Пятый арлекин - Владимир Тодоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Немало, — заинтересовался Глайд, сразу смекнув, что с сегодняшнего дня ни под каким видом не следует мелькать у Игина, чтоб самому не сунуть голову в петлю, — оч-чень даже прелюбопытно.
— Тебе любопытно, а у меня пятнадцать лет за плечами висят…
— Получается, — продолжал Глайд, не обращая внимания на слова и вздох Неживлева, — что сейчас перетряхнут всех, кто под маркой Карнакова или от его имени обделывал разные сомнительные дела. И прежде всего — Туманова, референта, или как он там называется. Сэм, ты молодец, что сразу связался со мной. Информация серьезная и главное — своевременная. Я понимаю, что ты не нуждаешься в презренном металле, но за сведения, которые ты сегодня мне преподнес, я тебе выдам тысячу долларов. Пусть эта сумма символическая, но я должен как-то отметить наши новые серьезные отношения. И ты распишешься за них. Сам понимаешь, я — лицо подотчетное. Не кривись, Сэм, мы и так уже давно повязаны, одной веревочкой. И этот документ в наших отношениях ничего не изменит и вреда тебе не причинит, принесет только пользу. Мои шефы должны видеть, что я даром времени не теряю, тогда будет легче организовать твое перемещение к нам. Согласен? — Нортон доброжелательно смотрел Неживлеву в глаза, всем своим видом показывая, что все, что здесь сейчас происходит, нужно только ему, Семену Михайловичу. А он, Нортон Джерри Фитцджеральд Глайд, из одного лишь душевного расположения и гуманности готов помочь, хотя если и потребует взамен что-либо, так это просто так, для видимости равновесия в сделке, ведь американцы такой народ — привыкли к деловым отношениям и даже с отца родного возьмут комиссионные, если окажут ему соответствующую услугу.
Неживлев пытался поначалу понять этот взгляд, оценить его трезво, не дать обмануть себя или еще хуже — попасть в полнейшую зависимость. Ведь он и сам умел смотреть так, когда что-либо сильно хотел от партнера, заранее высчитав, насколько его разденет при сделке. Но неожиданно обмяк под этим взглядом, потому что вдруг понял, что отступать некуда, итак достаточно увяз с этим хитрым пройдохой-американцем, тем более, что без него нет никакой возможности исчезнуть из этой страны, которая вдруг стала для него чужой и грозной, и ждать от нее ничего кроме возмездия не приходилось. Неживлев поднял голову и, пытаясь придать голосу уверенность (да кого он собирался провести?), произнес:
— Ладно, чего уж там, напишу расписку, если она поможет мне выбраться отсюда. Что писать, Сэм?
— О, совсем небольшой текст. — Глайд сдерживал эмоции: долгожданный момент в его карьере профессионального разведчика ЦРУ наступил. Он незаметно перекрестился, чтоб не спугнуть удачу, потом достал из пиджака блокнот и паркеровскую ручку и протянул Неживлеву, — листок не вырывай, пиши прямо в блокноте:
«Я, Неживлев Семен Михайлович, получил от Вейцмана одну тысячу долларов за требуемые ему сведения. Точка». Поставь число. Молодец! — похвалил Глайд расслабляясь, и в знак доверия трогая Неживлева за плечо, не забыв при этом вернуть блокнот и ручку на прежнее место. — Теперь самое время разобраться в обстановке. Как я понимаю, ты хочешь исчезнуть отсюда без своей красавицы Ирэн?
— Еще не решил окончательно, — глухо ответил Семен Михайлович, отчего-то ощутив страх, неведомый ему ранее, — мне жалко ее, без меня она здесь пропадет.
— Не смеши меня. Сэм, она нигде не пропадет. Очень скоро она прилепится к новому бизнесмену и заживет с ним так же гладко и сыто. Она ведь относится, пардон, к породе рыб-прилипал. Ты же со своим капиталом найдешь в Штатах столько таких как она, что будешь отпихивать их руками и ногами. Красивая женщина — не проблема, этого добра хватает везде, были бы деньги. Даже если бы была возможность отправить вас за границу вдвоем, она тебе была бы только обузой. Деньги деньгами, но тебе необходим брак с женщиной, которая сумеет ввести тебя в наше высшее общество. А такие есть — из обедневших аристократических родовитых семейств. Без этого общества тебе не продвинуться у нас, помни об этом. И долой твою славянскую сентиментальность! Впрочем, я совсем забыл, что ты не славянин. Тем более, твоя ностальгия, так неожиданно появившаяся на глазах, тебя не украшает. Перед тобой откроется весь мир. Но прежде чем мы начнем развивать этот план, я бы хотел четко определить условия.
