Смерть под старой ивой - Николай Иванович Леонов

– С негодованием.

– Да, глупо думать, что кто-то, узнав о его ангельской жизни, разочаровался и пришел в ярость. Тогда остается одна версия: личная неприязнь. Или месть.

Орлов кивнул:

– Склонен с тобой согласиться. У меня тоже ни одной версии, кроме этой. Правда, ведь тогда получается нечто странное. Если прикинуть географию происшедшего, характер событий, фигурантов, то надо признать, что у них нет ничего общего.

– За исключением того, что все эти события во взаимосвязи принесли колоссальный доход кому-то и разорили контору Арутюнова.

– Кстати, не до конца, – заметил генерал, – контора и без Арутюнова, видишь ли, жива. В ней сейчас орудует нотариус с каким-то шустрым типчиком, доверительным управляющим. Из перечня системообразующих, правда, со скандалом их вышибли, причем под давлением общественности. Однако, и это строго между нами, дела-то идут, и неплохо. Глядишь, что дельное науправляют, и с банкротством придется повременить. Поправятся. И что характерно, теперь, когда Арутюнова нет, никто не делает странных ставок, все идет тихо-мирно.

– Получается, что все эти временные и финансовые затраты на то, чтобы создать условия для гарантированного результата события, были напрасными.

– Да, получается, так.

– Но, с другой стороны…

– Что?

– Да вот сейчас до меня дошло. Господин генерал, а ведь не особо-то потрачено денег на эти все анти-арутюновские диверсии.

– Поясни.

– Так, а на что потратились злоумышленники? Положим, дубликат телефонного номера. Мы справлялись у экспертов, они утверждают, что, по сути, траты копеечные, двадцать долларов на оборудование. Ну, допустим, звонки, даже межгород, международные – сейчас они тоже не особо разорительные. Предположим, билеты в Уфу – тоже ерунда, особенно если заблаговременно заказывать, а эти ребята еще те перспективные планировщики. В целом-то компания не особо потратилась.

– Компания? – помолчав, переспросил Орлов.

– Компания, – озадаченно повторил Гуров, – или вы по-другому считаете?

Орлов постучал по папке пальцами, потом карандашом, потом вообще отодвинул ее и с нею как бы и сомнения. Говорил он уверенно, как о бесспорном:

– Мой профессиональный и жизненный опыт противится тезису о том, что к конкретному человеку – заметьте, господин полковник! – внешне безупречному, испытывает личную неприязнь целый коллектив. Личная неприязнь – это вообще-то дело одного. Ведь перед нами не сверхзлодей, Гитлер или Наполеон. К тому же неприязнь – категория бытового характера, она проявляется, как показывает практика, спонтанно, в основном на кухнях, под влиянием сорока градусов и более. Ты не хуже меня знаешь типичный портрет того, кто наворотил что-то «из личной неприязни».

– Да помню уж. Низкий уровень образования, низкая самооценка, низкий социальный статус. Вы правы, что-то не вяжется в нашей версии.

– Вот-вот. Неприязнь, стало быть, побоку. А вот месть – совсем другое дело. Это надо обмозговать.

Орлов задумался, помешивая ложечкой в пустой чашке. Верочка давно подалась к семейному очагу, некому было проследить за полнотой чайника.

– Месть, Лева, как говорили в старых фильмах, блюдо, которое подают холодным. Преступление, совершаемое из мести, обдумывается, вынашивается, оно сиюминутно никогда не совершается. Даже самый никудышный двоечник, люмпен-пролетариат и тот начинает мыслить. Двух слов в обычной жизни связать не может, зато как подбирает время, место, способ, орудия, как ювелирно придумывает, как подозрения отвести от себя, а еще лучше – подставить другого. И еще – мститель всегда четко знает, что хочет. Не бывает мести по неосторожности или по недомыслию.

– Все так, но тогда в картину преступления не вписываются классические характеристики мстителя: низкий интеллект, отсутствие посягательств на жизнь кого-то, кроме обидчика. У нас, напротив, абсолютно рассудочная модель поведения, хождение по головам и отменные способности к систематическому мышлению, анализу.

Орлов вздохнул:

– Эх, Лева-Лева. Люди – единственные из всех живых существ, которые эволюционируют в худшую сторону. Вот и преступник. Он уже не таков, каким его описывали в моих учебниках и даже в твоих, он гораздо хуже. Конечно, никто не отменял законы стаи и прочие коллективные ужасы. Однако лично мне ясно, что действовал ОДИН человек, совершивший все эти действия из мотива именно МЕСТИ, желавший вполне определенного исхода: создать такие условия, чтобы Арутюнов сам себе в рот выстрелил.

– Доведение до самоубийства?

– Что ты. Это слишком грубо для него. Склонение, Лева, склонение к самоубийству. Доведение до самоубийства – более честный способ сведения счетов с человеком. Преступник принимает участие в процессе доведения до самоубийства, издевается, избивает, оскорбляет, словом, прикладывает к делу руки, совершает активные действия. Сам, своими силами создает ситуацию, когда у жертвы не остается выбора, формирует ситуацию тупика, где смерть – единственный выход из ситуации. А вот склонение. Это по-умному и по-подлому. Трудно доказать, что именно благодаря действиям преступника жертва идет на смерть. Ты сам вспомни записку: «Я добровольно». Поди докажи.

– Да, если учитывать линию поведения преступника, то линия эта подлая и грязная. Но подлость и грязь – понятия не из Уголовного кодекса, а все остальное, увы, это не более чем наши с вами мысли, – согласился Гуров. – А доказательств… нет их.

– Доказательств, которые можно как-то привязать к деяниям преступника, нет. Больше никто не ставит огромные суммы на странные события в конторе покойного Арутюнова.

– В самом деле так.

– И все, что можно считать доказанным, – это добровольное самоубийство Арутюнова?

– Да.

Орлов снова вздохнул:

– Что-то я расклеился. В целом будем отталкиваться от фактов. Я докладываю о самоубийстве вследствие затяжной депрессии, вызванной неудачами в бизнесе. Документы приложим из Туапсе. Ты напиши, что да как – без деталей, которые не нужны. Смекаешь?

– Само собой, – кивнул полковник.

– А остальное придется считать не более чем любопытным стечением обстоятельств. Пока, по крайней мере.

– Случайностями? – эхом отозвался Гуров.

– Да. Неучтенными закономерностями.

Уже собираясь уходить, Лев Иванович все-таки задал волнующий его вопрос:

– А вы уверены, что дело о самоубийстве Арутюнова закончилось и дальше не будет его продолжения?

– Ладно, Лева, все возвращайтесь к реальной работе. Будет труп – понадобятся и орлы, а сейчас нечего множить сущности без необходимости.

Часть вторая

Глава 1. Бывает ли пусто свято место

Неизвестно, что бы случилось, если бы именно сегодня он решил нарушить ежедневный ритуал просматривания новостей и не взглянуть на них. Вообще, новости, как и иные формы убийства дефицитного времени, он не жаловал, ограничивался штудированием спортивных ресурсов. Однако в последнее время реальность несколько изменилась. В связи с эпидемией приходилось все чаще просматривать не только профильные, но и банальные информационные ленты, в том числе желтые.

Необходимость постоянно отфильтровывать получаемые данные, из которых большинство оказывалось мусорными, раздражала и утомляла. Впрочем, из любого источника при правильном подходе можно пить,