Вредина для Чемпиона - Илона Шикова

А как ты хотела, Ника? Думала, что он сразу же бросится к тебе в объятия с признаниями любви и словами благодарности? Особенно за то, что ты сделала пять лет назад?

Надо же быть такой беспробудной дурой – черт меня тогда дернул поверить отцу и даже не выслушать оправдания Лехи. Ведь знала же, что мой папаша – тот еще интриган, но повелась и на его претензии к семье Пантелеймоновых, и на последующие уговоры, что будет лучше, если Алексей не узнает о сыне.

Теперь вот приходится расхлебывать самой, без папы и его дурацких советов – он натворил, а я отдуваюсь. И где, скажите на милость, справедливость?

– Чего ты замер? – ворчу, когда захожу в комнату, находящуюся на противоположной стороне от спальни Лехи, и останавливаюсь рядом с мужчиной.

– Я не умею раздевать маленьких детей, – он стоит возле кровати, на которую уложил Марка, и смотрит на сына. – Боюсь сделать ему больно, – почему-то шепчет, наклоняя голову ко мне.

– Серьезно? – округляю глаза, глядя на испуганную физиономию Пантелеймонова, и от этого становится почему-то весело.

Даже напряжение сегодняшнего вечера каким-то чудодейственным образом резко начинает отпускать. И снова не хочется язвить в ответ – чувствую, мы подошли к точке невозврата. Теперь или вперед, или назад – только от меня зависит наше будущее, и я свой шанс не упущу.

– Серьезно, – снова шепчет Леха спустя пару секунд молчания. – И ничего смешного я не вижу, – ворчит, глядя, как на моем лице расплывается улыбка.

– Это не сложно, – игнорирую последнюю фразу, все так же продолжая усмехаться. Надо срочно спасать ситуацию, а то мы так до ночи будем отвечать вопросом на вопрос, загоняя друг друга в угол. Мне, конечно, нравится дразнить Пантелеймонова, но сейчас, считаю, это лишнее. – В сумке найди его пижаму, сейчас переоденем. – делаю шаг вперед и усаживаюсь на край кровати, начиная расстегивать курточку Марка.

В отличие от Лехи, мне не впервой раздевать сонного сына, поэтому снимаю с него одежду очень быстро, чувствуя затылком пристальный мужской взгляд, а также слыша сопение Пантелеймонова прямо над ухом. Леха присаживается на корточки и внимательно наблюдает за моими уверенными движениями, не пытаясь вмешаться.

Ладно, не буду его сейчас дразнить и подкалывать – у нас еще достаточно времени, чтобы он научился и переодевать Марка, и воспитывать, и периодами наказывать. Да просто стать настоящим отцом, чего мальчику не хватало все эти годы.

Как ни странно, но именно эти мысли вселяют оптимизм и поднимают настроение. Понимаю, что поступаю нечестно, используя ребенка, но по-другому в данной ситуации просто не получится – моих извинений не достаточно, как бы я ни мечтала отделаться малой кровью. Нельзя одним простым словом “Прости” исправить все ошибки прошлого. Придется постараться, чтобы у нас с Алексеем все получилось в будущем.

– А он не испугается, когда проснется в незнакомой обстановке? – шепчет Пантелеймонов, когда я выключаю бра над кроватью, а после толкаю мужчину в спину, чтобы вышел побыстрее из комнаты.

– Мы оставим двери открытыми, – плетусь следом за Лехой в коридор, наступая ему практически на пятки.

Надо же, какой впечатлительный – еле переступает ногами, постоянно оглядываясь назад. Правда, пока только на Марка, не на меня, однако я не теряю оптимизма. Еще не вечер, придется же ему рано или поздно посмотреть и в мою сторону.

Однако, легко подумать, но трудно сделать – останавливаюсь посреди коридора, так как понятия не имею, куда двигаться дальше. Сына-то я пристроила, а вот что теперь делать мне? Только сейчас до меня доходит, что не знаю, где придется ночевать мне.

– Черт, сумку забыли, – Леха как ни в чем не бывало возвращается назад в детскую и через пару секунд возвращается с моими вещами, проходя мимо меня к противоположной двери.

Закрываю глаза, тяжело вздыхаю, понимая, что я боюсь. Впервые в жизни со мной такое происходит – даже не представляю, как поступить в данной ситуации. И нужные слова куда-то пропадают, и мысли разбегаются, как тараканы, и даже эмоции, которые сейчас очень нужны, не хотят мне помочь. А виновник моего столь плачевного состояния стоит возле раскрытой настежь двери в спальню и с интересом наблюдает за моим ступором.

– Я могу переночевать в зале на диване, – открываю глаза, и наши взгляды встречаются. Правда, от ледяных глаз Лехи становится еще больше не по себе, но я все же стараюсь держать себя в руках. Не хватало еще расклеиться в самый неподходящий момент, тем самым показать свою растерянность.

– Я тоже много чего могу, – Леха усмехается одними уголками губ. – Но делать этого не буду. Заходи и располагайся, – кивает в сторону комнаты, а я в очередной раз вздыхаю, понимая, что совсем его не знаю.

Точнее, знаю только одно – люблю его. Такого сильного, уверенного в себе и идеального для меня – настоящего мужчину, если описать Алексея несколькими словами. Сжимаю пальцы в кулачки и направляюсь в спальню – сейчас нет сил что-либо выяснять или отстаивать свою независимость. Да и какая к черту независимость, если я очень хочу стать зависимой от единственного мужчины, который бросает сумку возле огромного шкафа-купе, а после усаживается на кровать, опираясь спиной о подушки, и даже не желает мне помочь.

– Давай с разговорами потом, – мы снова смотрим пристально друг на друга.

– А давай сейчас, – его тон спокоен, однако чувствуется небольшой нажим. Леха складывает руки на груди и просто ждет моего ответа.

– Я очень устала.

– Я тоже.

В его голосе звучит какое-то безразличие, однако я прекрасно понимаю чувства мужчины. Заслужила, чего уж тут душой кривить. А главное – я не знаю, что сейчас ему говорить.

– Ладно, будь по твоему, – все-таки решаюсь на откровения, которые так хотел услышать Пантелеймонов. – Я поссорилась с отцом, забрала Марка и ушла из дома, – намерено делаю паузу, однако на лице моего собеседника не проявляется ни одной эмоции. – Больше не желаю видеть наглую рожу своего папаши, – фыркаю и кривлюсь, так как даже вспоминать о своем родителе тошно. – Чего ты молчишь? – немного повышаю голос, чтобы хоть