Толкователи (сборник) - Урсула Ле Гуин

– Это сделает кору совершенно мягкой, – тихо заметил он.

– Кору? – изумленно переспросила Сати.

Старик улыбнулся и, положив ложку, погладил тыльную сторону своей ладони.

– То есть тело, похожее на дерево, да? Вы ведь это хотите сказать? – неуверенно спросила Сати.

– Ах!.. – вздохнул он с тем же выражением, с каким говорил это слово Акидан. – Ах!.. – Он подтверждал ее слова, однако слово это имело и еще какой-то специфический оттенок. Это было «да», но не совсем. Или «да, но мы, вообще-то, это слово не употребляем». Или «да, но не нужно говорить об этом». То есть «да», но с какой-то особой петлей-ловушкой.

– «В темном облаке, спускающемся с небес… раздвоенная… дважды раздвоенная…» – бормотала Сати себе под нос, пытаясь прочесть поблекшую, искусно выполненную надпись высоко на стене.

Хозяин лавки вдруг громко хлопнул одной рукой по прилавку, второй – себе по губам.

Сати даже подпрыгнула от неожиданности.

И оба уставились друг на друга. Старик уже опустил руку. Он, казалось, ничуть не был встревожен. Похоже, он даже улыбался!

– Только не вслух, йоз, – прошептал он.

Сати еще некоторое время потрясенно смотрела на него, потом спохватилась и наконец закрыла разинутый от изумления рот.

– Это просто старинный орнамент, йоз, – пояснил старик. – Совершенно бессмысленный. Просто переплетение линий. Здесь ведь старомодные люди живут. И эти люди оставляют старинные украшения на стенах, вместо того чтобы чисто их выбелить. Чтобы стены стали белыми и молчаливыми. Молчание – как снег: все исчезает под его покрывалом. А теперь, йоз и моя уважаемая покупательница, позвольте предложить вам этот бальзам: он сделает вашу кожу мягкой и позволит ей легко и свободно дышать. Не желаете попробовать?

Сати взяла на палец немножко приготовленного стариком снадобья и растерла по запястью.

– До чего приятно! – воскликнула она почти сразу. – И запах чудесный! Как это называется?

– Аромат бальзаму придает одна травка, она называется иммими, а состав – моя профессиональная тайна. Кстати, это вам ничего не будет стоить.

Сати тем временем взяла в руки горшочек и с восхищением рассматривала его. Горшочек, конечно, тоже был старинный, из толстого стекла, покрытый эмалью, с элегантной, плотно сидящей крышечкой – настоящее маленькое сокровище.

– Ох нет, нет, нет! – воскликнула она, но старик поднял к сердцу сложенные лодочкой руки, в точности как тогда Изиэзи, и склонил голову с таким достоинством, что протестовать дальше было бы просто неприлично. Сати ответила ему тем же жестом, улыбнулась и спросила: – Но почему?

– «…дважды раздвоенное дерево-молния произрастает из земли», – молвил старик почти неслышно.

Секунду спустя Сати снова перевела глаза на ту надпись и прочитала те самые слова, которые он только что произнес. Глаза их снова встретились, а еще через мгновение старик растаял в полумраке у дальней стены магазина, а Сати оказалась на улице, жмурясь от слепящего солнца и сжимая в руке горшочек с бальзамом.

Неторопливо спускаясь по лабиринту крутых извилистых улочек к своей гостинице, она размышляла.

Похоже, сперва Мобиль, затем Советник, а теперь еще и этот Аптекарь, или кем он там на самом деле является, упорно, исподволь кооптировали ее, втягивали в выполнение своих планов, даже не сказав ей, кто они и чем занимаются. Отправляйся и найди людей, которые знают разные истории, а потом обо всем доложи мне, сказал ей Тонг. Избегайте диссидентов-реакционеров и обо всем сообщайте мне, велел Советник. Что же касается Аптекаря, то он сделал ей подарок, то ли поощряя ее молчание, то ли в награду за сказанное – она так и не поняла. Скорее, последнее. Уверена она была лишь в одном: она слишком мало знает, чтобы заниматься здесь тем, чем пытается сейчас заниматься, и при этом не подвергать опасности ни себя, ни других.

Правительство Аки, желая обрести полную власть над душами и умами, поставило прошлое планеты вне закона. И Сати отнюдь не недооценивала враждебного отношения Корпорации к «старинным орнаментам», украшающим стены, и к тому, что они означают в действительности. Ведь Корпорация твердо заявила: от всех вредных и допотопных традиций, обычаев, привычек, манер, идей, объектов почитания и прочей бессмыслицы нужно непременно освободиться, ибо это гниющий труп, страшный источник заразы, который нужно сжечь дотла, а пепел зарыть в землю. И разумеется, письменность, которая помогала «зловонному трупу» сохраниться, должна быть уничтожена в первую очередь.

