История русской торговли и промышленности - Иосиф Кулишер

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Городское ремесло в XVII ст., преимущественно в Москве

Ключевский указывает на различные обстоятельства, обусловливающие медленный рост русских городов. «В XVI ст. встречаем в центральных и северных уездах государства немало городов со значительным посадским, торгово-промышленным населением». Но «чем далее на юг, тем скуднее становилось это население… и впоследствии, когда южная граница отодвинулась далеко на юг, в этих городах туго водворялось торгово-промышленное население». Причина в том, что «поместная система, увлекая массу служилых людей из города в деревню, лишала городскую промышленность и городской ремесленный труд сбыта и спроса, главных, наиболее доходных потребителей. Служилые люди, обживаясь в своих поместьях и вотчинах, старались завести своих дворовых ремесленников, все необходимое получать на месте, не обращаясь в город»{661}.

Была еще и другая причина. Посадские общества страдали от выхода из их среды людей, закладывавших свои дворы людям не тяглым, белым, «в то же время к посадам пристраивался разночинный люд; стрельцы, крестьяне из подгородных сел, церковные слуги, поповичи торговали и промышляли, отбивая торги и промыслы у оставшихся посадских тяглецов, но не участвуя в их тягле; даже попы и дьяконы, вопреки церковным правилам, сидели в лавках… Значительные посады в Московском государстве опоясывались казенными служилыми слободами, стрелецкими, пушкарскими, ямскими; населявшие их служилые приборные люди конкурировали в торгах и промыслах с посадскими людьми, не разделяя их повинностей».

К этому присоединялось еще закладничество, изменившее при том свой первоначальный характер. Вместо прежнего займа с обязательством отработать его появляются тяглые посадские, которые закладываются без займа или с фиктивным займом обыкновенно за привилегированных землевладельцев, светских и духовных, и не отбывали им дворовой службы, а селились на их льготных землях дворами и целыми слободами и просвояли себе их поземельные льготы, самовольно избывая подсадского тягла и занимаясь «всякими промыслами и торгами большими»{662}. Отсюда жалобы посадских на закладчиков у различных монастырей, которые теснили и обижали их во всяких промыслах, так что у них государевых служеб служить и оброка платить некому, жалобы на новоприбылых торговых и ремесленных людей, «которые в тое слободу сошлися из разных городов и поселилися для своего промыслу и легкости». «Заложившись в закладчики за бояр, за всяких людей, а податей никаких с своею братьею с подсадскими и с уездными людьми не платят, а живут себе в покое».

Только Соборное уложение 1648 г., из фискальных соображений постановило все слободы частных владельцев, поселенные на посадской земле, купленной или захваченной, отобрать на государя и приписать в тягло к посадам безвозмездно, ибо «не строй на государевой земли слободу и не покупай посадской земли». Закладничество впредь запрещалось, а земные и ссудные записи, данные на себя закладниками, объявлялись недействительными. С этих пор «посадское тягло с торгов и промыслов стало сословной повинностью посадского населения, а право городского торга и промысла его сословной привилегией».

По всем этим причинам развитие ремесла в течение XVII столетия, по-видимому, лишь весьма медленно подвигалось вперед. Мы, к сожалению, не располагаем данными, которые позволили бы сопоставить положение его в эту эпоху с предшествующими периодами. Но во всяком случае на основании цифр, приводимых М. В. Довнар-Запольским, получается впечатление, что даже в значительных по тому времени городах ремесло не играло большой роли. Так, в Ростове Великом в 1646 г. насчитывается всего 170 ремесленников, в Симбирске в 1678 г. — 137, в Угличе — 126, в Вятке — в 1628 г. 90, в Суздале в том же году всего 65, даже в Устюге только 457, а в Нижнем Новгороде 520.{663}

В Туле мы находим к концу XVI ст. 183 ремесленника, в 1625 г. — 231. Однако если мы ближе рассмотрим распределение этих ремесленников по отраслям производства, то увидим, что число лиц, занятых изготовлением съестных припасов, сократилось с 60 до 38, число ремесленников в кожевенном производстве упало с 40 до 24, в обработке дерева — с 11 до 9, в производстве из волокнистых веществ оно почти не изменилось (22 и 24). Возросло только гончарное производство или, вернее, оно теперь впервые появилось (14 чел.), ибо прежде все сводилось к одному мастеру, в особенности же усилилась обработка железа — вместо 20 теперь 51. Затем повысилась категория прочих ремесел с 29 до 71, но она включает и ряд таких профессий (извозчики, пастухи), которые не могут быть отнесены к ремеслу. Если отбросим возрастание по этой группе на 42 человека, то окажется, что цифра ремесленников в 1625 г. увеличилась по сравнению с концом XVI ст. всего на 6, т.е., в сущности, не изменилась{664}.