— Говори, — вяло улыбнулся Неживлев, понимая, что полностью попадает под власть и влияние этого страшного человека, чувствуя леденящий холод под лопатками, — только не обдирай меня как липку. Знаю я вас, американцев: тебе только палец в рот положи, ты сразу же всю руку и оттяпаешь, как акула из романа Бенчли, — не удержался Семен Михайлович от позерства.
— Не волнуйся, Сэм, нам предстоит долгая интересная жизнь, ты прав, верить мне нельзя, никому верить нельзя, но ты мне нужен будешь и там, в этом и заключается гарантия наших будущих отношений. Я тебя введу в большой бизнес, я ведь тоже кое-что стою. Мои условия тебе подойдут, я не собираюсь воспользоваться твоим теперешним бедственным положением. Во-первых, я должен ознакомиться с содержимым сейфа твоего тестя. Остановись! — повелительно сказал Глайд, заметив протестующий жест Семена Михайловича. — Какая тебе разница, что будет потом, когда ты с моей помощью покинешь эту негостеприимную страну! Или тебя беспокоит судьба Александра Филипповича Неживлева?
— Ты же понимаешь, что ему после этого несдобровать, если узнают, что документы из сейфа попали на Запад.
— Так тебя это беспокоит? Ты еще думаешь об этом?
— Да нет, не думаю, как-то стало не по себе, это же явный шпионаж.
— Согласен, это действительно явный шпионаж, хотя то, что рассказывал мне раньше, тоже было шпионажем, только не таким, как ты изволил выразиться, явным. Любые сведения, относящиеся к лицу, занимающему государственную должность, или иная информация, дающая возможность прогнозировать внутреннюю и внешнюю политику государства, — это и есть стопроцентная шпионская Деятельность, которая в любой стране карается более жестоко, нежели другие преступления. И забудь своего тестя, случись с тобой что-либо, он бы от тебя открестился в одну секунду.
— Хорошо. Что еще? Я ведь чувствую, что ты на этом не остановишься.
— Правильно, не остановлюсь, но и не перейду умеренных разумных пределов. У тебя уникальная коллекция картин, фарфора, серебра и прочих раритетов. Это громоздко и без меня тебе ее не вывезти. Мой план прост и надежен: ценности уйдут за границу посредством дипломатических каналов, а точнее — в почтовом вагоне, который по существующему статусу не имеют права вскрывать, уж об этом я позабочусь. Все наиболее ценные картины придется снять с подрамников и свернуть в трубочку, используя, чтоб не осыпался красочный слой, прокладку из папиросной бумаги пропитанной особым составом. Впрочем, не мне тебя учить, как это делается. В прочные картонные ящики упакуешь бронзу и фарфор, кто только самые редкие изделия, и, естественно, все серебро. У тебя из серебра только раритеты, другого нет. Всю валюту, драгоценные камни и ювелирные украшения я тоже заберу. С этим легче, много места не займет. Сам организуешь туристскую поездку во Францию — с твоими связями в управлении торговли ты легко получишь путевку. Соответствующие характеристики и рекомендации тебе тоже дадут, пока не докопались, что ты за фрукт. Ну, не обижайся, для меня такая аттестация является высшей похвалой. Жену придется перед этим под каким-нибудь предлогом услать хотя бы на неделю. И поездку следует организовать немедленно, пока ты еще не на крючке. В Париже тебя будет ждать мой человек. Все принадлежащие тебе ценности получишь в полной сохранности.
— Норт, я тебе очень благодарен и, поверь, не останусь в долгу, — Семен Михайлович и вправду почувствовал к Глайду нечто вроде симпатии и самого искреннего расположения, но тот резко оборвал:
— Сэм, запомни на будущее, чтоб такие моменты впредь не повторялись: я в твоей благотворительности не нуждаюсь! Я делаю дело и сам назначаю за него цену. Ты мне отдашь ровно одну треть общей суммы стоимости всех твоих редкостей.
Неживлев похолодел, от внезапно возникшего чувства не осталось и следа.
— Нортон, ты понимаешь, сколько моя коллекция стоит в целом? — Не
— Понимаю: около двух миллионов долларов. Может быть два с половиной.
— И ты претендуешь на… Почти миллион! Это грабеж…
— Я ни на что не претендую и ничего от тебя не хочу. Но когда тебя арестуют, то ты сам все отдашь государству, у которого украл все вышеперечисленные ценности. А взамен своей дарственной ты получишь ровно пятнадцать лет, и то в случае, если за тобой нет «мокрых дел», в чем я далеко не уверен… — При этих словах Семен Михайлович вздрогнул, вспомнив свое соучастие в укрытии преступления Краснова. Это не прошло незамеченным для Глайда. Он неожиданно жестко посмотрел на Семена Михайловича и сделал верный ход: