Объект «Зеро» - Сергей Волков

Та крохотная звездочка, что мы с Шерхелем и Рихардом видели снизу, явно не имела к гелиографу никакого отношения. Судя по всему, корректировщик свободников использовал слабый источник света, скрытый в углублении, чтобы его не было заметно со стороны, и небольшое зеркало.

Стараясь двигаться как можно тише, я выглянул из люка. По дозорной площадке гулял ветер. Облачная пелена скрывала звезды, и если бы не Аконит, мутным пятном светящийся на востоке, мы бы ничего не смогли разглядеть.

На четвереньках я выбрался на площадку, следом за мной поднялся Шерхель и трое бойцов Харитона. Сам начкар с двумя своими людьми по моему приказу остался внизу – на всякий случай.

Ветер посвистывал меж зубцов, и этот заунывный свист забивал все остальные звуки. Поднявшись на ноги, я огляделся. За Перевалом горело множество огней – свободникам не от кого было прятаться. Меня прошиб холодный пот, когда я представил, что в этот момент они наводят свои ракеты на цели, всматриваясь во вспышки на вершине башни.

Корректировщик сидел у самого края дозорной площадки, скорчившись между зубцов. Нам повезло, что Рихард, посланный накануне Шерхелем наблюдать за башней, вообще что-то заметил – диверсант действовал очень осторожно, прикрывая крохотный костерок, разведенный в котелке, полой плаща. Тела убитой им девушки я не заметил и предположил, что оно просто сброшено вниз.

Подняв звенч, я сделал несколько шагов и легонько кольнул корректировщика в спину.

– Не шевелиться! Медленно подними руки!

Шерхель, подскочив сбоку, схватил свободника за локоть.

– Шайсе! Попался, голубчик!

Корректировщик вскрикнул, тонко и отчаянно, рванулся – бронзовое круглое зеркало зазвенело на плитах, но Зигфрид держал его мертвой хваткой. Караульные обступили нас со всех сторон, один из них сунул факел в костерок, и спустя секунды, освещенные шипящим синеватым пламенем, из-под капюшона плаща на меня глянули знакомые серые глаза, полные страха и ненависти…

– Зачем? – только и смог выговорить я, опуская звенч. Гримаса исказила лицо девушки, и она вместо ответа плюнула в меня, зашипев, точно рассерженная рысь.

…Ее звали Патриция Уилсон. На Медею она попала добровольно, в составе Корпуса спасения. Мы допрашивали ее второй час, расположившись в одном из помещений на нижнем ярусе башни. После того как свободники обнаружили, что их корректировщик перестал подавать сигналы, по дозорной площадке был нанесен ракетный удар, и мы еле-еле успели разбудить спящих светосигнальщиц и унести ноги. Три ракеты вдребезги разнесли венец башни, но здесь, в ее чреве, нам ничего не угрожало.

Патриция оказалась крепким орешком. Ни увещевания, ни угрозы, ни попытки воззвать к ее совести не заставили девушку отвечать на наши вопросы.

– Вы устроили тут диктатуру! – твердила она, и ее серые глаза метали молнии.

– Разве империя свободников не такая же диктатура? – пробовал поначалу возражать Зигфрид.

– У них свобода, они отказались от законов предавшей нас Земли и живут так, как должен жить человек. Сильный и достойный получает все, слабый и ограниченный – то, чего заслуживает. Это – правильно! – выкрикивала Патриция своим звонким голосом, и долгое эхо гуляло по лестничным пролетам башни.

В конец концов мы устали. Ночь катилась к рассвету, обстрел прекратился.

Шерхель отвел меня в сторону, к арке, где лежала густая тень.

– Ну, что будем делать? Ее крепко обработали. Не исключено, что она лишь рядовой агент, а где-то среди наших есть тот, кто отдает приказы. Возможно, тут действует целая сеть.

– Похоже на то, – с тоской в голосе согласился я. – Черт, я даже не предполагал, что нам придется заниматься контрразведкой…

Зигфрид задумчиво посмотрел на сидящую на сложенных медных блоках девушку, прямую, напряженную, и ровным голосом негромко произнес:

– Вообще-то по неписаным законам войны вражеский лазутчик или просто пленный всегда рассказывает то, что от него требуется. Для этого есть масса способов…

– Что ты имеешь в виду? Пытки? – Я скрипнул зубами. – Зиг, если мы будем ее пытать… Тогда мы перейдем, я чувствую, мы пересечем некую черту, из-за которой уже не будет возврата. После этого уже все станет дозволено – сжигать дома гражданского населения, убивать женщин и детей…

– Но свободники убивают!

– Да, но мы – не они!

Мы заговорили слишком громко. Караульные и Харитон, расположившиеся вокруг пленницы на расстоянии нескольких шагов, повернули головы в нашу сторону.

– Все! – Я поднял руки. – Закончили. Тут я командующий, и эти вопросы решать мне. В конце концов, существует Устав, и мы всегда в сложных ситуациях следовали его букве.

– В Уставе ВКС, насколько я помню, задержанный с поличным диверсант, не идущий на сотрудничество, подлежит смертной казни. – Зигфрид посмотрел на меня исподлобья. – Чем это лучше пыток?

– Тем, что казнить врага – это по закону. А вот пытать – нет. И закончим с этим…

– Слабак! – бросил мне в лицо Шерхель и отвернулся. Я шагнул в круг света, отбрасываемый факелами, повысил голос:

– Патриция Уилсон, понимаешь ли ты, что тебя ждет?

– Наплевать, – с великолепно разыгранным презрением ответила девушка и сильно побледнела.

– Мы можем сохранить тебе жизнь, если…

– Зачем мне такая жизнь?! – взорвалась Патриция. – Всю оставшуюся жизнь копаться в грязи, рожать детей для какого-нибудь бородатого дебила в этой вашей Горной республике, мыться холодной водой из таза и носить одежду из шкур? Когда мы летели сюда, нам обещали целую планету! Современные дома, чистый воздух и сколько угодно комфорта. Для этого нужно было потерпеть максимум полгода. Земля обманула нас, а вы, вы… Вы уроды! Да, уроды, цепляющиеся за законы, придуманные предателями. Теми, кто вернул нас в каменный век!

Стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри меня все клокотало от бешенства, я вновь заговорил:

– Патриция Уилсон, повторяю вам: если вы немедленно не назовете ваших сообщников, то завтра… точнее, уже сегодня утром вы будете казнены согласно соответствующему пункту Устава Военно-Космических сил Федерации.

Девушка ничего не ответила. Она сгорбилась, уткнулась лицом в ладони и заплакала.

– Дура, – негромко сказал Харитон, вроде бы ни к кому специально не обращаясь. – Могла бы живой остаться…

28 декабря 2207 года

Утро выдалось хмурым и пасмурным. Откуда-то появились стаи черных чаек и с пронзительными криками принялись кружить над плоскогорьем.

– Поживу чуют, – сказал про них Цендорж.

Эос слепым пятном просвечивала сквозь облака. Трубач трижды протрубил «Внимание!», и из здания Дома Совета вывели Патрицию Уилсон. Посмотреть на казнь собралось немного народу, человек двести. На площади перед воротами я зачитал список преступлений, совершенных девушкой: помощь врагу, повлекшая смерть десятков колонистов, и отказ от сотрудничества со следствием; объявив приговор, особо отметил, что, пока осужденную будут вести к месту казни, у нее есть последний шанс изменить свою позицию.