Талтос - Энн Райс

Она вложила куклу в его руки.

— Целомудрие… — повторил Эш.

Он повернул куклу, посмотрел на нее и несколькими быстрыми естественными движениями привел в порядок ее волосы, поправил складки платья. А потом поднял куклу, нежно поцеловал и снова медленно опустил, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.

— Целомудрие… — повторил он и поднял взгляд на Роуан. — Но что она заставляет тебя чувствовать?

— Грусть, — ответила Роуан и отвернулась, коснувшись ладонью витрины по соседству, глядя на немецкую куклу, бесконечно более естественную сидевшую в маленьком деревянном кресле.

«MEIN LEIBLING», — значилось на карточке. Эта кукла была далеко не такой декоративной и тщательно исполненной. Это была не кокетка, поражающая воображение, но и она была сияющей и так же совершенна, как Бру, только на свой лад.

— Грусть? — переспросил Эш.

— Грусть по той женственности, которую я потеряла или никогда не имела. Я не сожалею об этом, но чувствую именно грусть, грусть по чему-то такому, о чем, возможно, я мечтала в юности. Не знаю… — Роуан снова посмотрела на Эша. — Я больше не могу иметь детей. А мои дети были чудовищами. И они похоронены вместе под деревом…

Эш кивнул. Его лицо отчетливо выражало сочувствие, хотя он не произнес ни слова.

Было и многое другое, что хотелось сказать Роуан: она даже не подозревала, что в мире кукол возможна такая тонкая работа и такая красота, она не подозревала, что ей может быть так интересно смотреть на них, что они совершенно разные и обладают удивительно чистым и простым обаянием…

Но за всеми этими мыслями, пробегавшими в самой холодной части ее сердца, таилась другая: «Их красота — печальная красота, но почему, я не знаю… И твоя красота тоже такая».

Внезапно она почувствовала, что, если бы Эш поцеловал ее сейчас, если бы он был к этому склонен, она бы сдалась с легкостью, что ее любовь к Майклу не удержала бы ее, и она надеялась и молилась, чтобы у него не было такого намерения.

Она не стала медлить и допускать что-то в этом роде. Сложив руки на груди, Роуан прошла мимо Эша к другой, не исследованной еще части музея, где царствовали немецкие куклы. Это были смеющиеся и надувшиеся детки, милые маленькие девочки в хлопковых платьицах. Но Роуан уже ничего не видела. Она не переставая думала о том, что Эш где-то за ее спиной и наблюдает за ней. Она ощущала его взгляд, слышала тихий звук его дыхания.

Наконец Роуан оглянулась. Глаза Эша удивили ее. Они были переполнены чувствами, откровенно выражали внутренний конфликт и почти не старались скрыть это от Роуан.

«Если ты это сделаешь, — подумала Роуан, — ты навсегда потеряешь Майкла».

Она медленно опустила взгляд и неспешно пошла прочь.

— Волшебное место, — сказала она через плечо. — Но мне так хочется поговорить с тобой, услышать твою историю, что я вполне могу получше рассмотреть все это в другой раз.

— Конечно. Да и Майкл уже проснулся и, должно быть, даже позавтракал. Почему бы нам не подняться наверх? Я готов к пытке. Готов к странному наслаждению рассказа обо всем.

Роуан наблюдала за тем, как Эш возвращает большую французскую куклу в ее стеклянную витрину. И снова его тонкие пальцы быстрым, уверенным жестом поправили ей волосы и юбку. Потом Эш закрыл витрину и повернул в замке маленький золотой ключик, который тут же спрятал в карман.

— Вы оба мои друзья, — сказал он, поворачиваясь к Роуан, и нажал кнопку лифта. — Думаю, я вас обоих полюблю. А это опасно.

— Я не хочу, чтобы это оказалось опасным, — ответила Роуан. — Я подпала под твои чары, и мне не хочется, чтобы наше знание друг о друге могло ранить или разочаровать. Но скажи мне, в настоящий момент ты любишь нас обоих?

— О да, — кивнул Эш. — Иначе я на коленях молил бы позволить мне любить только тебя. — Его голос упал до шепота: — Я бы последовал за тобой на край земли.

Роуан отвернулась, входя в лифт. Лицо ее вспыхнуло, ум на мгновение затуманился. Она бросила еще один взгляд на великолепное собрание кукол, и дверь лифта закрылась.

— Мне очень жаль, что я сказал тебе такое, — смущенно пробормотал Эш. — Непорядочно говорить тебе это и отрицать все — неправильно.

Роуан кивнула.

— Я тебя прощаю, — прошептала она. — Я даже… польщена. Это верное слово?

— Нет, «заинтригована», вот что ты хотела сказать, — поправил ее Эш. — Или что я тебя раздразнил. На самом деле ты не польщена. Ты любишь его так глубоко, что я ощущаю огонь этой любви, когда нахожусь рядом с тобой. Мне действительно хочется, чтобы твой огонь осветил меня, но никогда не следует говорить об этом.

