Охотничье братство - Алексей Ливеровский

А вот доброта и потакание Виктора собакам частенько нас огорчали. Помнится, мы вчетвером: Померанцев, профессор А. С. Мальчевский, научный сотрудник Модест Калинин и я — поехали на охоту по серым куропаткам на Псковщину к дяде Осе. Помимо надежды хорошо поохотиться, к чему имелись все основания, так как моя ирландка Искра к тому времени вышла победителем на полевом чемпионате области, было намерение с помощью опытной собаки поднатаскать молодого померанцевского ирландца Ясного.

Красивая осень, уютная избушка, маленький сад с великолепными яблоками, которые можно было (большой урожай и отсутствие сбыта) рвать неограниченно, делали эту поездку очень приятной. Сам дядя Ося, дед уже в больших годах, — охотник страстный. Любопытно, что он, деревенский охотник, всегда держал кровных английских сеттеров и, что еще примечательнее, всех натаскивал сразу с анонсом. С первого же поля приучал легавую, найдя птицу, немедленно вернуться, «доложить» хозяину и повести.

В первую половину дня мы добыли несколько куропаток, а потом, по-прежнему все вместе, пошли обучать Ясного. Помню прекрасно широкое жнивье, отдельные кустики, бархат озимей. Виктор держал Ясного на канате (так мы называли чок-корду, толщенную веревку, привязанную к ошейнику кобеля). Потертая веревка часто рвалась, и мы советовали Виктору завести якорную цепь для его дикого зверя. На середине небольшого лужка перед кустиками ивняка Искра уверенно потянула и стала. Я обернулся, поманил Виктора рукой: «Подводи!» Стоя рядом с моей изящной ирландкой, я услышал сзади хриплое дыхание Ясного, затем звук — как от лопнувшей басовой струны, энергичный карьер. Ударив меня боком по ногам, Ясный грудью сшиб Искру — она покатилась в траву, а он почти поймал одну из пары взлетевших куропаток и проводил их до горизонта.

Мы были опять изрядно огорчены. Сошлись вместе. Все, кроме Мальчевского. Он, как всегда, отошел в сторону, слушал голоса птиц, великим знатоком которых был. Слышим, кричит: «Давайте сюда!» — показывает рукой вниз. В полном недоумении подходим. «Смотрите — шампиньоны!» Действительно, на опушке росла масса этих грибов, в те годы для нас еще малоизвестных. Собирали — правда, с некоторым недоверием — прямо в рюкзаки. Вечером, когда к молодой картошке подали искусно поджаренные Алексеем Сергеевичем шампиньоны в сметане, все разом заявили: ничего вкуснее не ели в жизни!

Остался в светлом уголке памяти ясный день и прозрачное небо Псковщины, яблоки такие сочные, что в них можно захлебнуться, впервые узнанный вкус замечательных грибов шампиньонов и, как всегда, — радость охотничьей дружбы.

По работе жизнь нас с Виктором связала накрепко. Хотя оба мы были доцентами высших учебных заведений в Ленинграде, много дней и даже месяцев проводили в Горьковской области, на заводе «Вахтан». На этом канифольно-экстракционном заводе в топке Померанцева сжигалась щепа, из которой предварительно были извлечены основные продукты: канифоль, скипидар, талловое масло. Скоростная топка Померанцева (таково ее полное название) позволяла не только получить тепло для парового котла, но и выдавала жидкие продукты химического распада древесины. Рядом с котельной был построен химический цех — это уже мое владение, где надо было получать дополнительные продукты: смолу и уксусно-кальциевую соль. Впоследствии оказалось, что можно получить в этом же комплексном процессе крепители для литейных земель и коптильные препараты. Один из них я назвал в честь завода «вахтолем», — он до сих пор имеет широкое применение. Так впервые в Союзе был осуществлен — и мы с Виктором этим гордились — экономически выгодный комплексный процесс сжигания твердого топлива. За эту работу мы с Померанцевым получили медали ВДНХ.

Мы часто бывали на заводе; дело не простое, и не все шло гладко. Сначала у Виктора в котельной случались взрывы — небольшие, — он называл их деликатно и утешительно для администрации «хлопками». Хотя при одном из таких хлопков, помнится, нас ночью вызвали из Дома приезжих — начисто вылетели все стекла котельного отделения. Виктор был тверд и на следующий день готов был обсуждать с до смерти перепуганной администрацией это происшествие только как хлопок, а не взрыв, — уверял, что это нормально при освоении новой технологии.

Конечно, мы, сводная бригада ленинградских научных работников, для небольшого химического предприятия, расположенного в глубине области, в лесах, были публикой необычной и запомнились. Приехав туда через много лет, услышали от местных жителей, которые нас не знали, забавные легенды о себе. Однажды на прогулке я застал в лесу рабочих-лесорубов. Посидели, покурили, слышу: «Ты Померанцева знал? Вот человек был! А собака! Пойдет в лес — ружья не берет, только мешок. Собака ему дичи — рябчиков да тетеревов — наловит, он полный мешок снесет в столовую, на кухню, и говорит: „Кормите всю мою бригаду“». Я понял, что речь идет о перманентной натаске собаки и некоторой невоздержанности Ясного, который мог поймать зазевавшегося тетеревенка — случае, конечно, единичном.

Спросил:

— Померанцев из Москвы?

— Нет, из Ленинграда.

— Зачем он приезжал?

— Он — инженер. Ну, скажу… — тут рассказчик замялся, — про это болтать не надо. У него здесь взрывная топка!

— Зачем это?

— Ну, ты знаешь, с Америкой у нас как. С ним и Неверовский приезжал, тоже из Ленинграда.

— А он что?

— Тоже по этому делу, но тот — мужик серьезный. Утром рано, в столовой, официантка подходит — он ей одно слово: «Мое!» Та уже знает, тащит двести грамм и кружку пива. Неверовский водку выпьет разом, воздух выдохнет — так сделает: ху! — рукавом утрется, пивом запьет, ничем не закусит, идет на производство.

Я не стал опровергать. Знал, что с точки зрения местных жителей умение выпить всегда считалось основным признаком мужской доблести.

Вскоре после нашего знакомства у Померанцева появилась гончая — щенок англо-русской породы Пышма. Кличка ей была дана в память о том времени, когда Виктор помощником машиниста работал на Урале и забирал в свой паровоз воду на станции у этой живописной речки. Выжловочка быстро принялась работать и оказалась весьма талантливой: верно держала зайца, так что впору нашим, уже опытным гончим, а было у нас в компании два смычка.

Очень любил ее Виктор. Однажды не мог поехать на охоту, предложил нам с Романовым взять Пышму в лес. Привез ее ко мне с вечера. Поехали мы со смычком гончих на станцию Еглино — это километров восемьдесят от Ленинграда. Зима была не очень морозная, но снежная. В первый же день после прекрасного гона наших собачек волки догнали и убили Пышму. Она была общей любимицей. В подавленном настроении я входил в дом к Виктору. Как сообщить ему ужасную новость?