Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - Ирвинг Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В полдень они сидели на пляже, а вечерами работали вместе над текстом «Тридцати лет». Но Джесси обнаружила, что самым оживленным было время около четырех часов, когда Мейли подавала чай на веранду, откуда виднелась дорога. Том получал ведущие газеты Нью-Йорка, Бостона, Вашингтона, Сент-Луиса и Чарлстона, их доставляли в коттедж. Он внимательно следил за взлетом новой республиканской партии, возникшей год назад в Висконсине и распространившейся по стране как степной пожар, вбирая в себя бывших вигов, чья партия распалась, а также большую часть северных демократов, которые возмущались тем, как Франклин Пирс превратил демократическую партию в защитницу интересов южных рабовладельцев.
— Почему тебя так раздражают республиканцы, отец? — спросила Джесси. — Наше правительство построено на двухпартийной основе, и всем известно, что виги полностью дезорганизованы.
— Конечно, конечно, — гудел Том, чей голос вопреки возрасту не ослаб. — Нам нужна партия, но она должна быть национальной по характеру, а не географической, фракционной. Республиканцы станут сугубо северной партией, убежденной партией противников рабства…
— Странно слышать такое от убежденного противника рабства, как ты, папа.
— …что столкнет Север и Юг лоб в лоб. Как только раскол станет политическим, а также географическим, ничто не предотвратит гражданскую войну.
Джесси налила отцу третью чашку, но чай остыл, и Том, сделав всего лишь один глоток, поставил чашку на место. Джесси тщательно подумала, прежде чем начать говорить:
— Войну вызовет вопрос о рабстве, папа, а не образование новой партии.
— Опять согласен с тобой, Джесси, но, ты знаешь, я всю жизнь надеялся уладить вопрос о рабстве без насилия и кровопролития. Республиканцы так обострят вопрос, что, если они выиграют выборы 1856 года, Юг отколется от Союза.
Он поднялся, ощутив прохладу после захода солнца, и направился к своей комнате, склонив голову на грудь. Подойдя к двери, он повернулся и отрешенно сказал:
— Ой, Джесси, наступают тяжелые времена. Я надеюсь лишь на то, что республиканская партия умрет так же быстро, как родилась.
— Откровенно говоря, отец, — сказала вдруг Джесси, — я не согласна с твоими рассуждениями. Ты прекрасно знаешь, что в демократической партии правят бал южные политики. Они никогда не выдвинут того, кто был бы против рабства, или того, кто не станет бороться за расширение рабства.
— В таком случае мы, убежденные демократы, должны восстановить наш контроль над партией. Мы не должны сжигать амбар только ради того, чтобы избавиться от крыс.
Джесси улыбнулась, подумав, насколько тонка политическая фраза.
— Не думаю, чтобы республиканцы выступали в роли поджигателей амбаров, отец; если они выдвинут действительного борца против рабства, то, я думаю, Джон проголосует за него.
В августе нанес визит С. Н. Карвальо с подарком для Джесси — экземпляром только что отпечатанной книги о его походе с пятой экспедицией полковника Фремонта. Карвальо, первый фотограф, сопровождавший трансконтинентальную экспедицию, сделал много великолепных, выразительных снимков. Он принял приглашение на ланч, после которого разговор перешел на политику.
— Разве вы не знаете, миссис Фремонт, — спросил Карвальо, — что члены пятой экспедиции уже выбрали своего кандидата в президенты?
— Действительно, кто же этот несчастный?
— Полковник Фремонт.
— Полковник Фремонт?! — воскликнула она в изумлении. — Как же это случилось?
— Очень просто. Мы встали лагерем в Салин-Форке на реке Канзас, ожидая полковника, который должен был присоединиться к нам, подлечив свою ногу в Сент-Луисе. Как-то вечером, поедая вокруг костра бифштексы из бизонов, мы задались вопросом, кто должен стать следующим президентом, и мне вдруг пришла в голову мысль: полковник Фремонт! И я тут же его и предложил.
Заинтересовавшись, Джесси спросила:
— И как было принято предложение?
— Аплодисментами! Каждый в лагере считал его своим фаворитом.
В этот вечер она допоздна читала книгу Карвальо, и ее глубоко тронуло высказанное в ней уважение к Джону:
«При всех превратностях, страданиях и волнениях в походе, когда раскрывается подлинный характер человека, полковник Фремонт никогда не забывал, что он — джентльмен; без ругани, без возмущения… спокойно и сдержанно он отдавал приказы, и они неукоснительно выполнялись. Ему всегда оказывалось величайшее уважение и почет, хотя он никогда этого сам не требовал. Его сдержанное, образцовое поведение побуждало нас к такому же уважению, с каким относились к нам, и нам доставляло удовольствие отвечать взаимностью».
