Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь - Сергей Николаевич Белкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати сказать, противопоставление игры и серьезности – ложное. Противопоставление смеха и серьезности (Бахтин, Лосев, Аверинцев, Кожинов, Кургинян…) – не ложное. Но в этом противопоставлении можно увидеть самые разные вещи, как в пятнах теста Роршаха. Кто-то увидит «унижение» христианства смеховой культурой, кто-то – разрушение государства СССР («серьезность») через осмеяние, вышучивание и, в конце концов, превращение форм. Но можно и играть, причем не «за белых» или «за черных», а «белыми» и черными», оставаясь игроком, а не пешкой, не фигурой, не шахматной доской и не часами…
Идея
Греки, придумавшие это слово, произносят его как «идэа». У современных греков есть устойчивое словосочетание и соответствующий политический конструкт: «Мегалэ идэа» – «Великая идея». Это проект воссоздания Великой Греции, будораживший умы греческого политикума в конце XIX – начале XX века. Немало жизней унесла неудачная попытка реализации этого проекта в столкновении с Османской империей периода ее угасания, перешедшая в столкновение с Турцией Ататюрка, ставшее поводом (во многом и причиной) кошмарной резни греков и армян…
Это мне вспомнилось, видимо, для того, чтобы сразу поднять слово «идея» на уровень высочайшей ответственности за судьбы человечества. Достаточно произнести словосочетание «идея расового превосходства», чтобы перед глазами встали картины работорговли и фашизма…
Считаю, однако, важным кое-что в употреблении слова «идея» уточнить и разграничить. Те примеры, с которых я начал, – не идеи как таковые, а политические доктрины, идеологии (которые, конечно, базируются на неких идеях, но сами по себе идеями в своем первозданном смысле не являются).
Мне недавно довелось участвовать в обсуждении высказывания одного крупного политического деятеля (президента России В. В. Путина) о том, что «либеральная идея себя изжила». «Изжила» – это, строго говоря, не «умерла». Но обсуждалась возможность смерти идей как таковых, поскольку разговор был на семинаре скорее философском, нежели политическом. Я тоже высказался по этому поводу. Свои рассуждения приведу в конце, а сперва вспомню кое-что из истории философии (имея в виду не соответствующий университетский курс – я его не изучал, – а то, что с той или иной степенью хаотичности имеется в моей памяти, в моем интеллектуальном багаже, складывавшемся несколько бессистемно).
Говоря об истории понятия «идея», вспоминают имена Демокрита, Платона, Аристотеля, потом – Декарта, Локка, Юма, далее – Канта и Гегеля… В нашей стране – в советский период – завершением разговора о том, что такое идея, были цитаты из Маркса-Энгельса и Ленина. Думаю, что подобная линия и «опорные имена» и сегодня могут лежать в основе лекции об истории понятия «идея». Боюсь, однако, что нынче это в отечественных вузах излагают не так: о классиках марксизма могут и не вспомнить, а могут и так помянуть, что лучше бы не вспоминали. Опасаюсь, что сегодня массовый характер (если не диктат) носит односторонняя, религиозная или квазирелигиозная трактовка. Мы же видим, как из вполне научного – квалификационного – подхода Вернадского в головах его слушателей (в Сорбонне) Леруа и Тейяр де Шардена сформировался махрово идеалистический неоплатонический конструкт: «ноосфера» – как сущность вне нашего сознания… (В этом месте профессор упомянул бы Бергсона и древнего грека Плотина с такими примерно рассуждениями: «Сначала Единое выделяет из себя мировой Ум, заключающий в себе мир идей, затем Ум производит из себя мировую Душу, которая дробится на отдельные души и творит чувственный мир; материя же возникает как низшая ступень эманации».) После этого студентов безжалостно сбросили бы в ставшее привычным и почти (к сожалению) не причиняющим дискомфорта пространство в системе координат «душа – тело». Любимое занятие преподавателей гуманитарных дисциплин – жонглировать именами. Тут и возможность эрудицию продемонстрировать, и студентов запугать переизбытком информации и, главное, спрятаться за авторитетами, скрыть нехватку аргументации, исходящей «из первых принципов».
Если кратко и без имён, то есть нормальное словарное определение: идея – это мысленный прообраз какого-либо действия, предмета, явления, принципа, выделяющий его основные, главные и существенные черты. Сейчас «идея» стала практически синонимом слова «понятие».
Споры продолжаются там, где обсуждают материальность или нематериальность мысли. Но еще горячее споры там, где обсуждают политическую жизнь идей, там, где сталкиваются идеологии и – главное – последствия внедрения идеологий в жизнь то есть конкретные социально-политические и экономические модели существования государств и живущих в них людей. Людям, скажем, не нравятся дороговизна жизни и социальная несправедливость. Они ищут и находят причины этого в неудачной или даже зловредной модели жизнеустройства. И если при этом устроители этого жизнеустройства – власть, политики – декларирует свою приверженность той или иной идеологии (коммунистической, либерально-демократической и пр.), то причина неудовлетворительной жизни видится в несовершенстве (ошибочности) этих идеологий (что, как правило, верно) и в ошибочности (нежизнеспособности) лежащих в основе идей (что, как правило, неверно).
В упомянутой дискуссии я позволил себе ироничный спич, озаглавленный «Песнь о мертвых идеях». Приведу здесь его, а также некоторые фрагменты обсуждения.
Повод, подтолкнувший меня к сложению слов из букв, понятен: Путин сказал, что либеральная идея мертва (в действительности он сказал – «изжила». – С. Б.). И возрадовалось всё живущее! Кроме того, что опечалилось.
Я из той популяции, которая положительно оценивает этот политический дрейф, но не может не озаботиться интеллектуальными неточностями. Они для президентов не так уж важны, но наше дело – прокукарекать.
Итак, Владимир Владимирович, идеи не умирают. Никогда вообще. Просто формы жизни идей бывают разными. Одни живут на книжной полке или в мудрствующих головах, другие – вовлекаясь в метаморфоз. Из яйца-идеи формируется политическая доктрина-гусеница, из доктрины-гусеницы – в политическое движение (куколку); из куколки, пришедшей к власти, вылупляется очаровательная бабочка – политическая система, живущая, как и всякая бабочка, в соответствии со своими мотивациями, целями, пользуется своим, а не куколкиным инструментарием…
Жизнь бабочек складывается по-разному…
Плохо (тут, конечно, важно уточнять, по каким индикаторам «плохо», но я же на семинаре, а не в кочегарке, где за слова отвечать надо) функционирующая (тем более рухнувшая) монархия дискредитирует монархическую идею. Плохо живущий социализм – социалистическую; проигравший мировую войну фашизм – фашистскую… Но дискредитация – это не смерть: все идеи остались жить! Государств, воплощавших (во всяком случае, так об этом думали их политические лидеры) эти идеи, уже нет, а идеи-то – есть!
Так и с т. н. либеральной идеей.
Время, когда правило политического поведения в России могло звучать как «Чубайсом можешь ты не быть, но либералом быть обязан», быть может, и пройдет… И хорошо бы, именно это ожидание и сформировало тот самый – позитивно оценивший слова Путина о смерти