Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

Ри отошла от окна и снова, как хорошая девочка, села на диван рядом с Муратом, чтобы он ничего не заметил и не подошел раньше времени к окну.

Четверг, 3 августа, полночь

Лучше было не кричать громко и не звонить — да никакого звонка возле ворот и не было, — и вообще не поднимать раньше времени шум. Зябликов тихо постучал в металлическую, с глазком, дверь кирпичного домика у ворот, и там, сбоку, сразу же загорелось окно. Нет, вот он все-таки, звонок, рядом с динамиком возле двери, откуда сейчас раздался слегка заспанный, но уверенный и строгий голос:

— Кто идет? Что нужно?

— Я майор Зябликов, — сказал Майор, наклоняясь к микрофону переговорного устройства, — Кто у вас там за старшего? Позови…

— Это зачем еще? — спросил просыпающийся голос, и стало ясно, что он, может быть, уже и вызывает старшего, потому что и там, внутри, тоже было уже понятно, что эти двое не просто так пришли, что лучше позвать.

— Мы станем здесь перед воротами, — сказал Майор. — Видишь, у нас нет оружия. Мы станем и пусть он подойдет, надо поговорить.

К воротам, судя по звуку, уже кто-то шел от служебного домика, стоявшего сбоку между большим домом и въездом. Но с той стороны было темнее, прожектор бил с крыши будки прямо в них, слепил Зябликова и Журналиста, и возникшая за решеткой фигура угадывалась только как темный, но грозный силуэт человека с рукой в кармане.

— Ты в десантных войсках не служил, земляк? — тихо спросил его Майор.

— А почему такой вопрос? — спросила фигура после довольно долгой паузы и таким же тихим голосом.

— Может, общих знакомых кого найдем. Также самим проще познакомиться.

Он ждал ответа, чуть напружинив правую ногу, потому что, как было понятно опытному глазу даже из-за ворот, левая у него вообще не гнулась или ее и не было, готовый в любой момент куда-то выскочить из круга света на одной ноге, как он себе это представлял, кто его знает. На нем был какой-то очень неподходящий для такого дела домашний свитер с красными и желтыми рыбами на груди. А второй-то вообще стоял как чучело, видно, штатский, с хвостом.

— А чего нам знакомиться, я тебя знаю, — сказала фигура из-за ворот уже чуть громче, но только чуть-чуть, — Ты-то меня, может, и не помнишь, я лейтенантом был, а ты майором. В Гудермесе. Так чего вам надо обоим?

— С хозяином хотим поговорить, но только тихо, — сказал Майор, все-таки распрямляя здоровую ногу, потому что долго так стоять на одной ноге не мог даже он. — Девчонка там у него есть одна… — Он сделал выжидательную паузу.

— Этого мы не знаем, — сказала фигура, отступая на шаг назад, глубже в тень. — Валите-ка отсюда, ребята. Мы же тут на работе.

Журналист дернулся, собираясь что-то вставить, но Зябликов, сделав несколько хромых, но проворных шагов, железной рукой схватил его за плечо и заставил молчать. Вдвоем их сейчас уложить вообще ничего не стоило, они были в круге света, как мишень в тире.

— А сколько вас там, четверо? — осторожно спросил Майор.

— Восемь, — сказал бывший лейтенант из-за ворот, но было ясно, что прибавил вдвое. Откуда там восемь в смене? Но и четверо, наверное, тоже чего-то стоили.

— А нас четыре машины, — сказал одноногий, и тут было понятно, что это так и есть, — И у нас уже тоже отсюда все простреливается. Ты не дергайся, лейтенант.

— А я и не дергаюсь, — успокоил его бывший лейтенант из-за ворот и переступил чуть-чуть назад, — Только ты на пушку нас не бери.

— Коля! — все так же тихо скомандовал Майор, едва повернув голову в темноту.

Откуда-то раздалось негромкое как бы жужжание, и пуля, высекшая из каменной, судя по рикошету, плитки искру, цвиркнула в метре от ног десантника и улетела дальше в темноту. Тот даже не пошевелился: значит, настоящий, бывалый.

— Мы и гранатомет с собой привезли на всякий случай, ворота вышибать, — чуть повышая голос, сказал Зябликов, — Только это будет громко. Может, мы лучше все-таки не будем его испытывать?

— Я доложу, — сказал бывший лейтенант.

— Не надо, слышишь. Открывайте ворота, в войну играть не будем. Мы ведь с тобой, лейтенант, уже наигрались, правда?

Четверг, 3 августа, 0.15

Докладывать не было нужды, Мурат уже и сам видел кое-что в окно, его ухо было, оказывается, тоже знакомо со звуком срикошетившей пули, срезающей листья с дерева. Он посмотрел от окна на Ри, но она сидела совершенно безмятежно. Он открыл окно и крикнул в темноту по направлению к воротам:

— Вась, это кто там? — Голос его был напряжен, но спокоен, и это понравилось Ри.

— Их четыре машины, Мурат Исмаилович! — крикнул, уже в голос, но тоже без признаков паники, командир охраны. — У них оружие, похоже, мы тут на прицеле.

