Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоан Флетчер

Между тем серьезные волнения продолжались почти по всему Южному Египту, и в 24–23 годах до н. э. Октавиан потерпел крупное поражение от кандаки (царицы) Мерое, воительницы Аманиторе. Войска этой «второй Клеопатры» вторглись в Египет из Судана, разгромили три римские когорты, взяв много пленных, захватили Асуан и даже, как свидетельствует Страбон, сбросили с постаментов статуи Октавиана. Этим фактом объясняется, как голова огромной бронзовой статуи Октавиана с глубоко посаженными глазами оказалась за сто миль южнее, в Мерое, закопанной под ступенями храма и символически попираемой прихожанами.

После того как Октавиан покинул Египет, куда он больше никогда не возвращался, 13 августа 29 года до н. э. он прибыл в Рим. Там он отпраздновал три пышных триумфа в ознаменование побед в Иллирии, при Акции и в Египте. По свидетельству историка, «все шествия производили потрясающее впечатление трофеями, добытыми в Египте»[662]. Огромные богатства Клеопатры и ее погребальные принадлежности были показаны во время шествия, кульминацией которого стало появление ее одиннадцатилетних близнецов под табличкой с надписью «Солнце и Луна» вместо имен. Разговорам о том, что Октавиан с радостью избавился от Клеопатры, иначе он оскорбил бы общественное мнение, проведя ее в триумфальном шествии, был положен конец, когда люди увидели ее детей, шедших через весь Рим за повозкой с огромной восковой фигурой их покойной матери на ложе. «Чучело мертвой Клеопатры, будто следующей вместе с пленными и своими детьми, составляло часть пышной процессии»[663], а муляжи змей, обвивающих руки египтянки и ползущих к груди, давали понять невежественной толпе, что царица умерла от змеиного яда.

Среди тех, кто пришел посмотреть на смерть Клеопатры, находился поэт Проперций со своей девушкой. Они так удачно расположились в толпе зрителей, что потом в своем стихотворении поэт написал: «Я видел руку со следом укуса священной змеи, видел, как в члены тайным путем проникает сон»[664]. Его собрат по перу Гораций по такому случаю переписал мрачноватое стихотворение, сочиненное им вскоре после битвы при Акции. Скрытое разочарование по поводу того, что Клеопатра осталась жива, сменилось радостью и чувством удовлетворения, вызванным ее смертью. Ведь теперь Рим мог откупорить бутылку старого вина и торжествовать, потому что его «Ода о Клеопатре» начиналась «Nunc est bibendum»:

Нам пить пора, пора нам свободноюСтопою в землю бить, сотрапезники,Пора для пышных яств салийскихЛожа богов разубрать богаче[665].

Кульминацией триумфа стала казнь пленных на форуме, после чего герой-победитель Октавиан взошел на Капитолийский холм и совершил жертвоприношения в храме Юпитера. Поскольку здесь находился религиозный центр Рима, откуда Клеопатра предположительно намеревалась править, Октавиан одарил своей щедростью главные храмы Юпитера (Зевса), Юноны (Геры) и Минервы (Афины) — из них убрали все прежние украшения и принесли туда богатые трофеи Египта. Октавиан признался, что дары, преподнесенные римским храмам, обошлись ему в 100 миллионов сестерциев, и не случайно «невиданное доселе количество горного хрусталя»[666] весом 150 фунтов (68 кг) презентовала храмам на Капитолийском холме жена Октавиана Ливия. Вполне возможно, что это был хрусталь, из которого Клеопатра намеревалась сделать для себя гроб такой же, как у Александра, хотя из-за его астрономической стоимости она не могла позволить себе такую роскошь даже после смерти.

Октавиан построил в общей сложности десять новых храмов и более восьмидесяти отремонтировал за баснословные деньги, не оставив никаких мемориальных надписей о себе. Построив огромный храм, получивший название Пантеон, он установил в нем статую Венеры. Возвращая Риму богиню, что символизировало поражение Клеопатры, он украсил новую статую ее оставшейся крупной жемчужиной, «которая была разделена надвое, чтобы эта половина <…> пиршества была в обоих ушах»[667]. Октавиан даже взял для своей новой статуи жемчужное ожерелье, которое Клеопатра собственноручно повесила на шею статуе Венеры, установленную Цезарем в его семейном храме на форуме.

Хотя Октавиан обязался сохранить в целости скульптуры Клеопатры, в том числе и эту, он изменил архитектурный ансамбль форума, расширив его и придав ему некоторую фаллическую композицию. Две полукруглые галереи напоминают яички, а длинный передний двор смыкается с территорией храма Венеры, построенного в ее честь Цезарем, «производя впечатление, будто здание совершает половой акт»[668], в результате неявного, но вполне понятного расположения архитектурных составляющих.

