Талтос - Энн Райс

Объяснение всего этого кроется в химии нашего мозга. Это, наверное, до разочарования просто, но мы не сможем этого понять до тех пор, пока не узнаем в точности, почему лосось возвращается в реку, где он родился, чтобы именно там метать икру, или как некоторые виды бабочек находят определенный крохотный участок в лесу, когда приходит пора размножения.

Мы обладаем сверхострым слухом, поэтому громкий шум причиняет нам боль. Музыка может буквально парализовать нас. Мы должны быть очень осторожны с музыкой. Мы мгновенно узнаем других Талтосов по запаху или внешнему виду, мы узнаем ведьм и магов, когда видим их, и присутствие колдуна всегда воздействует на нас очень сильно. Талтос не может не заметить колдуна.

До других подробностей я дойду по мере рассказа. Но сейчас хочу отметить, что, насколько мне известно, мы не проживаем две жизни, как то думал Стюарт Гордон, хотя это ошибочное убеждение было некоторое время присуще людям. Исследуя глубинные воспоминания нашей расы, храбро окунаясь в прошлое, мы быстро начинаем понимать, что это не могут быть воспоминания одного конкретного существа.

Душа вашего Лэшера действительно уже жила прежде — беспокойная душа, отказывавшаяся принять смерть и трагически бессмысленно возвращавшаяся к жизни, за что приходилось платить другим.

Ко временам короля Генриха и королевы Анны Талтосы уже стали всего лишь легендой в горной Шотландии. Лэшер не знал, как проверить те воспоминания, с которыми он родился. Его матерью была женщина, человек, и его ум начал свою жизнь как человеческий, что случалось со многими Талтосами.

Я хочу сказать, что для меня настоящая жизнь началась тогда, когда мы были просто народом, живущим на затерянном острове, а Британия — снежной страной. Мы знали о существовании этой заснеженной земли, но никогда не бывали там, а на нашем острове всегда было тепло. Мои основные воспоминания именно о той земле. Они были наполнены солнечным светом, но не находили применения и постепенно угасали под грузом разных событий моей долгой жизни и моих размышлений.

Затерянную землю едва можно было разглядеть с берегов Анста. Она находилась в северном море, в том месте, где Гольфстрим в то время нагревал воду до достаточно высокой температуры и теплые волны бились о наши берега.

Но на самом деле тот укромный уголок, где мы развивались, был, как я уверен теперь, не чем иным, как гигантским кратером колоссального вулкана во много-много миль в ширину и представлял собой плодородную долину, окруженную грозными, но прекрасными утесами, тропическую долину с бесчисленными гейзерами и теплыми источниками, с бульканьем бившими из земли, рождавшими маленькие ручьи, сливавшиеся в конце концов в удивительно большие чистые озера. Воздух там всегда был полон влаги, вокруг озер и речушек пышно росли деревья, папоротник достигал гигантских размеров. Круглый год в долине густо зеленела трава и созревало множество самых разных фруктов: манго, персики, дыни всех размеров, на утесах собирали дикие ягоды и виноград.

Наилучшими фруктами считались груши, они там были почти белыми. А лучшей пищей из моря были устрицы, мидии, моллюски-блюдечки, и они тоже были белыми. Еще там росло хлебное дерево, и его плоды были белыми, когда их очищали. Если удавалось поймать козу, пили козье молоко, но оно было не таким вкусным, как молоко матери или других женщин, которые позволяли лакомиться им тем, кого любили.

Ветер очень редко залетал в ту долину, закрытую со всех сторон, разве что иногда, со стороны побережья. Берега были опасны, потому что, хотя вода там была намного теплее, чем у берегов Британии, она тем не менее была холодной для нас, а ветер там дул слишком сильно, так что нас могло просто унести прочь. И на самом деле если кто-то из Талтосов хотел умереть, а такое случалось, как я говорил, он мог просто пойти на берег и войти в воду.

Думаю, хотя теперь уже и не узнаю, что это действительно был остров, очень большой, но все-таки остров. Некоторые Талтосы, с полностью белыми волосами, имели обыкновение обходить его целиком вдоль берега, и мне говорили, что эта прогулка занимала много-много дней.

Огонь мы знали всегда, потому что в горах были места, где он вырывался прямо из земли. Кое-где горячая земля, расплавленная лава, тоненькими струйками сползала к морю.

Мы всегда знали, как добывать огонь, как сохранять его, поддерживать и гасить. Мы обычно зажигали огонь в долгие зимние ночи, хотя у нас не было имени для такого сезона, да и холодно не было. Мы время от времени пользовались огнем для приготовления пищи, но по большей части в том не было необходимости. Иногда мы зажигали огонь в честь рождения новой жизни. Мы танцевали вокруг него, играли с ним. Я никогда не видел, чтобы кого-то из нас обожгло огнем.