Если общеобразовательные программы и исторические драмы, которые Сати смотрела по неовизору в столице, соответствовали действительности – а она считала, что хотя бы отчасти они все-таки должны ей соответствовать, по крайней мере в пределах нынешнего поколения, – то в недалеком прошлом мужчин и женщин, пытавшихся спасти книги, запросто сжигали заживо вместе с этими книгами, или убивали под стенами собственных, ныне разрушенных замков, или навечно бросали в темницу, обвиняя в подстрекательстве к мятежу или пропаганде реакционной идеологии. Аудиозаписи и телепередачи прославляли эту бесконечную войну с прошлым, бомбежки, пожары, казни на костре, бульдозерные атаки на библиотеки. Смелые молодые герои всегда изыскивали возможность вырваться из-под влияния своих безнадежно отсталых и глупых родителей, потворствовавших злу и внушавших детям всяческие суеверия, то есть «внедрявших в молодые души реакционную идеологию». Стремившаяся к новой жизни молодежь, неуклонно исполняя свой долг перед Корпоративным правительством, сжигала отвратительные рассадники вредоносных заблуждений и ошибок и насаждала на их месте «цветущие сады будущего»; молодежь радостно передавала в руки правосудия преступного профессора, прятавшего у себя под кроватью словарь с идеографическими письменами, взрывала жилые дома, те «человеческие ульи, где таился яд отвратительного невежества», недрогнувшей рукой направляла бульдозеры на библиотеки, «скопища мерзких суеверий», и вела раскаявшихся и осознавших свою неправоту соотечественников, производителей-потребителей Корпоративного государства, к светлому будущему, осуществляя вместе с ними Марш к звездам!

За цветистой и надменной риторикой скрывалась порой настоящая страсть, настоящие страдания. С обеих сторон. Сати это отлично понимала. Она и сама, как сказал Тонг Ов, была «дитя насилия». И все же ей было трудно все время помнить – она даже усматривала в этом некую горькую иронию судьбы, – что здесь все с точностью до наоборот, что ее собственный опыт для нее как негатив: ведь здесь верующие – не гонители, а гонимые!

Однако «истинно верующими» легко можно было счесть и ту и другую сторону! Светские террористы, святые террористы – какая, в сущности, разница?

Единственное, что казалось Сати совершенно необычным в потоке пропаганды, непрерывно изливаемой министерствами информации и поэзии, – это неизменная парность героев во всех без исключения нравоучительных телеисториях; это всегда были брат с сестрой, жених с невестой, двое супругов и т. п. Если героев связывала любовь, то она всегда носила отчетливый гетеросексуальный характер. Аканское правительство прямо-таки ненавидело всяческие «отклонения». Тонг сразу предупредил ее об этом: «Придется приспособиться. Без лишних вопросов и обсуждений. Здесь все, что можно счесть сексуальным домогательством в отношении лица того же пола, считается тяжким преступлением и карается смертью. Как это скучно и как печально! Несчастный народ!» И бедный Тонг тяжело вздохнул, испытывая самое искреннее сострадание к этим неведомым его родной планете фанатикам и пуританам, к жертвам и вершителям бессмысленной жестокости…

Сати вряд ли нуждалась в его предупреждении, поскольку имела слишком мало личных контактов с отдельными людьми, однако, естественно, приняла это во внимание, и именно это было одной из причин ее первых жестоких разочарований и даже полной обескураженности. Старинные аканские обычаи и древний язык, который она учила на Земле, давали отчетливое представление о некоем достаточно свободном обществе, обладающем весьма малым гендерным предпочтением. Зато общество у нее на родине было настолько изуродовано социальными кастами и половой иерархией, что под воздействием женоненавистнической политики юнистов совсем закоснело. Ни одна страна на Земле так и не вышла полностью из той черной тени. И именно по этой причине, в частности, Сати решила специализироваться по культуре и языкам планеты Ака, когда они с Пао прочли в первых отчетах Наблюдателей, что аканское общество не имеет гендерной иерархии и гетеросекусальность не воспринимается им как обязательная или предпочтительная. Однако вскоре все изменилось, изменилось до основания – и лишь за те годы, что потребовались ей на перелет с Земли! Прибыв на Аку, она вынуждена была вспомнить былые предосторожности, снова подавлять собственное «я» и снова приучать себя к постоянной опасности.