Ночь с Каменным Гостем - Антон Леонтьев

Каждое слово, как кинжал, вонзалось в мое тело.

– А что мне оставалось делать, дорогая? Только способствовать тому, чтобы Венцеслав умер, что было устроить весьма сложно, так как матушка намеренно изолировала меня от брата, или сделать так, чтобы он не взошел на престол по иным причинам. Например, из-за своего сумасшествия! Но Герцословакией, как и любой другой страной, правили и безумные монархи, и никто не отнимал у них из-за этого власть. Более того, недееспособность Венцеслава была только на руку матушке, которая объявила бы себя регентшей и не допустила бы меня до государственных дел. А вот если устроить так, чтобы Венцеслав был признан виновным в совершении кровавых, вызывающих бесконечное отвращение преступлений? Тогда бы его наверняка отправили бы в бедлам, а корона перешла к законному наследнику – ко мне!

Пламя свечей колыхалось из-за порыва ветра: королева Флорентина, если она внимает исповеди Кристиана, наверняка ужасается его словам!

– И ты… – голос мне отказал, и я умолкла. Кристиан бросился на колени и схватил мою руку.

– Дорогая, ведь это все ради нас! Венцеслав стал бы ужасным, позорящим Герцословакию королем! И только благодаря моему плану ты смогла стать моей спутницей жизни и взойти на трон!

Кристиан был в исступлении, голос его звенел.

– Я знал, что Венцеслав наведывается в последнее время в Ист-Энд, где безуспешно пытается приобщиться к плотским утехам. Ты ведь знаешь, что он – импотент, от этого и зацикленность на кровавых фантазиях, в которых проститутки умирают, и желание во время акта прижать к горлу женщины нож. Чтобы его никто не узнал, он надевал черный плащ с алой подкладкой, шляпу, а перстень, подаренный отцом, он носил, не снимая, уже много лет. В отличие от Венцеслава я свой не надевал никогда! Мне оставалось только выследить брата, и после того как он выбежал из домика шлюхи, – та, хохоча, стояла в дверях и кричала ему вслед «ты его себе сам отрезал или собака откусила» – я напал на нее!

– Ты… ты убил ее… и других девушек, чтобы… опорочить Венцеслава и… – я задрожала.

– Только для этого, дорогая! – вскричал Кристиан. – Узнать, каких девиц он выбирает, было несложно, я следовал за ним по пятам, одетый, как и он сам, в черный плащ и шляпу и с перстнем – моим перстнем! – на пальце! Я знал, что братца посещают кровавые фантазии, камердинер Венцеслава, мой бывший денщик, регулярно подмешивал ему в еду и питье атропин. Он же сделал так, чтобы профессор Вадуц обратил внимание на странное поведение Венцеслава и по приказу матушки проследил за каретой! Этот алкалоид вызывает провалы в памяти, галлюцинации и обмороки. После очередного убийства, когда Венцеслав, потеряв сознание, лежал в карете, я измазал ему руки и одежду кровью, а на сиденье поставил саквояж с окровавленными хирургическими инструментами и сердцем одной из шлюх. Когда Венцеслав пришел в себя, он решил, что только что совершил убийство! Он сам поверил в собственную вину! И Вадуц поверил, что мой брат – маньяк, когда в последний раз нашел его, одурманенного атропином, в домике жертвы – я сам загодя убил двух шлюх, привез туда Венцеслава и вложил ему в руку скальпель! Уверяю тебя, то, что я делал с несчастными девицами, не доставляло мне ни малейшего удовольствия, но я был обязан проявить максимальную жестокость! Вулк Сердцеед – разве не гениальное изобретение? Вулка должны были бояться и ненавидеть, он должен был стать легендой! Убийцу требовалось разрекламировать, а народ наш боготворит жестокость и в упоении от крови!

Кристиан, заметив, что я плачу, нежно смахнул слезинки с моей щеки и сказал:

– Но все это в прошлом, дорогая моя! Я – король, ты – моя королева, Венцеслав сидит в сумасшедшем доме, где ему самое место, а матушка находится за границей. Народ нас боготворит, а наш сын станет когда-нибудь властителем Герцословакии. Разве это не замечательно?

– Это отвратительно, Кристиан, – прошептала я. – Ты решился на жесточайшие убийства ради короны? Ты обманывал меня…

– Дорогая, если бы ты не проявила вредное беременным женщинам любопытство и не заглянула бы в комнату королевы Флорентины, которая была идеальным тайником для атрибутов Вулка Сердцееда, ты никогда бы ничего не узнала! – сказал Кристиан. – И разве после того, как ты узнала правду, я стал другим, нежели до этого? Я люблю тебя больше всего в жизни и люблю нашего сына или дочку, что появится на свет в ближайшие часы!

