Голодная гора - Дафна дю Морье

– Ладно, я останусь дома, Молли может поехать с Эдвардом.

После двух-трех подобных сцен было гораздо проще окончательно предоставить заботу о Молли Эдварду. Следующая проблема возникла тогда, когда Хэл написал отцу, приглашая его приехать четвертого июля. Он был загребным в состязаниях старших классов и хотел, чтобы отец присутствовал при этом событии.

«Приезжайте, пожалуйста, один или вместе с Молли и Кити».

Генри опасался, что это вызовет гнев Аделины, и пытался незаметно спрятать письмо, однако ее острый взгляд тут же заметил штемпель Итона и почерк Хэла на конверте.

– Ну как, что хорошенького пишет твой сынок? – поинтересовалась она. – Какие-нибудь неприятности с учителями?

– Он хочет, чтобы я привез девочек в Итон четвертого. Он гребет на одной из лодок.

– Меня, конечно, не приглашают.

– В общем-то нет. Но он, конечно, будет рад тебя видеть.

– Дорогой мой, не надо передо мной притворяться, я этого не люблю. Я бы не поехала в Итон, даже если бы меня пригласили. Дело в том, что у нас намечались гости к ленчу, я пригласила Мейсонов и Армитажей. Я понятия не имела, что тебе вздумается ехать в Итон. Мне будет весьма неудобно принимать гостей без хозяина дома. В конце концов, это же твои друзья, а не мои. Я, разумеется, совсем не хочу нарушать твои планы, только непонятно, с чего это Хэлу вздумалось тебя пригласить. Просто он хочет, чтобы было перед кем покрасоваться. Ведь гребля – это единственное, чем он может похвастаться, если, конечно, не считать попоек.

– Что ты хочешь сказать, черт возьми?

– Ах, прости, пожалуйста. Я забыла, что ты не видел фотографию, которую он прислал Кити. Я случайно нашла ее на ее туалетном столике. Он, по-видимому, заключил пари со своим дружком, кто больше выпьет пива из какой-то чудовищной кружки. Твой сынок выиграл, отличился, а дружок запечатлел этот торжественный момент на фотографии. Мне сразу показалось, что на этой фотографии он – точная копия твоего братца Джонни, только не хотелось тебе об этом говорить. Ты должен за ним последить. Всем известно, что такие вещи передаются по наследству. – Она засмеялась и встала из-за стола. – Бедняжечка! Вот что значит быть отцом. Но я, по крайней мере, избавляю тебя от многих забот. Утром я повезу Лизет к массажистке, а днем заеду за Кити в танц-класс и заберу ее домой. Я бы на твоем месте написала Хэлу и поздравила его с успехами на поприще потребления крепкого эля.

Она выплыла из комнаты, готовясь к очередной баталии с кухаркой. Генри ничего не сказал. Он собрал свои письма и отправился в курительную. Хэл похож на Джонни… До сих пор никто не замечал между ними сходства. А может быть, замечали? И просто не говорили, чтобы его не огорчать… Аделина так часто оказывалась права в своих суждениях, у нее такой проницательный ум. Такие вещи передаются по наследству. Джонни и их дед, старый Саймон Флауэр… Да нет, все это глупости. Что общего между пагубной страстью Джонни и юношеской выходкой – подумаешь, выпить здоровенную кружку эля на пари. Генри барабанил пальцами по каминной полке, глядя на картину, изображающую Клонмиэр, которую Аделина велела перевесить из гостиной сюда. Боулы не собираются возобновлять аренду. Что же теперь делать с этим имением? Жить там он больше не может. С этой частью жизни покончено навсегда. Сейчас ему тяжело даже читать письма старого Тома. Однако шахты продолжают процветать, в особенности теперь, когда под залежами меди обнаружено олово. Хэл похож на Джонни… Генри поднялся наверх, подошел к комнате Кити и открыл дверь с ощущением, что делает что-то непозволительное. В комнате никого не было. Он подошел к туалетному столику и взял в руки фотографию. Двое восемнадцатилетних юношей смотрят друг на друга и смеются. У одного в руках огромная кружка, как и говорила Аделина. Как вырос Хэл, он уже совсем взрослый. Генри и не заметил, как пролетели все эти годы. А он так мало видел сына. Мальчик предпочитает проводить каникулы у Герберта в Летароге, вместо того чтобы приезжать домой. Всегда считалось, что Хэл похож на него. Но то, как он стоит – одна рука в кармане, в другой эта пивная кружка; весь его вид, беззаботный и слегка заносчивый, эта приподнятая бровь – ну чем не Джонни? На него нахлынула волна воспоминаний, он поставил фотографию назад на туалетный столик, вернулся в курительную, сел за стол и положил перед собой листок бумаги.

