Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина - Виктор Еремин

«Об этой многотысячной демонстрации евреев через весь центр Москвы, впереди которой шли Голда Меир и группа иностранных дипломатов, в советских газетах не было никаких сообщений. Иностранная пресса, особенно пресса Израиля, была полна сенсационными репортажами. Московские еврейские демонстрации вызвали ликование в сионистских кругах в США. В Москве в советское время ни до октября 1948 года, ни после никаких стихийных демонстраций по любому поводу больше не было. Интересно отметить, что московские службы правопорядка, и прежде всего милиция, отсутствовали в районе манифестаций. Министерство внутренних дел СССР, которое отправляло Сталину рапорты о всех основных неожиданных событиях, независимо от того, работал ли он в Кремле или отдыхал на юге, 5 октября 1948 года не посылало ему никаких рапортов. Предыдущий рапорт Сталину касался задержания В. А. Витковского, который пытался в Новороссийске “подняться по якорной цепи на уругвайский пароход”.

С 6 октября Сталину шли ежедневные рапорты об усилиях МВД СССР по ликвидации последствий землетрясения в Ашхабаде. О демонстрации в Москве 13 октября, 1948 года МВД СССР Сталину также не рапортовало. Молотов, как министр иностранных дел СССР, получал от МВД рапорты другого типа (а также копии рапортов Сталину), касавшиеся неожиданностей, имевших какое-то отношение к МИДу. 2 октября 1948 года МВД СССР направило Молотову рапорт “О нападении вооруженной банды на конвой охраны треста № 5 в Синьдзяне”, а затем, уже 13 октября, о переходе границы солдатом турецкой армии. О демонстрации евреев в Москве и о необычном поведении посла Израиля Голды Меир Молотов никаких рапортов не получал. Наибольшее число рапортов МВД получал в 1948 году Берия, так как именно он был ответственным в Политбюро за работу Министерства внутренних дел СССР. Каждый день в октябре 1948 года на стол Берии ложилось от трех до семи рапортов, иногда о тривиальных делах вроде обеспечения какого-либо гулаговского предприятия лесоматериалами, также производившимися в Гулаге, иногда о неожиданных событиях, требующих расследования, например о взрыве на газопроводе Дашава — Киев. Но о демонстрациях в Москве по случаю посещения Голдой Меир еврейской синагоги Берии никто не рапортовал. Из этого непонятного молчания и прессы, и московской милиции по поводу событий в Москве, которые обратили на себя внимание основных западных газет, можно сделать бесспорный вывод о том, что ни для Сталина, ни для Молотова, ни для Берии массовые еврейские демонстрации в Москве, выражавшие солидарность с Израилем и его послом, не были неожиданными. Это, в свою очередь, говорит о том, что эти демонстрации были, по-видимому, организованы самими властям. Для Сталина, а возможно и для МГБ, решивших ликвидировать ЕАК и арестовать активистов этой уже ненужной еврейской организации, был необходим какой-то убедительный повод для такой расправы. Демонстрации в Москве 4 и 13 октября обеспечили этот повод. ЕАК не участвовал в организации этих демонстраций. По заключению Г. В. Костырченко, тщательно изучавшего все архивы ЕАК и свидетельства членов его руководства, верхушка ЕАК и в частности его новый председатель Фефер понимали, что за демонстрациями в Москве последуют серьезные кары. “Этого нам никогда не простят”, — так формулировал Фефер возможную реакцию властей. Но и Фефер, несмотря на свой партийный и агентурный опыт, очевидно, не догадывался, что эти совершенно необычные для советской действительности манифестации были спровоцированы самими властями»[483].

Странные выводы сделал автор, не так ли? Любой непредвзятый исследователь в первую очередь задумался бы над вопросом: кто, когда и как долго изымал документы о митингах 1948 г. из самых охраняемых и секретных архивов СССР? И в таком вопросе нет никакой конспирологии. Бесспорно, что массовые собрания и шествия евреев осенью 1948 г. имели место — об этом обнародовано множество свидетельств и в нашей стране, и за рубежом. Но кто поверит в то, что за их ходом не следили и не докладывали в верхи сексоты? Кто поверит в отсутствие милиции рядом с митинговавшими и в отсутствие интереса вышестоящих чинов к происходившему у синагоги и на улицах столицы? Скорее следовало испугаться, если бы милиции там не было и не велось наблюдение. Или вся московская милиция была втянута Сталиным, Берией и Молотовым в заговор? Можно удивляться и задавать еще множество вопросов, но главным все равно останется один: что такое ныне нам не известное было отмечено сексотами, если потребовалось буквально выскребать все государственные архивы. Об этом мы уже вряд ли когда узнаем. Понятно пока только то, что изъятия такие были сделаны уже после смерти Сталина.

