Ничего, кроме магии - Евгений Гаркушев

– Но даже если ты решишься, тебе нужно хорошо все обдумать и подготовиться, – объявил Ульфиус, заметив, что Сергей уже начинает прикидывать, как лучше переправиться через реку.

Молодой человек облегченно вздохнул. Бросаться в бой очертя голову он не хотел: печальный опыт у него уже имелся.

– Патрикеев, ты, что ли? – вдруг охрипнув, спросил Белоусов.

– Ну, я, – каким-то нахальным голосом заявил очкарик. – Не узнал?

Самое интересное, что очки с раздавленным левым стеклом вновь были на носу Патрикеева. Когда Белоусов с Данилой тащили его в подвал, очки свалились, и они засунули их в нагрудный карман мертвеца – чтобы никто не нашел и ничего не заподозрил. Пусть все вещественные доказательства будут в одном месте. Теперь Олег Семенович не мог оторвать взгляд от этих очков.

– А ты думал, я совсем помер? – спросил Патрикеев несвойственным для него тоном. Он вообще всегда обращался к Белоусову только на вы, а сейчас вел себя развязно, даже нагло. – Нет, я тебе еще послужу, Семеныч. За дополнительную плату.

– Ну, сволочь, – заметил Белоусов непонятно по чьему адресу. Он немного успокоился. Выходит, ошибся. Не додушили гада. Очухался.

– Кстати, мне совсем не понравилось там, где я был, – заявил Патрикеев. – Тебе, Семеныч, еще больше не понравится. Потому что мера твоего зла значительно выше моей…

У Белоусова прошел по коже жуткий морозец.

– Ты ври, да не завирайся, – просипел он. – С того света, что ли, вернулся?

– Типа того, – согласился Патрикеев, сочетая изысканный слот и высокие откровения с блатным жаргоном. Впрочем, заместитель директора «Барса» на это внимания не обращал. – Ты ложки, я так понимаю, золотить идешь?

У Белоусова отвисла челюсть. Восставший покойник был, похоже, еще и всеведущ.

– Ты откуда знаешь? – выдавил он.

– Тоже мне, уравнение Шредингера, – усмехнулся Патрикеев. – Аппарат-то перенастраивать нужно. Он на свинец настроен. Ложки твои из нержавейки в дрянь превратятся. Пойдем, я настрою. На пять минут делов, а твои будут весь вечер возиться. Тупари.

– Что? Трупари? – переспросил Белоусов, бледнея.

Патрикеев хмыкнул и двинулся вперед по коридору. Следом за ним тянулся слабый, едва слышный душок разложения. До автоматчиков дошли в молчании. Патрикеев прошествовал мимо, равнодушно окинув их мертвенным взглядом из-под разбитых очков. Молодые ребята вытянулись в струнку, заметив Белоусова. Олег Семенович остановился.

– Что смотрите? – прохрипел он. – Человек без пропуска проник на территорию!

– Это же Патрикеев, – объяснил молодой, совсем еще салажонок. Его Белоусов не помнил. – У него пропуск.

– Его пропуск аннулирован! – бешено закричал Белоусов. – Враг на территории базы! Огонь!

Молодой побледнел и неуверенно положил руки на автомат, висевший на шее. Положил – и тут же испуганно спрятал за спину.

«И как я его сюда поставил? – пронеслось в голове Белоусова. – По чьей-то просьбе, наверное. Кто у нас сейчас ведает назначением на посты в охране? Перебили всю старую гвардию! И Григорьев после того боя с магами заболел…»

Второй парень, хотя тоже был молодой, лет двадцати пяти, услышав команду Белоусова, тут же поднял автомат, передернул затвор и крикнул:

– Стой, стрелять буду!

Патрикеев шел вперед, словно обращались не к нему.

– Огонь! – вновь приказал Белоусов, опасаясь, что Патрикеев сейчас скроется за поворотом.

Парень дал очередь. На пиджаке инженера, между плечами, вспухли три дырки. Патрикеев пошатнулся, но через мгновение развернулся как ни в чем не бывало. Пиджак был порван и впереди.

– Не мешай мне, Белоусов, – спокойно попросил он. – Без дырок я лучше буду выглядеть.

Молодой, отказавшийся стрелять, грохнулся в обморок. Второй охранник тоже растерянно опустил автомат. А Патрикеев пошел обратно к посту. Хотя пиджак ученого был в дырках, крови на нем не было.

В Бонуцитон вернулись без приключений. Там Бонуций исчез по своим делам, а Ульфиус с Наташей и Сергеем отправились гулять в саванну. Пошли вдоль бурного ручья, вырывавшегося из-под скалы рядом с пирамидой.

– Ты бывал здесь прежде, Ульфиус? – спросила Наташа.

– Бывал. Бонуций – мой учитель фехтования. Я около двух местных лет жил в пирамиде, на одном из верхних ярусов, вместе с другими студентами академии. Бонуций многому научил меня… Но гулять по окрестностям нам было некогда. Мы проходили усиленный курс подготовки и если выходили за пределы пирамиды и сада, то лишь для того, чтобы совершить длительный марш-бросок в какой-нибудь отдаленный и малопривлекательный уголок планеты. Так что, как ни смешно, в районе гор Шапитланана я бывал, а куда ведет этот ручей – понятия не имею…

Как оказалось, ручей бежал по саванне недолго. Километра через два он впадал в спокойное широкое озеро. Над его гладкими водами с тонким свистом вились стаи мелких синих птиц. Изредка на поверхность всплывала большая коричневая туша, над ней поднимался мощный фонтан воды, и неведомое животное вновь погружалось в глубину. А по поверхности озера еще долго расходились круги.

Озеро было окружено высокими тонкими деревьями с гладкими стволами и кронами-зонтиками на самом верху. Листья на этих деревьях были светло-зеленые, будто бы только распустившиеся. Кое-где на берегу встречались густые заросли кустарника.

Люди присели на траву, чтобы закусить припасенными в саду Бонуция самванами, когда над кустарником метрах в двухстах показались словно бы ярко-оранжевые воздушные шары. Они приближались, и вскоре на поляну перед зонтичными деревьями вышло стадо удивительных животных красно-оранжево-черной расцветки. Пожалуй, больше всего звери на п оминали земных жирафов, правда, голова у них была более заостренной формы, а шея – еще длиннее. И вообще, эти звери были легче, изящнее жирафов. Животные не были украшены пятнами. Один цвет переходил в другой волнами, образуя поля красного, черного и оранжевого оттенка. Игра красок на шкуре диковинного зверя просто завораживала.

Сергей приподнялся на локте и продекламировал:

"Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым равняться осмелится только Луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер."

— Очень неплохо, – заметил Ульфиус. – Если ты сложил такие строки, у тебя будут значительные успехи в познании Слова…

– Стихи не мои, – смущенно улыбнулся Лунин. – Их написал Николай Степанович Гумилев.

– Маг? – поинтересовался Ульфиус.

– В некотором роде…

– Хотелось бы познакомиться, – заметил магистр.