История русской торговли и промышленности - Иосиф Кулишер

Обращаясь к другим городам Московской Руси XVI ст., как центральным, подмосковным, так и юго-восточной окраины, мы находим здесь много дворов дворян и детей боярских. В одних из них они жили постоянно, как в Казани или Свияжске; в других, в центральной области, большей частью не жили, а держали в этих дворах дворников, своих зависимых людей, которые были их холопами или бывшими посадскими, перешедшими в дворничество к дворянам и детям боярским. Наряду с дворниками находим и ратных людей. На восточной и южной окраинах их было много, нередко треть и более всего населения, ибо города эти имели значение крепостей. В центре их оказывается, напротив, гораздо меньше, ибо они утрачивают свое значение укрепленных. Хлебопашество в городах, хотя далеко не исчезает, все же отступает на второй план по сравнению с торговой и промышленной деятельностью. И дворники, и ратные люди, и посадские, — все они занимаются преимущественно торговлей и ремеслами.

Нельзя отрицать, конечно, того, что были такие города, где «к резкому отделению горожан от поселян не представлялось достаточно повода: о том свидетельствуют пашни и сенные покосы, какие мы находим приписанными к посадам в XVII ст., жители города Шуи, например, и во время царей Московских продолжали промышлять сельскохозяйственными промыслами; были даже и такие города, население которых состояло исключительно из хлебопашцев»{653}.

По мнению Ключевского, в XV-XVII ст. «из городов многие и очень многие только носили громкое имя города, но имели вид и значение большого села», «в Московском государстве как стране преимущественно земледельческой, где в такой степени преобладала первоначальная промышленность и где так слабо развито было ремесло, очень немногие города подходили сколько-нибудь под понятие города в европейском смысле; остальные только тем отличались от окрестных селений, что были огорожены и имели большие размеры, но большинство населения их промышляло теми же занятиями, как и окрестные сельские жители{654}.

Однако этот взгляд, являвшийся до недавнего времени преобладающим в нашей литературе, не подтвердился последующими исследованиями, произведенными главным образом на основании писцовых книг{655}. В последних обнаружился для многих городов гораздо больший состав промышленного и торгового населения и гораздо большая специализация промыслов, чем раньше предполагали. С другой стороны, не следует упускать из виду и того обстоятельства, что, как в настоящее время установлено, еще в XVII ст. и большинство современных западноевропейских городов имело отчасти сельскохозяйственный характер, наряду с ремеслом и другими формами промышленности еще играло роль скотоводство, огородничество и т.д. Так что разница между русскими городами и городами Западной Европы, хотя она, несомненно, существовала, оказывается не столь значительной, как можно было предполагать.

Если возьмем такой город, как Торопец, то найдем здесь 67 ремесленников, из которых огромное большинство посадские люди, прочие же живут на чужих дворах, и только несколько человек не имеют дворов на посаде, следовательно, может быть, не живут в городе. Если считать людей, несомненно живущих в городе, то из числа их ремесленники составляют здесь не более 10%. Напротив, в Устюжне ремесленников упомянуто 193 человека, но даже если исключить из них 119 человек, занимающихся железным промыслом, который там был особенно распространен, то все же окажется, что одно то промышленное население, которое работало только для местных надобностей, а не для сбыта в другие местности, как работники по металлу, составляло около 25% всего населения, т.е. значительную долю последнего.

В Пскове промышленное население составляет свыше 180 человек, зато в других городах Псковской области его почти совсем нет, и эти города в течение XVI ст. даже опускаются на ступень городищ, приобретая чисто земледельческий характер. Напротив, великое число лиц, именуемых обычно ремесленниками, хотя в число их входят, как мы видели, и некоторые профессии, которые ничего общего не имеют с ремеслом, в подмосковных городах — в Коломне 159, в Серпухове 331, в Можайске 224. В Коломне они составляют более 22% жителей, не считая дворян и детей боярских, в Можайске — более 40. Близость Москвы не препятствовала, следовательно, развитию промышленной деятельности в этих городах, напротив, содействовала ей, хотя и в самой Москве, как мы увидим, промыслы в эту эпоху обнаруживали успешный рост.

В Казанской писцовой книге ремесленниками из посадских людей обозначены 318 человек, в Свияжской — 103, в Казани, следовательно, они составляют более половины всех посадских людей, в Свияжске более трети; из людей, не имевших дворов, в Казани ремесленниками отмечены 41 чел., в Свияжске — 20, т.е. в обоих городах немногим более пятой части всех бездворных. В Туле цифра промышленного населения выражается в 216 чел., что равняется четвертой части всех записанных в писцовую книгу людей, а к ним надо еще присоединить 27 казенных кузнецов, плотников и кирпичников, которые, впрочем, могли работать и на частных лиц.

