Реальность сердца - Татьяна Апраксина

— Вы не считаете нужным отвечать?

— Что я могу ответить на подобный вопрос? — тихо промолвил юноша. Бледные губы едва шевелились. «Малокровный он, что ли?» — подумал Рене. Теперь уж слов не нашлось у него. Надо понимать, Ленье явил пример той самой превозносимой Церковью кротости, которая преодолевает силу сильных и гнев гневных.

— Хотите, прокатимся верхом? К вечеру похолодало…

— Благодарю, господин Алларэ. Мне нужно спросить позволения у герцога и мэтра Беранже.

— Особенно у второго. Андреас, проснитесь! Вы… — Рене негодующе взмахнул рукой. — Это просто неприлично!

— Меня никто не освобождал от обязанности помогать ему.

— А вы тому и рады! — подмигнул Рене.

— Вы правы.

— Надеетесь превзойти герцога Гоэллона?

— Вы видите в этом нечто неприличное? — Андреас казался искренне озабоченным, только где-то в уголках губ таяла смутная улыбка. Загнанный в ловушку Рене только качнул головой. Очередная попытка подначить воплощение тихой покорности пошла прахом. И так — каждый раз. От такого впору и с ума сойти…

— Так подите и спросите! — не выдержал Алларэ. — У обоих. Разумеется, никто не собирался держать Андреаса под замком, и через полчаса он опять заглянул в кабинет. Успел переодеться — хоть что-то. К тому времени Рене сам не понимал, зачем же ему взбрело в голову выгуливать мальчишку, от одного вида которого ему хотелось плеваться, но что сказано — то сказано. Слово, как известно, не ласточка, да и ту — поди поймай, если выпустишь.

Из троих юных оболтусов в седле нормально умел держаться только Алессандр, да и то Рене, который в три года впервые сел на пони, а в десять — на коня, недовольно кривился при виде его посадки. Андреас же — ох, сущие слезы…

— Это не сказочный дракон. Это всего-навсего Русалка. Смирная, хорошая девочка… — мужчина потрепал лошадь по шее, успокаивая. Агайрская красотка скорбно поводила головой при виде бестолкового седока, который явно ее боялся. — Она не кусается… ну, почти.

Яблоневые сады за Бруленскими воротами пламенели в вечернем свете. Яблоки еще не налились, в Собре они созревали лишь к началу осени, но уже источали головокружительный аромат. Тонкий, едва уловимый — кажется даже, что чудится, что придумываешь его, а на самом деле воздух пуст и прозрачен, но потом ноздри щекочет ни на что непохожий пронзительный запах… Конвой, без которого Реми запрещал выезжать из дому, держался чуть поодаль.

Гвардейцы, как им и положено, зорко оглядывали окрестности на предмет нахождения злоумышленников, а Рене со спутником ехали по аллее.

— В Алларэ яблонь почти нет…

— Вы скучаете по дому? — спросил Андреас. «Да какое ж тебе дело, по чему я скучаю?!» — хотел ответить Рене, но вместо этого кивнул. Бывший лекарь попал в яблочко. Скучал — и по родному замку, и по родичам, но больше всех — по жене и детям. Пятилетний Антуан, рыжий баловень, был уже в том возрасте, когда сын больше тянется к отцу, чем к матери. Только что в этом мог понимать Ленье… Тьерри подъехал поближе, молча указал рукой на едущую навстречу пару. Эти тоже без охраны не выезжали, и немудрено: желающих продырявить насквозь герцога Скоринга в столице было немало, а его спутница… о да, эта дама была вполне достойна немедленного похищения! Миниатюрная женщина, удивительно белокожая, с густыми пепельными волосами, уложенными в высокую прическу. Верхом без головного убора — такое даже столичные дамы себе редко позволяли… Костюм для верховой езды был ивово-зеленым, и Рене отчего-то подумал, что — под цвет глаз.

— Кто это? — спросил Алларэ у гвардейца.

— Кларисса Эйма. Настроение моментально испортилось. Легендарную Клариссу, единственную и неповторимую, он еще никогда не видел, но наслышан был от души. Дама, получившая из рук короля орден, не могла не стать объектом пересудов на добрый год даже в столице, где герои менялись от седмицы к седмице. Однако ж, до сих пор Рене слышал о ней весьма лестные отзывы, в том числе и от Реми. И вот, извольте видеть — оная Кларисса премило щебечет с первой скотиной всея Собраны!

— Какая прелесть! — сквозь зубы процедил Алларэ.

— Ее падчерица — старшая фрейлина при дворе самозванца, — с удовольствием поведал Тьерри. — А сама она каждый день проводит с герцогом Скорингом время. Приятно проводит же…

— А-а… — Рене мигом сообразил, кто кому кем приходится. О новой старшей фрейлине он слышал. Значит, она падчерица Клариссы, ну да, яблочко к яблочку… но сюрприз, тем не менее, пренеприятный. — Герцог Алларэ знает?

— Наверняка, — пожал плечами Тьерри.

Андреас молча слушал разговор, в котором он наверняка ничего не понимал — это ж не клистиры и аптекарские склянки, — но вопросов не задавал. Прищуренные глаза равнодушно смотрели на пару всадников неподалеку, остановивших лошадей под яблоней. Герцог Скоринг что-то весьма увлеченно рассказывал, Кларисса кивала и улыбалась.

— Голубки… Рене посмотрел на арбалет, притороченный к седлу Тьерри. Одна стрела — и можно радоваться. Правда, Реми этого не одобрит… и это если выражаться куртуазно. Ближе к истине будет «убьет на месте». У брата и герцога хитроумные планы, о которых известно лишь ему. Поэтому он согласен сидеть сиднем в своем особняке, пока герцог Скоринг прогуливается с красотками под яблонями. Наследнику герцога Алларэ мучительно захотелось домой. Поймав себя на этом постыдном желании, он решительно двинул коня вперед…

«Уведомляю вас, любезный брат, о том, что в ближайшее время прибуду в столицу, дабы снять с вас тяготы управления…» Флэль Кертор ожидал подобного письма с весны, а когда оно пришло — только равнодушно пожал плечами. Филип, наследник барона Кертора, приедет через пару седмиц. Гонец на словах передал, что двоюродный брат явится не один, а со всеми вассалами, откликнувшимися на призыв барона. Это хорошо, и, главное, вовремя.

Герцог Алларэ будет исключительно доволен. Филип — разумный и покладистый малый, и это тоже хорошо, потому что от него не придется ждать неприятных сюрпризов. Будущий барон Кертор толков, спокоен, умеет поладить с любым горячим вассалом, но вот его прославленная осторожность порой напоминает лень. Если можно чего-то не делать, Филип и не будет, хотя если нужно — то сделает, в этом можно не сомневаться. Весь последний год Филип, отец и дядя весьма интересовались происходящим в столице и требовали подробнейших писем, но ни один не счел нужным приехать в Собру, чтобы увидеть все своими глазами, а уж действовать-то они собрались, только окончательно уяснив себе расстановку сил. Хорошо еще, что со слов Флэля, а не с чьих-то чужих.