Безусловно, много чему научившись во время пребывания в Александрии и осуществляя замыслы Цезаря, намеченные вместе с Клеопатрой, Октавиан завершил строительство нового здания сената, начатое Цезарем. Он также мог гордиться, что «принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным»[669]. Тогда впервые облицевали североафриканским мрамором храм Аполлона на Палатинском холме. В стенах храма за дверями из слоновой кости на фоне барельефов с изображением Аполлона-Октавиана, сражающегося с Антонием-Гераклом, расположилась библиотека, подобная александрийской, где «дано узнавать читателю, что создавали в долгих ученых трудах новый и старый поэты»[670].

Следуя традиции римских полководцев привозить изделия старины из Греции и стран Востока для украшения своего более скромного города, Октавиан распорядился доставить из Египта коллекцию статуй и обелисков и тем самым положил начало тенденции, которая привела к тому, что в Риме оказалось больше обелисков, чем осталось в Египте. Из двух обелисков, увезенных из храма бога Солнца Ра в Гелиополе в знак победы над Египтом, один, воздвигнутый фараоном Сети I, был установлен в центре Большого цирка (ныне на Народной площади), а второй, воздвигнутый саитским царем Псамметихом II, чье имя заменили на имя Октавиана, поставили на Марсовом поле (сейчас находится на площади Монте Читорио) в центре вымощенной мраморными и бронзовыми плитами площадки. Размеченная линиями и с обозначениями зодиакальных созвездий, она образовывала гигантский циферблат солнечных часов, имевший 100 футов (примерно 30 м) в диаметре. Эти самые большие во все времена часы, названные «Solarium Augusti», создавались по образцу египетских, состоявших из циферблата и стержня, тень от которого, перемещаясь вследствие движения солнца, показывала истинное солнечное время. Стоявший в центре обелиск высотой 100 футов дважды в году — 23 сентября, в день рождения Октавиана и день осеннего равноденствия, и 21 марта, в день весеннего равноденствия, отбрасывал тень поперек циферблата до ступеней, ведущих к алтарю «Мира, дарованного Августом» с такой надписью на медной доске: «Август пожаловал этот дар солнцу, поставив Египет под власть римского народа».

Еще два гранитных обелиска, привезенных из Египта (сейчас они стоят на площадях Есквилинской и Квиринальской), установили справа и слева от входа в величественный мавзолей, который Октавиан начал строить на Марсовом поле в 28 году до н. э. Вполне возможно, что прототипом его гробницы послужила усыпальница Клеопатры, а архитектурное оформление фасада такое же, как у мавзолеев царей на Востоке. Могила под купольным верхом чаще всего представляла собой ступенчатую пирамиду в поперечном сечении. Когда Римом овладела египтомания, богачи, такие как Гай Цестий, начали строить пирамидальные гробницы посередине Вечного города.

Хотя Октавиан любил повторять, что он восстановил республику и ликвидировал угрозу монархии, исходившую с Востока, он стал принцепсом Рима, то есть «первым гражданином», а фактически императором, в январе 28 года, после чего его тоталитарный режим определял все аспекты жизни от общественной морали до подавления таких нежелательных культов, как поклонение Исиде. Он даже устанавливал, как нужно одеваться: всем мужчинам надлежало носить тогу, а замужним женщинам — скрывавшее всю фигуру длинное платье и накидку.

Угодливый сенат лишь штамповал такую политику, желая отметить восхождение к власти Октавиана присвоением ему нового имени, непосредственно связывающего его с Римом. Кто-то высказывался за то, чтобы назвать его Ромулом по имени основателя города и первого царя, против чего возражали советники принцепса, указывавшие на нежелательные в таком случае ассоциации с монархией и тиранией. Поэтому в качестве более почетной альтернативы Мунаций Планк предложил имя Август, процитировав строку из стиха Энния: «По августейшем гаданье основан был Рим знаменитый»*. Хотя места, где авгуры совершили обряд освящения, назывались «августейшими», видимо, не случайно Планк, однажды плясавший перед Клеопатрой, Новой Иси-дой, и, вероятно, знавший, что она носила еще один священный титул «Исида Августейшая», что значит «величественная» и «божественная», сделал такое предложение. Вот так в 27 году до н. э. сын банкира Гай Октавиан стал Августом Цезарем, присвоив себе имя божественной Клеопатры.