От Фарер до Сибири - Сигерт Патурссон

и больше, а судно без какого-либо действия с нашей стороны начало приближаться к кромке льда. Волнение на море не обошло стороной и льды – волны с силой разбивались о тяжелые ледяные глыбы. Во многих местах льдины налезали друг на друга с гулким шумом и треском, напирали и с грохотом терлись о борта нашего судна, из-за чего весь его корпус перетряхивало. Мы сидели под палубой – нам казалось, что все над нашими головами разваливается и разбивается. Было видно, что члены экипажа ощущали себя не очень уверенно.

Когда мы подошли к кромке льда, выяснилось, что мы неизбежно должны были столкнуться с несколькими огромными покатыми глыбами льда, которые были намного выше верхушки мачты нашего судна. Волны разбивались о них с огромной силой, и нам на головы падала пена с брызгами. Но лишь в самый последний момент, когда столкновение было практически неизбежно и была не исключена катастрофа, был заведен мотор, благодаря чему удалось уйти от угрожавшей нам опасности. Лодки, набитые инструментами и провиантом, были приготовлены для спуска в море, а экипаж был распределен между ними на случай кораблекрушения. Разумеется, было бы трудно спастись, находясь между высокими льдинами, которые из-за волн находились в постоянном движении.

Выйдя изо льдов, мы подняли паруса и взяли курс на юго-запад. Наступила ночь, начался шторм, из-за чего судно должно было держать форштевень против ветра, пережидая непогоду, пока не наступит день. Температура: –6,5°, –5°, –3°.

6 октября был брошен якорь на крупный айсберг, который стоял на глубине 12 саженей в 20 верстах к востоку от острова Месни. На западе все было забито льдом, который, по-видимому, не собирался уходить в дрейф в сторону Карского моря. Сразу после того как судно встало на якорь, с открытого моря пришло еще больше льда, который полностью нас окружил. Я совершил поход на берег в тундру. У берега стояла старая норвежская парусная шхуна, которая, как потом рассказали аборигены, потерпела крушение восемь лет назад. Берег был образован остроконечными угловатыми скалами, высота которых с восточный стороны доходила до 100–200 футов. Потом берег снижался, сменяясь речной дельтой, которая в свою очередь переходила в широкую долину, окруженную низкими холмами. К западу от места, где начинался подъем, была узкая отмель, а за ней – ровная долина, поросшая пышной травой и еще возвышавшаяся над снегом толщиной в фут.

Это место прекрасно подходило для проживания. От аборигенов я узнал, что прилегающее море было богато рыбой, а зимой они как раз на этом участке берега добывали много тюленей и медведей.

Пройдя большое расстояние по тундре, я подошел к чуму, чьи обитатели отвезли меня обратно ко льдам.

На борту аборигены рассказали, что Попхэм и Кошевин с покинувшими судно членами команды в добром здравии добрались до чума Кошевина и уже начали готовиться к отъезду, посылая аборигенов по округе, чтобы те скупали для них пушнину. Когда я, выступая как служебный переводчик судна, спросил мнение аборигенов, грозит ли нам застрять во льдах, они сообщили, что осенью лед обычно подгоняет к берегу, где он лежит восемь дней, а потом его на столько же дней уносит в море. Затем он опять возвращается и дрейфует на определенном расстоянии до конца зимы. В конце октября по западному краю пролива Югорский Шар можно ездить по льду между островом Вайгач и материком. Между Вайгачем и Новой Землей (Карские Ворота) лед зимой постоянно дрейфует. В Югорском Шаре летом в новолуние или полнолуние течение может быть таким сильным, что ему невозможно сопротивляться, даже гребя ввосьмером. Температура 6 октября: –2,5°, –2°, –2,5°.

7 октября установилась ясная солнечная погода. Днем несколько часов был густой туман, однако потом опять вернулось солнце и стало ясно. Я сходил в небольшие походы по льду, подстрелил пару тюленей и несколько черных уток. Вокруг судна носились стаи морских чаек, лакомившихся отходами с камбуза. Машинисты поймали в нагромождении льдов несколько леммингов и посадили их в клетку на палубе.

Температура: –2,5°, –7°, –9°.

Утром 9 октября во многих местах можно было увидеть достаточно широкие проходы во льдах. В начале дня была отличная погода. К полудню поднялся ветер, но нам повезло – мы прикрепились к льдине. Течение было сильным, а когда начался шторм, «Лорна Дун» сильно дергалась на натянутой цепи. Поздно вечером вокруг нас осталось лишь немного льда. Наконец-то судно оказалось на свободе; мотор, который держали в полной готовности, был запущен, после чего мы опять направились в пролив и бросили якорь у Хабарова.

Температура: в 8 ч. –10°, в 2 ч. –8°, в 9 ч. –5°.

Хотя лед рассеялся, а погода была очень хорошей, мы весь следующий день простояли на якоре, ничего не предпринимая.

Температура в 8 ч. утра –3°.

В 11 ч. следующего дня мы подняли якорь и на парý стали уходить от дрейфующего льда, который опять начал приходить с востока, окружая нас. Ветер был попутным, и через два часа мы прошли пролив, выйдя из капризного Карского моря. Северный Ледовитый океан к западу от Новой Земли был полностью свободен ото льда. Поскольку у нас почти не осталось угля и в последнее время мы подкидывали в топку разрубленные доски, мы шли на одних парусах. Тем временем сломанный винт подняли на борт и заменили резервным. Ветер оставался попутным. 16 октября мы бросили якорь в Вардё после весьма благоприятного путешествия от Вайгача.

В обычной ситуации, когда Карское море свободно ото льда, расстояние между Вардё и устьем Енисея преодолевается за 8–10 дней. По словам Кошевина и аборигенов, если бы мы двумя днями ранее проплывали Югорский Шар, который к тому времени был открыт в течение двух месяцев, мы бы не встретили никаких препятствий в виде дрейфующего льда – первый лед появился за два дня до нашего прибытия.

Впоследствии, встретившись с капитаном Уиггинсом, я узнал, что за последние двадцать лет дрейфующий лед никогда не чинил таких препятствий мореплавателям, как именно в 1895 году.

В Вардё «Лорна Дун» простояла 10 дней, пополняя запасы угля и находясь в ожидании дальнейших распоряжений из Англии. Потом плавание продолжилось через норвежские фьорды и Тромсё до Олесунна, откуда был взят курс на Северное море. В конечном итоге 15 ноября мы бросили якорь в реке Тайн возле Ньюкасла, после того как пережили сильный шторм, в течение которого капитан сидел и скулил в каюте, наполненной обломками мебели и водой, пока волны захлестывали палубу.

Когда мы приплыли в Ньюкасл, на берегу стояло множество людей, которые пришли посмотреть на судно, вернувшееся из Северной Сибири.

Из Ньюкасла я через Лондон и Копенгаген