Любовь до гроба - Анна Орлова

Господин Рельский с невольным одобрением подумал, что ульвсерк прекрасно устроился среди людей, усыпив все опасения, но тем самым загнал себя в ловушку.

Искомый господин Щеглов обнаружился в своем кабинете, с томиком стихов в одной руке и бокалом портвейна в другой, являя собою образец скучающего джентльмена.

Ворвавшись в комнату, представители правопорядка выстроились перед ним цепочкой: с левого фланга – инспектор, правый занял мировой судья, а меж ними замерли констебли. Дворецкий проворно испарился.

Господину Рельскому подумалось, что в этот момент они выглядели нелепо, напряженно целясь в молодого человека, расслабленно развалившегося в кресле. Кабинет напоминал зефир: бело-розовое пышное великолепие, казалось, ощущалось приторно-сладким вкусом на языке. Господин Щеглов в темно-красном шлафроке[51] казался вишенкой, венчающей кремовый торт.

Юноша обернулся, оценил ситуацию. По его лицу пробежала тень, которая заставила посетителей судорожно сжать оружие (самое обычное – нелепы разговоры, что якобы на оборотней действует лишь серебро), но он сдержался, прикрыл глаза, спрятав их яростный блеск.

Поинтересовался подчеркнуто лениво:

– Чем обязан?

– Господин Щеглов, именем справедливого Тюра, я вас арестую, – голос господина Рельского звучал холодно. Мировой судья не испытывал удовольствия от исполнения своего долга, но и увиливать не собирался.

– Позвольте поинтересоваться, за что? – приподнял брови юноша, явно решив играть до конца. – Неужели Юлия обвинила меня в нарушении обещания жениться?

– Уверен, у нее еще возникнет такое желание, – спокойно ответствовал господин Рельский и продолжил: – Сейчас речь вовсе не об этом. Вы – ульвсерк и должны были сообщить мне о своем появлении в Бивхейме в трехдневный срок по прибытии.

– Вы с ума сошли! – воскликнул господин Щеглов с подкупающей искренностью. – Право, какие глупости вы выдумываете! Какой из меня волк, сами посудите!

– Что ж, – усмехнулся господин Рельский. – Если так, снимите жилет и рубашку. Если на вас не окажется медальона, то вы будете вправе тотчас уехать на все четыре стороны.

– Я слишком стеснителен, чтобы обнажаться перед посторонними! – вскинул голову юнец. – И вообще не намерен подчиняться вашим наглым и несуразным требованиям!

– Тогда не обессудьте, – развел руками мировой судья и признался доверительно: – По правде говоря, мне вовсе ни к чему живой оборотень. Зачем объясняться с вашими старейшинами, писать в столицу, а потом ехать на суд? Куда больше меня устроит, скажем, тело бешеного волка, которого пришлось пристрелить при попытке к бегству…

И посмотрел прямо в ненавидящие глаза ульвсерка.

– Вижу, вы любите охоту на волков… – процедил оборотень.

– Отнюдь, – пожал плечами господин Рельский, – я предпочитаю ставить капканы.

Господин Щеглов в ответ оскалился и зарычал. Полицейские отпрянули, не в силах поверить, что человеческое горло способно издавать такие звуки.

В кресле затаился зверь, готовый к прыжку. Его пристальный взгляд внушал людям иррациональный страх и отчаянное желание бежать куда глаза глядят. Констебли что-то сдавленно бормотали, как показалось господину Рельскому, перемежая молитвы бранью. Но четверо вооруженных мужчин в любом случае одолеют ульвсерка, как бы его ни боялись. Это лишь в сказках оборотни неуязвимы для оружия и способны в одиночку вырезать целый город, в действительности же доброе ружье вполне сгодилось бы, чтобы убить любое из этих ужасных созданий.

– Я убью вас! – прорычал оборотень.

– Думаю, ульвсеркам не по вкусу будет ваше самоуправство, – усмехнулся вдруг мировой судья. – Вы ведь не спросили разрешения старейшин, не так ли?

Господин Щеглов (если теперь его можно было так именовать) оскалился и почти выплюнул:

– Вам-то какое дело? Я истинный, нас больше не жгут на кострах и не распинают у дорог. Я не совершил ничего преступного, и вы обязаны меня отпустить.

– Пустая бравада, – отрезал господин Рельский и вдруг приблизился к нему почти вплотную, заглядывая в дикие волчьи глаза. – Вы не сообщили о своем приезде, не говоря уж о том, что вы виновны как минимум в смерти двух рома. Вы нарушили закон, и люди вправе охотиться на дикого волка… Поверьте, я сумею утрясти со старейшинами вопрос о вашей гибели при поимке. Трагической, безвременной, но что поделаешь? Вас ведь уже все равно не вернешь, а ссориться с властями ульвсерки сейчас не станут. Слишком ценят мир, слишком цепляются за вольную жизнь после стольких лет травли. Тем более что у меня предостаточно доказательств ваших делишек, а ведь сейчас афишировать такое оборотням совсем не с руки…

– Чего вы от меня хотите? – с ненавистью выдохнул ульвсерк. – Нет, сначала я хочу знать, какие у вас есть улики!

– Прежде всего – свидетельство милой барышни Гарышевой… – веско произнес мировой судья.

– Надо было ее прикончить! – с неприкрытым сожалением протянул господин Щеглов, отбрасывая бесполезное притворство. – Я ведь давно собирался…

– Поздно сожалеть, – отрезал господин Рельский. – К тому же есть еще и дневники Шезарра, которые, я уверен, мы вскоре найдем в имении вашей тети.

– А вот на это не рассчитывайте! – усмехнулся оборотень.

– Значит, вы успели передать их заказчику? – уточнил Ярослав и добавил, видя, как дернулся ульвсерк. – Я же сказал, что барышня Гарышева ничего от нас не скрывала.

– Правильно меня учили: никому, кроме своих, доверять нельзя! Все предадут, кроме братьев…

В глазах господина Щеглова постепенно гасло опасное безумие, сменяясь вполне человеческой усталостью.

– Вас никто не заставлял лезть в такие игры, – пожал плечами господин Рельский. – Крови захотелось? Свободы? Подвигов? Вот и поплатились.

– Денег! Всего лишь денег, – оскалился оборотень. – Мы живем бедно, а я всегда хотел вырваться из нищеты и кутить в свое удовольствие!

– Поэтому вы для вида стали навещать инкогнито дальнюю родственницу, которая наверняка не имела представления о вашей истинной сущности. А на самом деле вы брались за, скажем так, сомнительные заказы?

В памяти мирового судьи сам собой всплыл давний урок, когда тощий темноволосый гувернер учил наследника Эйвинда этнографии. Лекция, произнесенная хорошо поставленным голосом наставника, сейчас вспомнилась очень отчетливо. Учитель утверждал, что истинные наследники волка Фенрира могли легко затеряться среди людей, в человеческой ипостаси ничем не отличаясь от других. Были времена, когда за малейшее подозрение можно было угодить на костер, но в действительности урожденные оборотни не представляли особой опасности для других, полностью себя контролируя даже в зверином облике. Более того, среди них считалось величайшим позором хоть на мгновение утратить ясность мыслей, потому преодолевать зов звериной натуры их учили с детства.