Рассматривая промышленное население городов XVI ст. по отдельным группам занятий, мы отмечаем прежде всего большую роль тех промыслов, которые относятся к области производства съестных припасов. Они составляют в Торопце 20% общего числа ремесленников, в подмосковных городах 22%, в Устюжне 25%, в Пскове 30%, в Туле 32%, в Казани 41%, в Свияжске даже 43%. Среди этой группы главную роль играют повсюду хлебники, калачники и пирожники, мясники и рыбники; эти промыслы представлены везде значительным количеством лиц (в Казани, например, по 28 хлебников и калачников, 10 пирожников, 29 рыбников, 12 мясников; в Пскове по 5 калачников и пирожников, 3 хлебника, 13 рыбников, 7 мясников; в Серпухове 19 хлебников, 8 калачников, 2 пирожника, 19 мясников). К ним присоединяются еще и другие специальности, нередко их весьма много, но каждая отмечена немногими лицами. Больше маслеников, крупяников, кисельников, квасников, мучников, меньше пивоваров, орешников, гречишников, овощников, солеников. Приготовляющие хлебные продукты нередко делятся не только на хлебников, калачников и пирожников, но еще сверх того на ситников, пряничников, блинников. Специализация, таким образом, очень большая, но мы находим ее, по-видимому, лишь в больших городах, да и там многие из упомянутых промыслов представлены лишь единицами. В Торопце же, Устюжне, Коломне, Серпухове многих из них вовсе нет.

Во всяком случае промыслы по изготовлению съестных припасов отличались значительным развитием. Одни из них, как рыбный промысел, обусловливались обычаем потреблять рыбу во время многочисленных постов. «Обычай свято сохранять посты, установленные церковью, развил у нас повсеместно рыбные промыслы и рыбную торговлю. Не было реки или озерца, где бы не занимались рыболовством; не было базара, где бы рыба не была самым обыкновенным товаром»{656}. Другие промыслы, как хлебный и калачный, а также профессии пирожников, ситников, квасников и т.д., обусловливались тем, что существовало, очевидно, население, вероятно главным образом пришлое, не имевшее в городе оседлости, которое не производило в отличие от прочих хозяйств этих продуктов у себя на дому, а приобретало их в лавке, на рынке.

Вторую группу составляют промыслы, изготовляющие одежду и обувь, т.е. текстильное и кожевенное производство. Эта группа составляет треть всех занятых промышленной деятельностью лиц в Туле и подмосковных городах, почти четвертую часть в Казани, Свияжске, Пскове, Устюжне, Торопце. Она, таким образом, везде значительна. При этом, однако, необходимо отметить, что наиболее важная деятельность из этой сферы — прядение и ткачество — совершенно отсутствует и в области приготовления одежды выступают одни лишь портные, т.е. имеющие в своем распоряжении уже готовые ткани. Лен и шерсть пряли и ткали в каждом хозяйстве, где это составляло женскую работу, почему в большинстве случаев и портной не только выполнял работу на заказ, но и из полученного от потребителя материала. Наряду с портными мы имеем здесь кожевников, сыромятников и сапожников (последних везде много), далее скорняков, шубников и овчинников. К ним присоединяются рукавичники, шапочники, холщевники, колпачники. Иногда выделяются еще особые специальности — из сапожников выделяются башмачники, подошвенники, чеботные мастера, опоечники; из шубников — особые бобровники (мех бобров употребляли главным образом на выделку женских шапок); из портных — кафтанники, строчники, епанечники. Появляются особые пуговичники, чулочники, сермяжники, седельники, лапотники, хотя большинство этих мастеров имеется в единственном числе.

Напротив, существенны, по-видимому, ветошники, т.е. старьевщики, производящие починку одежды, а быть может, и просто торгующие старым платьем. В Пскове находим в этой группе также суконников и шелковников, но весьма возможно, что те и другие являлись торговцами привозным сукном и, во всяком случае, привезенными из-за границы шелковыми тканями, ибо у нас их не производили. К торговле они могли присоединять и выделку одежды из сукна, и шелковой материи. Как указывает посетивший Россию иностранец Барберини, русские не умели делать сукон, а приобретали их за границей. «Впрочем, в русских селах делались простые сукна, составлявшие предмет потребления низшего, преимущественно сельского класса, это были сукна сермяжные, однорядочные, они различались на лучшие, средние и худшие и составляли предмет торговли на сельских торгах… Кроме сукон, русские делали шерстяные полсти и войлоки… Войлоки употреблялись на седла, на бурки»{657}. До конца XVI ст. сукно в Россию привозилось главным образом ганзейцами, это было преимущественно фламандское (брюккиш, т.е. из Брюгге, ипское — из Ипра), а также мехельнское, брабантское, лимбарское (лимбурское), анбургское (гамбургское). Позже первое место занимают английские сукна, привозимые английской компанией. «Во время господства англичан над русской торговлей предки наши получали сукна и материи чрез их руки и цари жаловали обыкновенно английскими сукнами».