Смерть под старой ивой - Николай Иванович Леонов

Вдруг Сергеич сказал:

– О, смотри, что творит, стерва.

Проследив, куда показывает новый знакомый, Стас убедился, что речь идет о блондинке, что на трибуне за воротами. Ее одиночество уже нарушил Хортов. Странно, что он, такой красивый и обаятельный, до сих пор не сидит, нашептывая в девичье ушко милые глупости, а все торчит, как лакей типа «кушать подано», склонившись в угодливой позе, держа неврученный букет.

Сергеич с осуждением покачал головой и поцокал:

– Вот есть ли совесть у этих человекообразных? Наворотила дел и приперлась, как будто так и надо. Сидит, слезы глотает – и одновременно хахалей принимает.

– А это кто?

– Это? Лизка.

– Что, та самая? – с придыханием осведомился Мартынов.

– Нет, та в больнице. А эта вон, восседает. Истеричка. – И прибавил непечатно.

Информации становилось все больше, но ясности не прибавлялось.

– Ну, я смотрю, у вас тут весело, – добродушно, тоном рубахи-парня заметил Стас. – Только ведь я тут человек-то новый. Я и телик-то не стал смотреть, когда три-ноль стало, с «крылышками»…

– А, понял тебя, понял, – кивнул Сергеич. – И это правильно. Да, это Лизка Капустина, вратарь.

– Так почему она там, а не в воротах?

– Как это почему, нельзя ей уже. Ей бы на соседней койке со второй Лизкой на сохранении лежать, а она все таскается сюда, как собака побитая. Сказали же – свободна на все четыре стороны. А она опять тут. А я смотри, чтобы ни Дениска к ней не приближался, ни она к нему.

«Увлекательно у них тут, – удивился Стас, – реально “Санта-Барбара”».

– Начиналось-то как хорошо, – задумчиво продолжал Сергеич, – сказка. Хоть глава республики и сказал, что девки борщи должны варить, а не в хоккей играть, но Дениска Николаевич свою линию гнет. Он парень упертый, от своего не отступается. И ведь спонсоров находил, и таланты по всем углам изыскивал, кого сам растил, как капусту. И этих двух Лизок он чуть ли не из овчарни за косы выволок, они из одного аула.

– Две Лизки из аула. С косами.

– Да, Шарафутдинова и Капустина. Деревенские до мозга костей. Откуда их Николаич откопал – не знаю, но вот, приехали сюда что-то около полугода назад, с одними чемоданчиками. Но талантливые, что ты! У Николаича глаз-алмаз на руду. В общем, под его чутким руководством выстрелили, да еще как. Ну ты, наверно, кое-что видел?

Стас кивнул.

– В Дмитрове игру?

Стас хмыкнул.

– Капустина – вон та, белобрысая, что на трибуне хвостом вертит, – тринадцать ударов в створ отразила, у Шарафутдиновой вообще статистика дикая: семьдесят три сейва за три сухих матча. Ну всем хороши. Да вот после Дмитрова все и посыпалось.

– Как это – посыпалось? Выиграли же. Или допинг?

Сергеич лишь рукой махнул:

– Какой там! Им только и допинга надо – противозачатки и глюкозы, для работы мозгов. Да, в целом не совсем и вратарши начали. В конце игры девки наши сцепились пять на пять. Дмитровские пусть и играют похуже, а сумели так повернуть, что у нас минус два защитника и один нападающий. Дисквалифицировали наших на следующую игру.

– Да, история. Что ж они так?

– Истерички, говорю же.

– Ну, с такими-то голкиперами можно вообще без защитников, нет?

– Да как тебе сказать, друг мой. Вратарей-то тоже нет.

– Как это? – не понял Мартынов. – Вон сидит как минимум одна, вторая, говорите, тоже где-то имеется, а в воротах кто?

Осведомленный собеседник хмыкнул:

– Что ты. Это дырки сейчас в воротах, решето. От безысходности. А эти две, – он снова выругался, – в декрет собрались.

– Вот это да. Сразу обе?

– Не то слово! А одна – вот эта, принцесса, – и того хуже. Так-так, это что еще там?

Стас еще соображал, что к чему, а бдительный Сергеич, скинув куртку с плеч, уже птицей взмыл туда, где на трибуне за воротами разыгрывалась драма.

Девушка-вратарь Капустина – точь-в-точь героиня мелодрамы – выпрямилась во весь рост (оказалось, что она лишь на полголовы ниже высокого Хортова) и хлестала его по щекам колючим букетом. Зрелище было ничего себе: пышная блондинка с трубчатой косой наносит удары импозантному брюнету. Прямо картинка с выставки. Стас благоразумно решил не вмешиваться, а полюбоваться. Тем более что новый знакомец очень быстро взял инцидент под контроль.

Мартынов также заметил, не без удивления, что тренер Дениска, которого вроде бы ничего за пределами льда не интересовало, перестал орать и ринулся, прыгая через ступеньки, к месту драки. Однако Сергеич четко блокировал ему путь, делая успокаивающие жесты и мягко, но настойчиво предписывая вернуться на место. Девчонки-хоккеистки продолжали носиться по льду, но только для виду, все взгляды были обращены на трибуну за воротами.

Самое интересное, что тренер Сергеича послушался, немедленно развернулся и отправился на свой пост. Он раздал всем по серьгам и снова запустил процесс игры, всем своим видом показывая, что лично для него инцидент исчерпан. Вратарь Лиза Капустина, обливаясь слезами и переваливаясь, устремилась к выходу, за ней, вытирая кровавую юшку, без тени колебаний поспешил самоотверженный и исполнительный Хортов. Он всегда все доводил до конца.

Восстановив порядочек, Сергеич вернулся на свой наблюдательный пункт.

– Женщина на сносях, – произнес он, как приговор, – дура дурой. Гормоны. Взяла и этому кавалеру надавала ни с того ни с сего. Ну ладно, Стас, бывай, тебе небось трудиться надо, да и мне тоже есть чем заняться.

Он протянул руку, Мартынов пожал ее. В свете ламп блеснул шеврон на рукаве собеседника: орел, ликторский пучок, меч – символы Федеральной службы исполнения наказаний.

Полазив по Интернету, Стас убедился, что все аккаунты игроков «Белой речки» или удалены вообще, или заблокированы за распространение ложной информации. На спортивных порталах, да и на желтых сайтах тоже о ситуации в клубе упоминали как-то мутно, множество комментариев было подчищено. Что-то явно происходило, но мусор из избы выносить не позволяли.

«Ну вроде бы ничего особенного, – размышлял Мартынов, прилаживая пакет обратно в урну и собираясь в гостиницу, – дело молодое. Ну а то, что одновременно, – случайность, не более».

Поборовшись с искушением прогуляться по Уфе, он все-таки решил пройтись по городу и поэтому в гостиницу заявился позднее. Там уже наличествовал Хортов, злой и исполосованный, будто когтями кошки.

– Где ты шляешься, – проворчал он, без обычного почтения швыряя в сумку свои пижонские пожитки, – в аэропорт пора, а то торчи тут, в этой… – и культурный Шурик употребил непечатный термин.

– Фи донк, Александр, – попытался схохмить Стас, но, увидев хмурое выражение на лице друга, сменил тон: – Что, я сейчас услышу нечто трагичное?