— Это мы! — крикнул Зябликов и, не найдя, как лучше объяснить, представился так: — Мы из городского суда. Отдайте нам присяжную, нам тут побоище не нужно.

— Ри! — вступил наконец и Журналист. — Ты здесь? С тобой все в порядке?

— Да, Кузя! — крикнула она, тоже подходя к окну. — Со мной все хорошо, он мне ничего плохого не сделал. Не трогайте его!

— Что делать будем, хозяин? — спросил из темноты бывший десантник, которого Мурат назвал Васей. Он был, в общем, доволен, что решение теперь придется принимать не ему, хотя чувствовалось, что, в принципе, у него был готов и какой-то план обороны.

— Сейчас мы тут посоветуемся, — сказал Мурат и посмотрел на Ри.

Она поняла по его взгляду, что он не боится за себя. И за присяжных тоже бояться было уже нечего. Было просто невозможно, чтобы кто-то из людей Мурата выстрелил сейчас в Майора: Майор и Журналист были ее друзья, и они были под ее защитой, хотя они думали, что это они приехали спасать ее.

— Я пойду? — сказала Ри, делая движение, чтобы поцеловать его на прощание хотя бы в щеку, но он уклонился и сказал:

— Нет уж, пусть зайдут, раз приехали, — и Мурат крикнул вниз: — Вася, открой им ворота! Двоим.

Однако, когда ворота открылись, еще один человек, что-то быстро скомандовав в черные кусты, тоже проскользнул к дому, подняв, впрочем, руки, чтобы было видно, что он идет без оружия. Дело было сделано, Зябликов был Коле-Кольту тут уж больше не командир, а ему следовало позаботиться и о собственных интересах. Так они и вошли в гостиную втроем: Журналист с хвостом, хромой Майор в свитере Анны Петровны и квадратный человечек в камуфляжной форме с таким лицом, с каким в деревне приходят на танцы, когда за пазухой нож, — а бывший лейтенант Вася остался снаружи.

— Э, да ты чечен! — весело сказал Кольт, которому Мурат ответил только одним ледяным взглядом и молчанием.

— Так это же адвокат, — сказал Журналист, жевавший жвачку, — Здравствуйте, господин адвокат, я же вам, кажется, за что-то еще должен.

— Он балкарец, — сказала Ри. — Старшина, кто этот человек с вами?

— Это Коля, он нормальный парень, — сказал Зябликов, — Ну а что бы ты хотела и вы, Мурат, или как вас там? Кто бы нас сюда пустил, если бы мы приехали вдвоем, разве не так?

— Так, — сказал Мурат.

— Он мне ничего плохого не сделал, — еще раз сказала Ри, обращаясь почему-то не к Старшине, а больше к Журналисту.

— Да я уж вижу, — сказал Кольт. — На заложницу ты не похожа, мне ведь тоже и заложников случалось освобождать. Но мы даром, что ли, как по тревоге, ехали вон откуда ночью? Как-то надо компенсировать наши расходы, даже если он и не чечен. И не только наши. — Он уже по-хозяйски ходил по гостиной и щупал ковер. — Вон и майора ты обидел, и друга его, короче, их всех, и девушку. Как насчет заплатить, чечен? У меня там ребята бойкие за забором сидят, им даже чечены рассказывали, где у них деньги лежат.

Было видно, что Кольту очень охота подраться — наверное, в Тудоеве ему было уже не с кем — или, в самом крайнем случае, денег, а так он не уедет. Старшина и Кузякин смотрели на Ри, как будто это она была тут хозяйка и речь теперь шла о ее деньгах.

— Ну ты же сказал, что мы с тобой вместе заработали денег за это дело, Мурат, — сказала Ри, — Значит, мы можем заплатить, ну так и давай заплатим.

— Хорошо, — подумав, сказал Мурат. — Пусть будет так, если ты решила с ними, а не со мной. Но, честное слово, я не понимаю, зачем тебе все это надо, Ри.

— А ты и не поймешь, Мурат, — сказала она. — Извини, конечно.

— Ну почему уж не пойму, — сказал он. — Но я бы лучше понял, если бы ты была мужчиной. А ты женщина. Женщины — они другие, это не их дела.

Журналист смотрел на него с интересом и жевал жвачку.

— Я присяжная, — сказала Ри, — Я буду женщина, когда кончится это чертово дело, вот тогда мы и посмотрим, а сейчас я присяжная.

— Нам в десять надо быть в суде, — сказал Зябликов. — А сейчас три. Надо ехать. Решайте все вопросы с Кольтом, а мы поехали. Пусть нас пропустят.

— Сейчас, — сказал Мурат. — Позвони мне, как там все сложится, Ри.

— А я останусь, — сказал Кольт, — Мы же еще не договорили. — Он повернулся к Зябликову, который смотрел на него с сомнением: — Вы езжайте, а мы тут еще потолкуем. И ты не волнуйся, заложница, суди спокойно, мы с чеченом обо всем мирно договоримся, он же говорит, что он балкарец, значит, все будет, как в аптеке. Мы, если кому останемся должны, потом из Тудоева пришлем.