Насколько далеко ветра могут нести семена, птиц, ветки, вырванные с корнем деревья, не имею представления, но все, что любило тепло, процветало на той земле. Именно там мы и появились.

Время от времени некоторые из нас говорили о посещении Британских островов, тех, что теперь называются Шетландскими или Оркнейскими, а то и побережья Шотландии. Зимние острова, так мы их называли, или, если точнее, острова кусачего холода. Иной раз какого-нибудь Талтоса уносило водой, но он как-то умудрялся добраться до зимней земли и построить плот, чтобы вернуться домой.

Были и такие Талтосы, что намеренно отправлялись в море в поисках приключений, в выдолбленных из бревен лодках, и если они не погибали, то возвращались домой полумертвые от холода и никогда больше не отправлялись к зимней земле.

Все знали, что в тех землях есть звери, покрытые мехом, и что они постараются вас убить, если смогут. И еще у нас были сотни легенд, и идей, и ошибочных представлений, и песен о снежных зимах, о медведях в лесах, о льде, что огромными глыбами плавает в горных озерах.

Иногда, хотя и чрезвычайно редко, кто-то из Талтосов мог совершить преступление. Он или она могли сойтись с кем-то без разрешения и родить нового Талтоса, который по той или иной причине не был желанным. Или же кто-то мог намеренно ранить другого, и тот мог умереть. Но это случалось редко. Я лишь слышал о таком. Но никогда не видел. Таких отверженных отправляли в Британию в больших лодках и оставляли там погибать.

Кстати, мы не знали настоящей смены времен года, и для нас даже лето в Шотландии казалось смертельно холодным. Мы рассчитывали время только по лунным циклам, и у нас не было самой идеи года.

Конечно, на всей планете вы можете слышать легенды о времени до луны.

И это было легендарное время до начала времен, или мы так думали, но на самом деле никто этого не помнил.

Не могу вам сказать, как долго я прожил на этом острове до его гибели. Я знал могучий запах Талтосов на той земле, но он был таким же естественным, как сам воздух. Только позже его стали отчетливо ощущать другие, и он стал означать разницу между Талтосом и человеком.

Я помню свой Первый День, как помнят его все Талтосы. Я родился, моя мать любила меня, я долгие часы проводил в беседах с моей матерью и отцом, а потом поднимался на высокие утесы чуть ниже края кратера, где сидели беловолосые, без конца о чем-то разговаривавшие. Год за годом мать выкармливала меня. Все знали, что молоко иссякнет, если женщина не позволит другим пить из ее груди, и не вернется, пока она не родит снова. Женщины не хотели, чтобы их молоко пересыхало, и им нравилось кормить грудью мужчин — это давало им божественное наслаждение и это был распространенный обычай: лежать с женщиной и пить ее молоко, что так или иначе служило выражением любви. И семя Талтоса, как и семя человеческого существа, было, конечно, белым.

Женщины, само собой, поили молоком и женщин, да еще и поддразнивали мужчин, потому что в их сосках молока не было. Но ведь наше семя тоже считалось похожим на молоко, пусть и невкусное, но на свой лад тоже питательное и полезное, потому что рождало жизнь.

У мужчин была такая игра: застать женщину в одиночестве, врасплох, попользоваться ее молоком, пока кто-нибудь не услышит ее крик и не прогонит нахала. Но никому и в голову не приходило зачать с этой женщиной другого Талтоса! А если она всерьез не хотела, чтобы ее молоко пили, ну, разумнее всего было поскорее остановиться.

И женщины тоже могли поохотиться на других женщин. Прежде всего в такой игре и погоне имела значение красота, доставлявшая особое удовольствие. Личные отношения тоже играли свою роль. Мы все были хороши собой и пребывали в отличном настроении, но при этом обладали выраженными индивидуальными различиями.

У нас были обычаи. Но я не помню законов.

Смерть приходила к Талтосам в результате несчастных случаев. А поскольку Талтосы были подвижны от природы, по-настоящему крепки физически и бесстрашны, то так оно и бывало: кто-то срывался с утеса, кто-то падал в горячую лаву, а кого-то кусал дикий грызун, и такой укус вызывал кровотечение, которое невозможно было остановить. В молодости Талтосы никогда не страдали от переломов. Но когда кожа Талтоса теряла детскую мягкость, а на его голове, возможно, появлялись несколько белых волосков, он мог разбиться, даже упав с небольшой высоты. Думаю, именно в этот период большинство Талтосов и погибали. Мы были народом с белыми волосами, но встречались среди нас и рыжие, и черноволосые. Только смешанный тип волос практически не попадался. Молодых было, конечно, намного больше, чем старых.