Махавира - Александр Поехавший
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти продажные менты сделали вагоновожатую свидетелем моего особо тяжкого преступления. Мы вышли в Пензе. Было немного грустно, но это уже произошло, хоть усрись. Они повезли меня в медучреждение. Сонный врач дал мне стаканчик. Я поссал и меня повезли в отделение.
Меня оставили на попечение дежурному, а сами попрощались и поехали спать домой. Я попросил сделать телефонный звонок. Мой новый товарищ попросил только недолго. Некому было звонить. Трубку взяла Люба. Единственное, что я ей сказал это то, что меня сняли с поезда менты. Голос её дрожал, она как обычно плакала, хотела зачем-то приехать. Мне было больше нечего добавить, и я закончил разговор.
Дежурный сжалился надо мной и выделил мне комнату с диваном. Всю ночь лежал и смотрел в потолок. Я знал, что даже если они бы у меня ничего не нашли, всё равно должно быть уголовное дело. После того, как эти менты возились со мной: обыскивали, опрашивали, просили взятку, возили в медсанчасть.
В шесть утра я выполз из своей комнаты и молча сел смотреть зомбоящик рядом с дежурным. Через час приехал опер, сообщил, что моча чистая. Поехали за результатом экспертизы. Вышло 1,1. Но изначально питерские граффитисты мне подарили 1. Я никогда не покупал ладан, мне его давали случайно. Это было ожидаемо и по расеянски. Ментам нужна была высшая премия за поимку особо опасного преступника. Из-за уголовщины намеченное путешествие по Европе катилось в тартарары.
Мы сидели со следаком и вместе сочиняли мой допрос, чтобы операм не пришлось ехать в Санкт и искать тех, кто мне вручил подарок. Мне впаривали какого-то платного жиробаса адвоката, но я собирался защищать себя сам без всяких наглых рож.
Всем людям в России всегда было больно и тем, кто хотел это прекратить делали всех больней.
Олений хоровод
Когда у меня возникло моё собственное соображение, что после физического исчезновения ничего не поменяется, жизнь заиграла всеми красками лунной радуги.
До суда я усердно репетировал как на волынке, так и на дудуке. Рядом со мной располагался заброшенный завод. Там я и музицировал, оттачивая своё мастерство для уличной игры в европейских городах. Моё путешествие зависело целиком и полностью от приговора. Условный срок всё бы похоронил, ибо это обязательные явки к участковому по месту регистрации. Я почитал судебную практику по таким делам и рассчитывал на лучшее — штраф.
Накануне старта в евротур ко мне из Санкта приехала Люба в полном обмундировании. Мне она была безразлична, как обычно, я даже не обнял её, когда она сходила с лесенки вагона. В родительском доме эта истеричка нелепо требовала к себе особого отношения. Я даже не мог посидеть с батей перед зомбоящиком и оставить её в спальне одну. Это был бесценный опыт того, как бы выглядела наша семейная жизнь если бы мы поженились. Этот ревнивый, потерянный человек эффективно разрушал меня и одновременно закалял в понимании того, как правдоподобно выглядит кошмар совместной жизни.
Я взял с собой дудук, дудельзак. Мы приобрели билеты на поезд до посёлка в Пензенской губернии, где назначен суд.
Люба осталась ждать снаружи на лавке под различными деревьями. Я впервые увидел своего адвоката и не понимал зачем он вообще был нужен. Судья назначил мне условный срок в два года. Я попросил его немного притормозить с такими выводами и напомнил о штрафе. Он с улыбкой поинтересовался сколько я готов заплатить. Я ответил, что пятнашку. Прокурор одобрил моё решение, и всё закончилось благополучно. Надо было мусорам ещё в том поезде дать на лапу двадцать тысяч. Но как бы да если бы Титаник начал раньше поворачивать.
Я взял реквизиты в бухгалтерии суда. Сбегал в банк, внёс деньги, вернул квиток и всё: будто ничего и не было. Я был чист и непорочен, ни судимости, ни срока. Заплатил и сразу перестал быть виноватым.
Началось наше великое путешествие. У нас была заранее пробита вписка в Дзержинске. Нас двоих легко подбирали, долго не стояли. К позднему вечеру частично удалось добраться лишь до Нижегородской области в районе Арзамаса. Мы сошли с автомобильной трассы и постепенно вошли в завороженно-молчаливый лес. Внутри палатки, когда каждый постелил себе коврик и спальник Люба достала из кармана рюкзака тот самый сюрприз, что она мне приготовила. Это была силиконовая женская песда. К ней прилагался ещё и флакон смазки. Она думала я обрадуюсь, но я не смог даже натянуть притворную лёгкую улыбку, настолько это было отвратительно. Под стрекот обыкновенных сверчков Люба минут десять надрачивала мне этой вагиной, но я так и не смог никак кончить. Это искусственное приспособление ничем не отличалось от её влагалища. Она делала эти возвратно-поступательные движения своей рукой с такой же неохотой, с какой я занимался с ней нелюбовью. Понятно было, что так она намыливалась меня удовлетворять когда у неё были критические дни, но судя по её опасному настроению эти самые дни у неё приключались каждый день. Она со злостью и негодованием убрала подарок обратно и больше никогда его не вытаскивала.
Мне нужна была девушка, чтобы длинные волосы были, а грудь и жопа — чем меньше и уже тем прекраснее. Как у Кары Делевинь или Тедди Куинливан. Невозможно было вообразить или представить как же было классно и здорово лечь в одну постель с такой топовой женщиной как Теодора. Войти в неё.
В России стояла уже умеренно прохладная очень. Нам нужно было убегать от грядущих холодов на запад. Наши тонкие спальники и тёплая одежда нас бы не спасли не говоря уж о дождях. Сырой холод — это очень печально когда спишь под открытым небом без привычки.
В Нижнем мы под кратковременным ливнем прохаживались по тем же самым местам, что я уже видел. Еду покупал себе каждый сам в магазине. Я всегда брал себе нарезки хлеба, колбасы и сыра.
В кафе мы сели за дальний столик, поймали сеть и поели самодельные бутерброды. Мы тратили очень много времени на поиск вписок, строчили сотням людей. Больше запросов, больше вероятность приглашения. Я