Роуан не ответила. Возможно, подумав, она могла бы найти ответ… Но сейчас ничего не приходило ей в голову. Кроме того, что она не может представить себя отделенной от Эша прямо сейчас, да и Майкл, наверное, тоже не смог бы. Почему-то ей казалось, что Майкл даже больше нуждается в Эше, чем она сама, хотя они с Майклом пока что не имели возможности поговорить об этом.

Когда двери открылись, Роуан очутилась в большой гостиной, где пол был выложен розовым и кремовым мрамором и стояла такая же крупная уютная кожаная мебель, как та, что они видели в самолете. Но эти кресла были еще мягче, еще больше, они были созданы для комфорта.

И снова они собрались за столом, только на этот раз стол был очень низким и на нем стоял с десяток, если не больше, маленьких тарелок и чаш с сыром, и орехами, и фруктами, и хлебом, так что они могли перекусить.

Высокий стакан холодной воды — вот все, что требовалось Роуан прямо сейчас.

Майкл, в своих очках в роговой оправе и старом твидовом норфолкском пиджаке с поясом, сидел, склонившись над сегодняшней «Нью-Йорк таймс».

Лишь когда они оба сели, он оторвался от газеты, аккуратно сложил ее и отодвинул в сторону.

Роуан не хотелось, чтобы Майкл снимал очки. Они казались ей такими трогательными. И тут ее внезапно поразила мысль, заставившая улыбнуться: ей очень нравится, что рядом, по обе стороны от нее, сидят эти мужчины.

Смутная мысль о жизни втроем мелькнула в ее голове, но такие вещи, насколько знала Роуан, никогда не могли осуществиться, да она и вообразить не могла, чтобы Майкл стал такое терпеть, и тем более участвовать в подобном. Куда приятнее было думать обо всем именно так, как оно обстояло.

«У тебя есть еще один шанс с Майклом, — размышляла Роуан. — Ты знаешь, что он есть, что бы ни думал сам Майкл. Не отталкивай от себя ту единственную любовь, которая действительно что-то значит для тебя. Будь достаточно зрелой и терпеливой для разнообразия любви, для смены ее времен года, будь спокойной в душе, чтобы, когда снова придет счастье, если оно придет, ты это поняла».

Майкл снял очки и откинулся назад, положив ногу на ногу.

Эш тоже непринужденно сидел в своем кресле.

«Мы образуем треугольник, — думала Роуан, — и только я здесь с голыми коленками, а ноги сжала так, словно пытаюсь что-то скрыть».

Эта мысль заставила ее засмеяться. Но тут же Роуан отвлек аромат кофе, и она заметила, что кофейник и чашка стоят прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки.

Но Эш уже налил ей кофе и вложил чашку ей в пальцы. Он сидел справа от Роуан, ближе, чем в самолете. Они все были ближе друг к другу. И это был снова равносторонний треугольник.

— Позвольте просто рассказать вам… — неожиданно произнес Эш. Он сложил ладони домиком и теребил нижнюю губу. Брови чуть-чуть сдвинулись, но морщинка между ними мгновенно разгладилась, а голос, когда Эш продолжил, зазвучал немного печально: — Для меня это трудно, очень трудно, но я хочу это сделать.

— Я понимаю, — сказал Майкл. — Но почему тебе хочется это сделать? Я умираю от желания услышать твою историю, но почему ты готов, если это дается тебе с болью?

Эш на мгновение задумался, и Роуан тяжело было видеть легкие признаки напряжения в его руках и на лице.

— Потому что я хочу, чтобы вы оба любили меня, — тихо ответил Эш.

Роуан оставалась безмолвной и чувствовала себя несчастной.

Но Майкл улыбнулся открыто, как всегда:

— Тогда расскажи нам все, Эш. Просто… вывали все это!

Эш коротко рассмеялся.

Снова наступила тишина, но на этот раз молчание не было напряженным.

И Эш начал свой рассказ.

Глава 25

Все Талтосы рождаются, зная многое: исторические факты, все легенды, определенные песни, необходимость определенных ритуалов, родной язык матери и те языки, на которых говорят вокруг нее, основные знания, которыми обладает их мать, и, пожалуй, даже ее более тонкие познания.

На самом деле эти основные дары скорее похожи на не нанесенную на карты золотоносную жилу где-нибудь в горах. Ни один Талтос не знает, как много он может почерпнуть из этой наследственной памяти. С известным усилием они могут открыть в собственном уме изумительные вещи. Некоторые Талтосы даже знают, как отыскать дорогу домой, в Доннелейт, хотя никому не ведомо почему. Некоторых влечет к дальнему северному побережью Анста, самого северного острова Британии, в поисках утраченной земли нашего рождения им хочется взглянуть через залив Баррафирс на маяк Макл-Флагга.