Выше головы! - Расселл Джонс

— Спасибо! Да, это проясняет ситуацию…

— А что он сам говорит? Как он собирается отвечать на обвинение? Что там произошло на самом деле? Между ним и этой… как её…

— Он ничего не говорит, — объяснила Ирма. — Он молчит. Сдался.

Марио Бэнь

Юки не обманула: лотос действительно расцвёл, и он был «самый настоящий, как в том фильме, ты же видел, как на Земле». Неожиданно огромный, белый с бледно-розовым отливом, с жёлтой бахромчатой сердцевиной, весь словно бы светящийся изнутри. Сокровище кружка. И чей-то итоговый проект: кто-то создал его при помощи матричного клонирования, используя базу материалов Проекта Терраформирования.

Не самый сложный фокус — для взрослого. Школьник, способный сделать такое, наверняка собирается в ТФ, а ТФ терпеливо ждёт, когда он выучится. Я не стал проверять, кто это — просто постоял несколько минут, любуясь.

Вокруг цветка сновали водяные жуки на тонких лапках, и почтительные изумрудные лягушата беззвучно разевали рты. Низкий полукруглый аквариум, наполненный зеленью и жизнью, контрастировал с бледно-голубыми панелями стен и ярко-синими аварийными заслонками. Двенадцать тысяч литров воды представляли смертельную угрозу для каждого, кто окажется рядом в момент остановки вращения. Впрочем, любое изменение скорости могло оказаться роковым. Поэтому для рыбок и лотоса выделили специальное помещение.

У аквариума было установлено несколько скамеек для зрителей. Однако гостей было не густо: я да Нортонсон. Но ему было не до цветов — лейтенант сидел, ссутулившись, и смотрел в пол, всем своим видом подтверждая оценку, данную Ирмой: «Сдался».

Выждав, пока я отдам должное белому сокровищу, Юки ухватила меня под руку и усадила рядом с дядей, а сама примостилась посередине. Вид у неё был довольный: сразу два важных человека рядом. Да ещё как бы в её владениях! Поглядывая то на меня, то на Генриха, она широко улыбалась — не удержавшись, я улыбнулся ей в ответ. Ну, и как теперь обсуждать с «обвиняемым» навязывание сексуальных отношений второй степени?

— Как у вас продвигается? — выдавил из себя Нортонсон.

— Вроде, хорошо, — ответил я. — Правда, я сейчас не там. Переключился. Временно…

Он тяжело вздохнул, и я прикусил язык, осознав, что наделал. Навесил на него ещё вины! Вернее, он сам на себя навесил, а я дал основания: вместо того, чтобы заниматься обещанными изысканиями для Фьюра и Тьюра, вожусь с его проблемами.

— Ты виделся с ними? — спросил я.

Он кивнул.

— И как?

— Я их видел, — ответил он, осторожно выговаривая слова, как будто они кололи ему язык. — Вроде бы здоровые…

— Здоровые? В смысле — здоровые? Что они сказали?

Он снова вздохнул.

— Ничего, Рэй. Только я вошёл, они сразу убежали куда-то. Даже не поздоровались. Они не хотят… со мной…

— Они не хотят ни с кем, — поправил я.

— Я родственник, — уточнил он.

— Тем более с родственниками! — воскликнул я и тут же заставил себя успокоиться. — У них тяжёлый период. Потом это пройдёт.

— Думаешь?

— Знаю! Они растут. Меняются. Сегодня ты им не нужен. А завтра понадобишься. У них не так много родственников осталось!

Он отрицательно покачал головой.

— Такой родственник им точно не нужен!

— Не тебе это решать, — возразил я. — Пусть решают сами. Потом. А сейчас ты должен защищать своё имя. Она ведь наврала, да?

— Кто наврала? — влезла Юки, которой стало скучно. — Я ничего не…

Нортонсон наклонился и поцеловал её в макушку — прямо между «рожками» из туго свёрнутых чёрных кос.

— Шшш… Ты умница! Я не буду говорить об этом, — последнее предназначалось мне.

— Послу…

— Я не буду говорить об этом, — повторил он. — Ни с тобой, ни с ними. Ни со своим терапевтом. Ни с кем. Ни слова об этом.

— Хорошо! Но ты…

— Я знаю, к чему это приведёт, — ответил он. — Знаю. Ничего ужасного. Ну, осудят. Всё равно останусь здесь. Буду видеться с Фьюром и Тьюром. И с Юки! — он повторил поцелуй.

— Только комбо сменишь… — пробормотал я, выкладывая последний аргумент.

Нортонсон посмотрел на меня так, что я смутился и отвёл взгляд. Конечно, он думал об этом! Скорее всего, он только об этом и думал!

— Ну, сменю. Будет хороший конец династии. Мама с папой посмеются, когда узнают. Они всегда говорили, что нужно быть трусом, чтобы остаться в профессии, которую знаешь с пелёнок! Шутили, конечно. А может, и нет.

— А где они сейчас?

— На «Мирьям».

— И давно?

— Да, давно. Улетели в Центр, как я сдал экзамен… Убедились, что я тоже трус! Хотели подлечиться — годы и вообще… А потом перевелись на «Мирьям». Они теперь там самые старые. Мама учит, папа судействует.

— Чего ты боишься?

Нортонсон нахмурился, недовольный возвратом к теме, которую только что закрыл.

— Я не буду об этом говорить.

— Значит, боишься?

— Рэй, не надо, — он посмотрел на меня с тем же выражением, с каким реагировал на мои нервные шутки в таможенном офисе и в порту: терпение, помноженное на терпение. — Я понимаю, ты хочешь помочь. Спасибо! Правда, спасибо! Но я не буду говорить об этом.

— Не будешь себя защищать?

— Нет.

— Хочешь, чтоб мы не помогали? Чтоб не лезли?

— Было бы хорошо! Но вы же не отстанете…

Он приобнял Юки, заглянул ей в лицо.

— Ну что, покажешь мне… этих ваших… рыбок, да?

Малышка тут же вскочила, схватила его за руку и потянула к аквариуму.

Они смотрелись забавно: внешне непохожие настолько, насколько это возможно. Тёмнокожая, с кукольным личиком Юки в серебристом фартучке и васильковом комбо в белый горошек — и серый Нортонсон, коренастый, с носом-картошкой. Но во взглядах и улыбках, которыми они обменивались, я видел то, чего у меня не было никогда: доверие и любовь, возникающие между ребёнком и взрослым, между членами одной семьи. Для Юки я был другом, старшим товарищем, но я никогда не смогу заменить ей дядю или брата.

Дело не в родстве. Точнее, не в кровном родстве, которого не было. Которое вообще ничего не значило сегодня. В отличие от «быть рядом с первых лет жизни», «поддерживать», «помогать расти».

Вспомнился материал, который мне прислала Елена Бос, — про человека, первым предложившего разделить биологическое и семейное родительство. Такое разделение существовало и раньше, но оно всегда было на периферии нормы, как исключение из правил, как некая условность. Марио Бэнь подвёл социальную и экономическую базу под оба понятия — и назвал «кровное родство» тем, чем оно и являлось к тому моменту: устаревшим и опасным пережитком прошлого.