митрополиты пользовались абсолютной поддержкой правительства и сейма. И хотя эти митрополиты менялись (Ипатий Полей, Михаил Рогоза, Кирилл Терлецкий, Иосаф Кунцевич), притеснения православных не прекращались ни на год, превратившись в настоящую «государственную программу», причем приоритетную по отношению к прочим задачам внутренней и внешней политики. А магнаты осваивали раздаренные им или приобретенные самозахватом украинские земли, для чего требовались работники. И паны нажимали на выполнение Кураковского договора об оставлении в реестре лишь б тыс. казаков с переводом остальных в «хлопы».