Глава 23. Тщета во спасение будущего

Еще в годы Второй мировой войны в США появилось движение за создание «всемирного правительства». Поддержавший его А. Эйнштейн объявил, что учреждение такого правительства можно считать единственной возможностью спасти цивилизацию и человечество от самоистребления. По его мнению, решения этого правительства должны были иметь обязательную силу для всех государств — членов сообщества наций. ООН на роль «мирового правительства» не подходила, поскольку полномочия ее были ограниченными. А вот правительство США Эйнштейн полагал пригодным для такой миссии. Он призвал все народы и страны во имя сохранения мира на земле признать верховенство Соединенных Штатов и согласиться стать чем-то вроде штатов Техас или Юта, но находящихся за пределами государственных границ США. Идею «мирового правительства» поддержал президент Г. Трумэн. В ходе своей предвыборной кампании в Канзасе он провозгласил, что «народам будет так же легко жить в добром согласии во всемирной республике, как канзасцам в Соединенных Штатах». Тогда же в развитие этих идей американскими интеллектуалами было разработано учение об «общечеловеческих ценностях». Главным и идеальным носителем этих ценностей объявлялся американский народ.

В послевоенные годы авторитет Эйнштейна был необычайно велик в научном мире. Под его влиянием идеи «мирового правительства» и «общечеловеческих ценностей» стали популярными в образованных кругах многих стран, а у нас — в интеллигентской среде. В начале 1947 г. четверо выдающихся советских ученых — С. И. Вавилов[484], А. Ф. Иоффе[485], Н. Н. Семенов[486] и А. Н. Фрумкин[487] — опубликовали открытое письмо Эйнштейну, в котором выразили несогласие с его идеями. В ответном открытом письме великий физик обвинил СССР в «бегстве в изоляционизм». Более того, он заявил, что только мировое правительство может стать преградой на пути советского правительства к уничтожению человечества.

Уже вовсю раскручивалась «холодная война». В мировой прессе западные интеллектуалы обсуждали способы противостояния варварам из СССР. Особо отмечались сила и опасность советского (русского) патриотизма, «раздутого» победой во Второй мировой войне. Именно против советского патриотизма был направлен главный удар «холодной войны»: предлагалось подменить его «общечеловеческими ценностями», в число которых к тому времени уже вошли американский патриотизм и уважение к американскому образу жизни. Как видим, ничто не ново в этом мире — все повторилось в конце XX столетия, только Сталина во главе СССР уже не было.

Летом 1947 г., анализируя теорию «мирового правительства» и «общечеловеческих ценностей», Сталин определил их как космополитизм и принял решение о начале борьбы против сторонников этого учения — космополитов.

Кампанию эту возглавили М. А. Суслов и Д. Т. Шепилов[488]. 13 августа 1947 г. статьей Шепилова «Советский патриотизм» в газете «Правда» был дан сигнал к началу искоренения низкопоклонства перед Западом, свойственного тогда отдельным «интеллигентикам», которые с лакейским подобострастием взирают на всё заграничное только потому, что оно заграничное. Замысел кампании был верный, исполнение же оказалось бюрократически дубовым и отталкивающим, отчего в последующие годы события того времени с такой легкостью оказались осмеянными и оплеванными отечественными общечеловеками.

Почему кампанию против космополитизма и в защиту советского патриотизма ряд исследователей рассматривают как антисемитизм, остается только удивляться. Иное дело, что несанкционированные митинги возле хоральной синагоги в Москве спровоцировали власть считать митинговавших евреев космополитами. Но причем здесь антисемитизм?

Крымская осень 1948 г. была для Сталина временем подведения итогов и осмысления будущего без него. В декабре этого года вождю исполнялось семьдесят лет. Неожиданная смерть единственного надежного преемника — А. А. Жданова — поставила под вопрос сам факт дальнейшего существования СССР. Не зря уже в наши времена стала устойчивой байка, будто как раз после кончины Жданова вождь сказал своему окружению, что когда он умрет, империалисты обманут их, как котят.