Он попытался поцеловать меня, но я ударила его по щеке. Кристиан ошеломленно посмотрел на меня, словно не понимая, отчего я злюсь на него. Впрочем, вероятнее всего, он и в самом деле не понимал причин моего гнева.

– Кристиан, я не желаю… я не смогу…

Он поцеловал меня, и я ощутила сладость его губ. Как я была слаба! И как я его любила! Он только что признался мне в том, что хладнокровно убил девиц легкого поведения, да как убил – вырвав у них сердца! – а я пыталась уверить себя, что хочу покинуть его. Напрасно…

– Дорогая, я понимаю, что тебе понадобится время, дабы освоиться с правдой, – лукаво заметил Кристиан. – Но ты обо всем забудешь, ведь у молодой матери нет возможности ломать голову над вопросами морали! Мы, монархи, должны думать о благе страны! Через месяц-другой ты и думать забудешь об этих нелепых происшествиях в Ист-Энде. Не забывай, ты – королева Герцословакии!

Скрипнула дверь, послышался вежливый кашель, и из-за занавески появился смущенный лейб-медик.

– Ваше величество, вынужден настаивать на том, чтобы вы покинули будуар! – сказал он.

Кристиан, поцеловав меня в лоб на прощание, вышел. Доктор раскрыл саквояж и достал шприц.

– Я сделаю вам укол, ваше величество, он расслабит мускулатуру и успокоит нервы. Вам не о чем беспокоиться!

Ночь, когда появился на свет мой сын, была бесконечной. От инъекции я впала в дрему, которая завершилась, когда под утро начали отходить воды. Доктор снова ввел мне в вену прозрачный раствор, и я потеряла сознание.

В себя я пришла оттого, что кто-то положил мне на голову мокрое полотенце. Тонкая пленка пота покрывало мое лицо, жажда терзала меня. Я попыталась приподнять голову, но даже этого не смогла сделать. Сновали служанки с тазами, полными мыльной воды и окровавленных простыней, я поняла, что все позади.

– Где мой малыш… – прошептала я. – Я хочу увидеть его!

Я заметила, как все переглянулись и оборвали разговор. Совсем некстати я вспомнила о проклятии рода Валуйских – первый сын всегда умирает до достижения двадцати пяти лет. Но с моим ребенком, если Господь подарил мне сына, этого не случится!

– Я хочу его видеть, почему вы утаивает его от меня? – шептала я.

Возникло бородатое лицо лейб-медика. Он серьезным тоном заметил:

– Ваше величество, поздравляю вас с рождением сына! Он появился на свет в три четверти пятого утра восьмого сентября 1925 года!

Я в изнеможении закрыла глаза и внезапно вспомнила о признании Кристиана. Что же мне делать?

– Однако… – понизил голос лейб-медик. – В силу стечения неблагоприятных обстоятельств, ваше величество… Ваш сын…

– Что вы утаиваете от меня! – закричала я, но мой крик больше походил на сиплый шепот.

– Пуповина обвила его шею, и когда он появился на свет, было слишком поздно, – сказал, отводя глаза, доктор. – Мои соболезнования, ваше величество, ваш сын скончался двадцать пять минут назад у меня на руках!

– Нет! – заклокотало у меня в горле. – Нет! Отдайте мне его! Вы украли моего сына!

Лейб-медик вонзил мне в руку шприц и ласково сказал:

– Вам требуется отдых, ваше величество. Вы должны спать и набираться сил.

Двери спальни распахнулись, возникла перепуганная служанка, которая заголосила:

– Господин доктор, беда! Один из гвардейцев напал на короля Кристиана! Он выстрелил в него, и король…

Она зарыдала. Доктор воскликнул:

– Глупая гусыня, ты что, не могла держать язык за зубами? Прочь!

– Но король умер! – залепетала служанка, и я провалилась в сон, хотя предпочла бы умереть.

…Я присутствовала на погребении Кристиана и нашего сыночка, нареченного Константином. Их похоронили вместе, в кафедральном соборе, где полтора года назад я стала женой Кристиана. Мне не позволили взглянуть на них и попрощаться ни с одним, ни с другим.

Кристиана в ту ночь застрелил мятежный гвардеец, направив ему в грудь винтовку и спустив курок три раза. Убийцу растерзали его же сослуживцы на месте, в комнатке гвардейца обнаружили революционную литературу и записи, свидетельствующие о том, что он давно замышлял убийство короля. Регентский Совет распространил официальную версию гибели Кристиана, он якобы погиб в результате несчастного случая на охоте. Народ не хотели тревожить вестью о том, что предатели имеются среди преданных гвардейцев.

Я механически соблюдала ритуалы траура, предписанные дворцовым этикетом. Матушка и Николя были подле меня, но даже им я не могла доверить страшную тайну Кристиана! Новым королем стал один из представителей побочной линии Любомировичей, но сие более не занимало меня. Я проводила почти все время у себя в апартаментах, а ночами молилась около могил Кристиана и Константина.