Это развитие промыслов в городах, по-видимому, задерживалось и той политикой, которую вела Москва. Не довольствуясь имевшимися там казенными ремесленниками, посадскими, как и многочисленными захребетниками, закладниками, дворниками и крепостными крестьянами служилых людей, патриарха, митрополита и монастырей, заселявших целые улицы и большие слободы без уплаты тягла, Москва выписывала еще в большом количестве ремесленных людей из других местностей, отнимая их не только у монастырских и боярских вотчин, но и среди посадского населения провинциальных городов.

Подобно служилым людям, и мастеровые всякого рода выписывались для государевых нужд. Встречаем целую массу местностей, из которых приказано выслать мастеров той или другой специальности в Москву. Они переселяются из вотчин Кириллова монастыря, Пречистенского Переяславля-Залесского монастыря, из Антониева-Сийского монастыря, из вологодских монастырских вотчин. Но такое же распоряжение отдается по городам — Новгороду, Переяславлю-Залесскому, Ярославлю, Костроме, Вологде, Бежецкому Верху, Калуге, Холмогорам. Из Новгорода требуются иконописцы самого доброго мастерства, через несколько лет приказано выслать оттуда всех замочных мастеров, из Белоозера записных каменщиков и кирпичников вместе с детьми, и братьями, и племянниками, и соседями, и захребетниками. В Москве известно, что есть тихвинец заварщик Ивашка Чаплан да замочник Прошка, которых и велено взять московским мастерам в прибавку в подкрепление. Из Астрахани вытребованы черкесы, искусно выделывающие булатные сабли и панцири. Особенно часто требуются в Москву портные и скорняки. Последние в особенности необходимы были для отправки крымскому хану подарков — соболей, лисиц, куниц и белки («крымская кладь»). В 1658 г. был даже послан общий приказ по всем городам, посадам и уездам о доставке отовсюду портных мастеров в количестве двух из каждых десяти.

Провинция, правда, ведет решительную и упорную борьбу с таким обескровлением в интересах Москвы, с отнятием у нее тяглого посадского населения. Прием применяется обычный в истории нашей — бегство, мастеровые люди скрываются и убегают от московских «рассыльщиков». Против этого принимаются правительством меры: мастеровых ловят, возвращают обратно в Москву, от местных жителей берутся поручные записи о том, что мастеровые не разбегутся.

В различных случаях оказывается, что присланные лица не годятся для указанной работы, хотя нам неизвестно, действительно ли произошла ошибка и одни попали вместо других, или намеренно послали более слабых тяглецов, чтобы не трогать с места прочих, или, наконец, челобитчики заявляют, что они данного ремесла не имеют, чтобы избавиться от отправки в Москву. Так, например, мастеровые из Бежецкого Верха бьют челом, заявляя, что «скорняшного дела мы, сироты твои, делать отнюдь не умеем, а делаем, государь, овчинишко; ведомо, государь, про то всему городу и ныне, государь, мы, сироты твои, живучи на Москве, скитаемся меж двор».

Из Вологды все скорняки разбежались еще до получения грамоты, а взят был какой-то Тараска, которого кто-то «оболгал скорняшным делом напрасно», потому что он не умеет делать «с младенчества» скорняжного дела. Калужские посадские люди заявляют, что после моровой язвы у них нет портных мастеров. Была составлена роспись двинским скорнякам и портным, но все они показаны в беглецах или в стрельцах. Из Саранска вместо скорняков и портных были посланы стрельцы и казаки, когда же их вернули обратно и потребовали настоящих мастеров, то скорняки оказались либо сбежавшими, либо арестованными в воровском деле, либо умершими, или, наконец, старыми и слепыми. Точно так же из каргопольских мастеров один пошел в попы, другой постригся в монахи, есть слепые и немощные, многие «разбрелись в мир за великой хлебной скудостью безвестно». Бывали и такие случаи, когда из Москвы требовали высылки беглецов, хотя на самом деле они проживали в Москве в слободах или в стрельцах. «А иные стали в стрелцы и в сторжи и многие подавали порушные записи, а живут в Кадашове, и в Садовниках и в разных черных слободах. А ево великого государя годового хлебного и денежного жалованья тем рядовым мастеровым людям нет»{665}.