В начале сентября Том Бентон возвратился в Вашингтон на открывавшиеся в столице гастроли Национального театра. Через десять дней Джесси получила от Джона телеграмму, уведомлявшую о том, что он благополучно вернулся в Нью-Йорк и задержится там только по самым неотложным делам.
Спустя четыре месяца после отъезда мужа в Калифорнию она увидела его торопливо шагающим по дороге. Она сидела на передней веранде с детьми за чаем. Джон остановился на минуту, словно хотел получше разглядеть сцену, а затем поспешил к ней. С нижних ступенек он сказал:
— На вас так приятно смотреть; мне захотелось полюбоваться этой картиной, чтобы навсегда ее запомнить.
Лили и Чарли выскочили из кресел и бросились навстречу ему. Джесси заметила, что в его поведении было что-то необычное, нечто, примешивавшееся к его радости и волнению по случаю возвращения домой, в семью. В глазах сверкала искорка, а губы выдавали желание рассмеяться. Довольный, он, усевшись в кресло, отвечал на торопливые вопросы детей и перемежал рассказ о поездке с описанием положения дел в Марипозе.
Было почти пять часов дня, когда они закончили чаепитие. Лили и Чарли убежали на лужайку, обращенную к океану, поиграть в песке. Слова, которых Джесси ждала почти час, наконец сорвались с его губ:
— Не накинешь ли шаль, чтобы пройтись со мной по пляжу? Мы могли бы прогуляться к маяку.
_/5/_Они покинули дом через заднюю дверь.
Сначала шли по сухому песку, но идти было неудобно, потом спустились к линии прибоя и зашагали по плотному песку, намоченному откатившимся приливом. Их головы не были прикрыты, и морской бриз раздувал их волосы. Джесси ласково взяла его руку, прижалась к нему; она чувствовала, что его голова полна мыслей, но не торопила его высказать их. Дорога вдоль пляжа делала резкий поворот, и теперь солнце стало бить им прямо в лицо. Он выбрал этот момент, чтобы начать разговор.
— Джесси, — прошептал он, — мне предложили выставить свою кандидатуру на пост президента.
Она остановилась, тут же почувствовав через подошвы туфель сырой холод песка.
— Именно это сказал Карвальо!
— Карвальо?
— Да, он был здесь на днях и принес экземпляр своей книги. Он рассказал мне, что члены твоей экспедиции выдвинули твою кандидатуру во время лагерной стоянки на реке Канзас.
— Это второе выдвижение, более официальное. Я только что вернулся с совещания в гостинице «Сент-Николас», в котором участвовали признанные лидеры демократической партии. Они настойчиво просили меня согласиться на выдвижение моей кандидатуры, уверяли, что мы можем выиграть выборы.
Импульсивно она обняла мужа за шею. Когда же освободила его, ее глаза блестели от радости и благодарности.
— Хотела бы ты стать первой леди, Джесси? — нежно спросил он. — Ты была бы самой очаровательной хозяйкой Белого дома со времени Долли Медисон.
— Конечно, меня восхищает такая возможность! — воскликнула она. — Какая бы женщина отказалась? Я даже осмелюсь думать, что смогу успешно сыграть роль хозяйки. Я наблюдала за тем, как Белый дом превратился из промозглого, сырого домика на болоте, когда президент был вынужден сам оплачивать отопление и свет, в прекрасный особняк, каким мы видим его сегодня. Во время восьмилетнего пребывания в нем Джэксона[13] мы проводили там семейные обеды и, играя, бегали по комнатам. Когда был избран Ван-Бюрен,[14] я регулярно ходила на приемы по случаю дня рождения его сына и на первые организованные им танцы. Нэнси Полк была моей подружкой все годы пребывания ее мужа на посту сенатора, а когда она переехала в Белый дом, мы посещали ее, как если бы она оставалась в своем доме.
Джон взглянул на ее оживленное лицо, а затем сказал:
— Нам не везло с первыми леди: бедную Рейчэл Джэксон свела в могилу клеветническая кампания, развернутая Генри Клеем в 1828 году. Она так и не стала хозяйкой Белого дома. Миссис Ван-Бюрен была настолько сухой и церемонной, что Белый дом перестал быть «домом народа», как называл его Джэксон. Нэнси Полк была приятной первой леди, а бедная жена Франклина Пирса была душевнобольной и никогда никого не принимала. Самое время для нас иметь первую леди, которая могла бы выполнять работу Энн Ройяль. Ты сделала бы многое для женщин страны, Джесси: могла бы бороться за их права, оказала бы помощь в их развитии, претворила бы в жизнь современные идеи о месте женщины в обществе.