Красный тайфун - Владислав Савин

Лючия, конечно, свое участие сочла обязательным! Не наигралась еще девочка в войну, не приходилось ей от егерей бегать, по белорусским лесам. Впрочем, опасности тут не предвидится — уж точно, американец на станет нас убивать, и нет при нем группы боевиков, поединок наш будет исключительно словесным. В союзе писателей тоже проинструктированы, те кто надо. Так ведь не там будет главное — а главное, чтобы в «Зеркало» поверил, и что за ним стоит!

Дождь кончился, на улице ясно и тепло. Но не настолько, чтобы в одном платье идти, да и не слишком доверяю я погоде, так что плащ свой летящий набрасываю — а еще там ТТ во внутреннем кармане, и достать его можно незаметно, если руки под накидкой держать. Шляпку надеваю — поля в ширину плеч и чуть вниз опущены, такой фасон в Москве уже «итальянским» прозвали, по открывшемуся Дому Моды — для меня не роскошь, а удобство, лицо затеняет и маскирует, особенно если вуаль опустить. И еще, маленький браунинг под платьем, как я еще на Севмаше придумала, и дважды уже мне это жизнь спасало, там, и в Киеве. Люся, и ты готова? Ну вот, к сроку уложились, ждем машину — ведь не пристало особам нашего ранга, достаточно высокого, в глазах американского гостя, и ходить пешком? Сама же я не раз домой на метро возвращалась — удобно, что станция рядом совсем.

Американец пришел. Стоял на Арбатской площади, в условленном месте, озираясь по сторонам. Тормозим рядом. Эй, мистер Райан, вы не нас ждете?

— Миссис Лазарева? Простите, не ожидал…

А кого ты ждал — моего Адмирала? Однако с этим типом я точно ни разу не встречалась — а он меня узнал, значит подготовили его хорошо перед отправкой? И то польза — незнакомому человеку пришлось бы еще убеждать, что он от того, кто встречу назначил, а так и вопросов не возникло. Однако надо сразу положение прояснить.

— Мистер Райан, если вы знаете кто я, то должны знать и то, кем я являюсь, помимо того, что вице — адмирал Лазарев мой муж (вот интересно, какая из моих ипостасей им известна?).

— Вы работаете в министерстве пропаганды, миссис Лазарева? Или осуществляете надзор за ним от…

— У нас нет министерств, есть наркоматы — отвечаю я — и нет пропаганды, есть культура. Официально же я веду партийный контроль над тем, о чем пишут, что снимают. А здесь я потому, что мой муж мне полностью доверяет — и то, о чем мы хотели бы с вами договориться, это скорее по моей части, чем по его.

Смотрит с удивлением. И ждет продолжения.

— Давай проедемся, тут недалеко — говорю я — а назад можно пешком, тогда и побеседуем.

Медленно едем по улице Воровского. Американец с любопытством смотрит в окна. Спрашивает — что это за церковь? А за ней, сплошные дворцы?

— Была церковь, не знаю какого святого — отвечаю я — а сейчас, завод «Мединструмент». А вот тот дом, бывшая усадьба графа Чернова, в двадцатых наркомат по делам национальностей, тут сам товарищ Сталин работал. За ним, вот забыла фамилию, кажется он Директором Императорских театров был — ну а сейчас Военная Коллегия Верховного Суда заседает, которая, тридцать седьмой год. За ней церковь Ржевской богоматери (или иконы этой богоматери), вот не снесли ведь, со времен Ивана Грозного стоит! Дальше, по флагу видите, посольство Венгрии. А это, был дворец князей Гагариных, после революции было кавалерийское училище, а сейчас институт литературы имени товарища Горького. В том доме Пушкин жил. А это, мистер, не «ящик», как вы выразились, а Дом Политкаторжан, построен в тридцать пятом, раньше тут, говорят, еще какая‑то церковь стояла, снесли. А вот там, за сквером, усадьба Сологуба, тут в самом начале ЧеКа сидело, отсюда на Лубянку переехали, а сейчас Союз Писателей.

— Вы очень хорошо знаете архитектуру и историю Москвы, миссис Лазарева?

— Да нет же! — смеюсь — просто, когда часто сюда ездишь, и с здешней публикой говоришь, то многое запоминается. Кстати, мы приехали, мистер — нам туда.

Идем по коридору, в кабинет ответственного секретаря. У меня на лице высокомерно — брезгливое выражение, «королева среди плебеев». Вхожу, говорю командным тоном:

— То, о чем вчера договорились. И забудьте, что это у вас было.

— А автор после возражать не будет? — спрашивает ответственное лицо.

— Не будет — говорю — кому интересен это бред?

Беру папку. И мы все идем на выход.

— Это роман о будущей войне — говорю я — всего лишь фантастический роман, мистер. Который написал один из офицеров, служивших под началом моего мужа. Хороший офицер, был.

