Король в изгнании - Джеймс Гарднер

Похоже, это помогло – мгновение спустя она обхватила своей тонкой коричневой лапкой мою руку.

– Спасибо, Тилу, – пробормотала она, прежде чем солдаты в очередной раз не заткнули ей рот своим «Джуш!».

Мы свернули в боковой коридор и направились по пандусу на третий этаж. Там находился королевский лазарет, где я провел свой последний год на Трояне. По мере того как мы поднимались, запах сгоревшего балрога начал вытесняться запахом мандазарской крови. Судя по нему, лазарет продолжал работать, пропуская через себя огромное количество больных и раненых.

Наверху пандуса нас остановила самка средних лет, ругая солдат за то, что они привели грязных хуманов на территорию госпиталя – мол, вы что, хотите заразить тут все инопланетными микробами? Нашему капралу потребовалось секунд тридцать, чтобы прервать ее тираду:

– Извините, доктор… извините, доктор… нам срочно нужно видеть Гашван.

– …

– Но, доктор… но, доктор… но, доктор… Я глубоко вздохнул и шагнул вперед.

– Тишподин ридд ха ваалистин пим, – сказал я, с трудом подавляя смущение от подобного бахвальства. «Я – маленький безгрешный отец». – Гашван химай-джа, шика мо. – «С вашего позволения нам нужно видеть Гашван».

Самка рассерженно повернулась ко мне. Она впервые отчетливо увидела меня – единственным источником света был фонарь капрала, а я до этого стоял в тени. На мгновение мне показалось, что доктор сейчас снова начнет кричать о грязных хуманах – разносчиках заразы, но глаза ее широко раскрылись, и вибриссы вздрогнули.

– Тилу, – прошептала она.

По всему коридору послышались ошеломленные вздохи мандазаров. Я и сам едва не задохнулся от удивления. Одно дело, когда молодежь с Целестии по ошибке называла меня «ваше величество», но этой самке не стоило ошибаться. Я не был королевой, я был принцем-консортом. Называть меня «Тилу» означало примерно то же самое, что падать ниц перед королевским водопроводчиком.

– Прошу вас, – сказал я ей, судорожно пытаясь придумать, как бы сказать ей, что она не права, и при этом не обидеть. Но самка неправильно истолковала мое секундное колебание.

– Да, Тилу, – ответила она, все еще подрагивая вибриссами. – Одну минуту, Тилу. – Она метнулась в соседнюю комнату.

– Гм, – сказал я остальным. – Простите.

– Не извиняйся, Тилу, – прошептала Советница.

– Не стоит в самом деле меня так называть, – сказал я ей. – Так обращаются только к королевам.

– И к тебе, – не раздумывая, ответила она.

– Джуш, – пробормотал один из солдат. Однако голос его не звучал столь же уверенно, как прежде. Возможно, он думал, не грозят ли ему неприятности за подобное обращение с супругом королевы. В каком-то отношении это даже казалось забавным – чер-нопогонники собирались перебить нас всех, а эти ребята боялись, что я могу повысить на них голос.

– Все в порядке, – сказал я им по-мандазарски. – Никто на вас не будет сердиться.

– Йорк! Мне будет куда приятнее, если ты будешь пользоваться понятным мне языком.

Адмирал держала свой станнер нацеленным не совсем на меня, но и не совсем в сторону. (Солдаты не пытались отобрать у нее оружие – к счастью для них.) Но меня обеспокоил не столько станнер, сколько ее голос – жесткий и ледяной. Фестина злилась на меня, причем всерьез. Она видела, как я включил якорь, а потом разбил его, и думала, что я ее предал. Хуже всего, что я мог совершить подобное лишь в том случае, если был в сговоре с Проуп.

Видимо, это и разозлило Фестину больше всего. Она могла простить мне всевозможные недосмотры и глупости, но только не сотрудничество с капитаном «Палисандра».

Гм…

Из лазарета, шаркая ногами, вышла пожилая самка, настолько старая, что ее коричневый панцирь потемнел почти дочерна. Каждый шаг, похоже, давался ей с усилием: она изредка стонала и из ее носа вырывалось тяжелое дыхание.

Конечно, ее нос – я вспомнил! У доктора Гашван вдоль всего носа тянулся страшный шрам, словно кто-то когда-то воткнул ей нож в ноздрю и протащил до самой щеки. Это была старая рана времен ее молодости; но даже сейчас, в тусклом свете фонаря, уродливая отметина бросалась в глаза.

Стоявшая рядом со мной Фестина подняла руку к лицу.

– Гашван.

Флебон поклонился, но старая самка не обратила на него внимания. Она прошла мимо всех и остановилась передо мной.

– Эдвард Йорк, – проворковала она по-английски. – Мой единственный сын.

Наклонившись, она ткнулась носом мне в губы.

Глава 38

УЗНАЮ СТРАШНУЮ ПРАВДУ

Поцелуй был почти в точности таким же, как и поцелуй Советницы тогда на Целестии, – человеческий жест в изображении инопланетянина. От удивления я даже лишился дара речи, но Фестина сама задала вопрос, вертевшийся у меня на языке:

– Сын? Что значит… сын?

– Он – мое дитя. – Глаза Гашван блестели. – Я его сделала.

– Вы? – уточнила Фестина. – Вы были генным инженером?

Гашван подняла морщинистую лапку и мягко погладила меня по щеке. Если бы я не был прикован к месту от ужаса, я бы отпрянул.

Отец никогда не рассказывал, кто создал Сэм и меня, но это имело смысл, только если он прибег к помощи кого-то с Трояна. Тамошние врачи считались лучшими в галактике, и медицинские учреждения мандазаров могли не обращать внимания на законы Технократии, ограничивавшие вмешательство в генетический код.

Много лет спустя, когда Сэм потребовался врач для Невинности и меня, она, вероятно, отнюдь не случайно направилась прямо к Гашван.

– Ты прекрасно получился, – промурлыкала Гашван. Она взяла в лапы мой подбородок и наклонила мою голову из стороны в сторону, любуясь своей работой. – Все до сих пор отлично, верно, малыш?

– Угу, – пробормотал я.

Она улыбнулась.

– Ты такой же, как и твой отец, когда я с ним познакомилась. Такая же внешность. Такая же осанка.

Я быстро посчитал в уме. Моему отцу сейчас был сто двадцать один год, и он до сих пор пребывал в добром здравии благодаря «таблеткам молодости». Когда из пробирки появились Сэм и я, он перешагнул шестидесятилетний рубеж. Впервые он побывал с миссией на Трояне за тридцать лет до этого – видимо, именно тогда и познакомился с Гашван. Мандазарские врачи обожали изучать инопланетян.

– Ну что ж. – Гашван все еще пристально глядела на меня. – Я горжусь тем, каким ты стал. Ты выглядишь весьма представительно… для человека.

– Но вы кое в чем ошиблись, – не выдержал я. – Я дурак. Мой мозг не работает так, как надо.

– Твой мозг работает в полном соответствии со спецификацией, – ответила она. – Согласна, это было не вполне честно, но твой отец обещал, что у тебя будет прекрасная жизнь и тебя воспитают так, что ты никогда не будешь знать, что чем-то отличаешься от других. Это единственная причина, по которой я не стала возражать, когда Александр попросил сделать тебя таким, какой ты есть.