Чужестранец - Алексей Семенов

— Нет, — сказал Мирко и глянул прямо на колдуна. То ли упрямство, то ли боязнь сознаться, что первый раз сокрыл истину, то ли чутье заставили его отречься от сделанного, но это что-то дало ему силу выдержать взгляд Реклознатца.

— Ладно, — смягчился колдун. — Нет так нет. Кто такова твоя Риита — сама ли богиня, русалка — не все ли тебе равно? Считай, бусина тебе дважды истину указала. Каждый свое место обрести хочет не только на лике земном, но и в душах тех, с кем на этой земле живет. Кто за ремеслом свое находит, кто за мечом, кто за словом, как я. А тебе, знать, иная доля досталась: людское, земное, с теми, кто прежде нас был, любовью соединить. Вот где место твое истинное. Иные его найти не могут и всю жизнь молятся да томятся. А ты нашел. Только сумеешь ли исполнить?

Мирко наконец понял, к чему клонит колдун, и начал осознавать, что с ним на деле произошло. Выходило, что он — такой случай выпал — теперь для того был выбран, чтобы людей с богами породнить? Вот, оказалось, зачем влекли его губы каменной девы, вот зачем прыгнула в руки бусина. Он знал, что предки мякшей были родней, богам, как же иначе? Но родней приемной, что ли. А тут оказывалось, что не заколдованную девушку-русалку встретил он на лесном озере, а посмел полюбить ту, что правит миром. Да полно, возможно ли такое? Но получалось, что возможно. А если так, сможет ли он тягаться с богами, по силам ли взвалил на плечи груз? Да и зачем он, Мирко, простой мякша из Холминок, сдался им, бессмертным и могучим? Вот об этом он и спросил колдуна.

— Зачем же я? Разве не могли найти кого посильнее? Нет, не верю!

— И зря, — развел руками колдун. — Зачем ты, спрашиваешь? Время такое. Сильнее, говоришь, кого-нибудь? А что значит «сильнее»? Кого ты силой побеждать собрался? Князь в Радославе, младший брат Любомирова племянника, Ивор, — на восток от Камня сильнее не найдешь, так что? Нешто он мечом да батогом души людские не правит? Или на, посмотри: силен я, не правда ли? Захочу — реку остановлю, захочу — всех гадюк в Чети соберу да на супостата натравлю — зажалят насмерть во мгновение, опомниться не успеет, куда там тебе с луком твоим боевым. А? Вот сила так уж сила! Только вспомни, что бусина мне явила? Такую древность, что и сочтешь, сколько эпох тому минуло. Неспроста мне битвы показаны были старые. Вот где мое умение да знание пуще всего сгодились бы: черная напасть с полуночи напролом шла, все живое губя, даже камни, и те стонали. А кто, как не я, может с деревом, камнем, со всякой тварью и вещью земной говорить! Окажись я здесь в то время, кто бы этот остров приступом взял? Не один бы в Смолинку не вошел, не то что на этот берег. Может, и горячусь я, — осекся тут старик. — Не все меня послушались бы, да и не столь уж и грозен я — есть грознее. Только досадно, что времена, мне назначенные, давно ушли, и нет им возврата. И понял я это только на старости лет. Вот и осталось, что солнцу зимой: светить, а не греть. Многие от меня со знанием ушли, многие еще уйдут, а вот даст ли оно тепла им?

— Как же так случилось, что враги тын на острове этом взяли, а деву белокаменную целую оставили? — вдруг спросил Мирко. «Может, она и вправду непростая, — тут же осенило его самого. — Может, не посмели? Или побоялись, что она до них доберется?»

— Вот ты и сам к ней всякий раз возвращаешься. — Реклознатец явно сделал нажим на словах «к ней». — Верно ты понял. Думаю, не посмели они, поскольку знали, кто она есть.

— А тот колдун не знал, потому и сделал?

— Кто ж теперь скажет, знал или нет? — вопросом на вопрос отвечал старик. — Вот и снова посуди, разве силой или словом заклинательным такого исправишь. Ты ведь совсем не знал, а пальцем не тронул ее, наоборот даже — поклонился.

Мирко улыбнулся про себя. «Видел бы ты, как это к я ее пальцем не тронул».

— А чем же я помогу, — спросил тогда Мирко, — коли даже сильные и мудрые не у дел?

— А ты подумай, — улыбнулся Реклознатец. «Зря это он, про то, что тепла дать не может, — помыслил Мирко. — Видать, и у колдунов на душе скверно бывает». — Силой нельзя, словом не проймешь, что остается? — подталкивал мякшу к решению колдун.

— И так нельзя, и так неверно, — усмехнулся Мирко. — Еще служить человеку может, чувствовать… — И вот когда взвесил он недавние слова колдуна о земной любви и соединении ее с неким прежним, в тот самый миг пришло к нему озарение. — Неужто любовь, дядя Реклознатец? О том ли ты мне толкуешь?

— О том, Мирко Вилкович, — тихо и серьезно ответил колдун. — Хорошо, что понял ты меня. А теперь погоди спрашивать, дальше послушай. Я ведь сказал, что всего в пути твоем, от самого первого порога до последнего, — не ведаю. Всё, будто пронизки, на нить надевается, всё вместе связано, одно за другим. Теперь о новой вере у нас речь зайдет, арголидской ее зовут. Рейо Суолайнен тебе легенду-то верно пересказал, хоть и краток был выше всякой меры — ну, да ему простительно. О чем там в книгах многих написано, я тебе пересказывать тоже не буду. Научишься — сам прочтешь. Мудрецы арголидские, да и не только они, в книгах этих каждую буквицу друг у друга оспаривают, дерутся даже, говорят. Только суть не в этом. Если бы в этом, никто такой веры не принял бы. А сегодня смотри: и полянины, и ругии, и вольки даже — да много еще кто! — все к ней потянулись. И дядя твой, Неупокой Лютович, тоже. Что ж такого она человеку приносит, если, конечно, он не из корысти одной, как тот купец, ее приемлет? Силу вряд ли даст: вот выйди мудрец арголидский на того же князя Ивора. Чья возьмет? Вестимо, если многие верующие соберутся, будет сила, да только они все больше меж собой воюют. Значит, не в силе дело. Может, в мудрости дело? Тоже вряд ли. Мудрецам не спорить должно, кто прав больше, да за бороды друг друга таскать. Видел ты, чтобы колдуны меж собой вздорили или рядились из-за того, какое слово в заклинание поставить на какое место? А болезнь словом изгоняют, да ты сам Белому заклинанием кровь остановил. А я через заросли колючие неоцарапанный пройду, сами расступятся, а близ Соленой Воды великой колдун живет, что меч железный в миг единый так заклинает, что тот его не сечет — не режет. Могут такое кудесники с юга? Нет, не могут, я о том точно знаю. — Он ухмыльнулся чему-то про себя. — Но люди-то идут, значит, им это надо. А зачем? Зачем человек вообще верит? Скажешь?

— Отцами так заповедано, — с готовностью ответил Мирко. — И помогает ведь это…

— Вот, верно сказал, — одобрил старик. — «Помогает». Для того и потому человек верит, что помочь себе желает, обезопасить себя, а значит, и место, где живет. А что самое страшное, от чего спасаться следует?

Мирко пожал плечами. Ему казалось, что разговор уходит в сторону от главного: куда ему идти, где и как искать Рииту? Если уж такой небывалый пал на него выбор, то как оправдать его? Как не подвести доверие великих богов?