— А он погиб? Сочувствую. Но война.

— Не погиб — отвечаю — хуже. Он жив пока — но хуже чем мертв. Потому что больше не человек.

— А предатель? Враг народа? — усмехается американец — это у вас так называется?

Я останавливаюсь. И смотрю на него с бешенством — ой, только бы не переиграть!

— Ничего вы не поняли, мистер! Я имею в виду «не человек», буквально. А просто… существо. Если не возражаете, пройдемся немного — шофер нас на площади будет ждать.

Выходим через сквер на улицу Воровского. На этом самом месте мы в грозу попали, прошлым летом. Сейчас же погода отличная, для осени — вот только рядом не Ефремов, который «Туманность Андромеды» напишет, а враг, американец, шпион! А мне с ним разговаривать надо, улыбаясь! А если он меня загипнотизировать попробует, как Исайя Берлин тогда? Для того и Лючия рядом — чтобы со стороны следить, и сразу вмешиваться, если заметит — ну а двоих сразу, как мне сказали, даже сильный гипнотизер не может в транс ввести!

— Война. Чтобы победить, солдат должен быть сильным, быстрым и ловким. Когда и как это началось — не знаю, но в 1942–м на фронте появились те, кого прозвали оборотнями. Они имели нечеловеческую силу и выносливость, ночное зрение, нечувствительность к боли, другие фантастические способности. А добивались этого примением особых препаратов, причем не стимуляторов непосредственно перед боем, а постоянным приемом с полной перестройкой организма. У обычного бойца не было шансов выстоять против такого «берсерка». Вот только многие не выдерживали — разрыв сердца, кровоизлияние в мозг, помрачение рассудка. Я слышала, что на одного подготовленного боевика приходилось до сотни погибших за время обучения. Потому «оборотней» на фронте никогда не было много. И как правило, их использовали в качестве диверсантов — разведчиков в немецком тылу, особенно в лесисто — болотистой местности, тут они были вне конкуренции. И были разные препараты, одни стимулировали мышцы, другие мозг. Кто‑то додумался давать их учёным и инженерам. Результаты были удивительны и ужасны. От одной и той же дозы — кто‑то решал проблемы, казавшиеся неразрешимыми, а кто‑то сходил с ума. В это были вовлечены многие люди и началась утечка препарата как у нас говорят «налево» — в богему, творческим людям. Вы представляете, мистер, какой это соблазн — выпить таблетку и стать гением?!

Самое смешное, что это было правдой! Операция «Зеркало» — когда к тем, кто был, скажем так, политически неблагонадежен, подкатывали не санитары, а те, кому фигурант мог доверять, и предлагали именно это. Лекарство для гениальности, прими, и ты станешь живым классиком, напишешь, сочинишь, шедевр! К чести богемы, соглашались не все — впрочем, их предупреждали, что исход лишь вероятен, может поумнеешь, а возможно и наоборот — но как думаете, откуда сейчас вдруг пошли песни, книги и фильмы, об авторах которых прежде никто и не слышал? И многие принимали «лекарство»… а после оставалось лишь звать санитаров! Конечно, такая акция не могла проводиться на постоянной основе, ну сколько можно надеяться на дураков — но какой‑то слой возмутителей спокойствия удалось снять, и вернуть к обычной жизни. И навсегда испортить им репутацию пророков — ну кто станет всерьез слушать того, кто лечился в психбольнице?

— Соблазн — кивнул американец — но простите, миссис Лазарева, вам какой интерес?

— Вы воевали, мистер? — спрашиваю я — или нет, вы когда‑нибудь занимались спортом? Олимпийские игры, это прекрасно, не разделяю заблуждений Кумбертена, но уважаю то, что он сделал. А теперь представьте состязания не людей, а фармацевтов, кто придумает более действенное зелье, с которым можно пробежать быстрее, поднять больше, прыгнуть или метнуть дальше. Или поединок в боксе, борьбе — когда чемпион не тот, кто лучше, а тот, кто принял что‑то более сильное? Это уже не спорт, мистер, это что‑то совсем другое! Ну а теперь представьте войну — где с обеих сторон сражаются такие уроды? Ради которых, чтобы вырастить одного, загублено в процессе десятки своих людей, молодых и здоровых парней, которым не повезло! Так же будет и с учеными, инженерами — и писателями, художниками. И может быть, по Дарвину, из выживших сверхлюдей возникнет новая раса — а все прочие неудачники вымрут как мамонты. Но я не уверена, что эти, новые — будут людьми, а не чем‑то другим. Мне страшно, мистер, когда я пытаюсь заглянуть в эту бездну! А наверху, я боюсь, кто‑то нашел этот путь перспективным — ведь будь иначе, легко было бы пресечь «утечку» препарата? Ну а если богему, как менее ценную, просто рассматривают, как расходный материал для опытов по выращиванию будущих солдат и инженеров?