«Мой дорогой Хэл, мне очень жаль, что я не могу приехать к тебе четвертого, на этот день у нас приглашены гости. Я попрошу твоего дядю Эдварда, чтобы он поехал вместо меня, и не сомневаюсь, что Молли и Кити захотят его сопровождать…»

Хэл только пожал плечами, прочитав это письмо. Он разорвал его на мелкие клочки и выбросил в мусорную корзину. Отца, конечно, не пустила эта женщина; он знал, как все это будет. Ну и ладно, какого черта. Отец не хочет посмотреть, как он гребет, тут ничего не поделаешь. Гребля – это единственное, что он делает вполне прилично, и он втайне надеялся, что отец будет им гордиться. Похоже, он ошибся. Отцу это не интересно. В Итоне он последний семестр, и за все четыре года отец приезжал к нему всего один раз. То же самое будет в Оксфорде. Изредка письмецо, щедрый чек и больше ничего. Ну что же, он уже привык. Все это больше не имеет значения.

Хэл находился в Оксфорде уже второй год, когда Молли, гостя у Эйров по ту сторону воды, познакомилась с Робертом О'Брайеном Спенсером, сельским врачом и другом ее дядюшки Билла, и обручилась с ним.

«Он такой милый, – писала она брату, – и просто влюблен в наши края, так же, как и я сама. Пожалуйста, не думай, что я выхожу замуж только для того, чтобы избавиться от Аделины, потому что это неправда, что бы она ни говорила отцу. Но самое замечательное вот что: мы будем жить всего в тридцати или сорока милях от Клонмиэра, и Роберт хочет написать отцу и попросить для нас разрешения приехать туда на Рождество – домой, понимаешь? – чтобы как следует проветрить милый старый дом. Ты, конечно, тоже должен туда приехать вместе с нами, Кити и Лизет».

Домой, после десятилетнего отсутствия. А старушка Молли взяла да и обручилась, да к тому же еще и с кем? С нашим земляком. Самое замечательное событие за все время его пребывания в Оксфорде, даже лучше, чем лодочные состязания с Кембриджем, которые состоялись прошлой весной. Это нужно отпраздновать, устроить званый обед для всех друзей и славно напиться. Деньги у Хэла не держались, они текли как вода, но какое это, черт возьми, имеет значение? Наша старушка-шахта все выдержит. Он напишет портрет Молли и преподнесет его жениху… Домой на Рождество…

Свадьба Молли состоялась в сентябре, это был такой великолепный праздник, собравший весь многочисленный клан, что даже Аделине не удалось его испакостить, хотя она и сделала для этого все, что только возможно. Она, естественно, распоряжалась всей церемонией и устроила прием в огромном мрачном и абсолютно безликом зале отеля, начисто лишенном домашнего уюта, под тем предлогом, что дом на Ланкастер-Гейт слишком тесен. Однако она ничего не могла сделать с сияющим личиком Молли, когда та стояла в центре зала, принимая своих гостей, не могла заглушить шепот восхищения, адресованного Кити, главной подружке, которой уже исполнилось семнадцать лет, – она уже миновала стадию неуклюжего подростка и была поразительно хороша, точь-в-точь как в свое время ее мать. Как Аделина ни старалась, ей не удалось оттащить Генри от рослого жениха, когда тот просил у него позволения провести всей семьей Рождество в Клонмиэре.

– Наша взяла, – радостно сообщил Хэл, потирая руки. – Мы ее победили. Не смотри на меня с таким ужасом, Лизет, она нас не слышит. А если даже и слышит, мне все равно. Мы с Кити повезем тебя домой, на ту сторону воды.

Они отправились в путь шестнадцатого декабря, прибыли в Слейн, откуда поездом добрались до Мэнди, где обнаружили, что маленький колесный пароходик все еще ходит, несмотря на то что сезон уже закончился, и может доставить их в Дунхейвен, сделав двадцать миль по заливу. Десятилетняя Лизет стояла у борта между братом и сестрой и смотрела на все это первый раз в своей жизни. Испуганное выражение постепенно сходило с ее маленького худенького личика, на щеках заиграл румянец. Дул легкий западный ветерок, в небе плыли пушистые облака, холмы зеленели под солнцем.

– Вот замок Эндрифф, где родилась наша бабушка, – сказал Хэл, указывая вдаль. – Там живут наши родственники, троюродные братья и сестры. Я думаю, Молли пригласила их к нам. Они, наверное, уже совсем большие. А там, видишь? У самого берега стоит церковь, это Ардмор. Мы ездили туда каждое воскресенье, там похоронена мама.

Какая она маленькая, эта церковь, одинокая, открытая всем ветрам. Неужели мама лежит здесь все эти десять лет, и рядом нет ни одной близкой души? Интересно, приносит ли кто-нибудь цветы на ее могилу? Хэл почувствовал, что у него сжалось горло. Прошлое казалось таким далеким, таким давним.