Европейцы (сборник) - Генри Джеймс

Фледа, еще прежде чем миссис Герет кончила говорить, бросилась ей на шею, и теперь обе они, цепляясь друг за друга, поднялись на ноги, и младшая горько стенала, припав к груди старшей.

– Вы все идеализируете и видите больше, чем может быть; и вообще, после моей омерзительной двойной игры неужели вы сможете мне верить?

– Я вижу всего лишь то, чему быть должно, если в вас есть хоть единая искра сострадания. О какой двойной игре вы толкуете, когда вы все время вели себя как ангел? Вы прекрасны, вы безупречны, и все наши беды позади.

Фледа, утирая слезы, сокрушенно покачала головой:

– Нет, миссис Герет, не позади. Я не могу исполнить вашу просьбу – не могу согласиться на ваши условия.

Миссис Герет смотрела на нее остановившимся взглядом; на чело ее снова набежали тучи.

– Это еще почему, ради всего святого, когда яснее ясного, что вы в нем души не чаете? Я-то знаю, что вы в нем нашли, – объявила она уже другим тоном. – И вы не ошиблись!

Фледа улыбнулась слабой, упрямой улыбкой:

– Он слишком привязан к ней.

– Тогда почему он на ней не женится? Он дает вам великолепный шанс.

– У него и в мыслях нет, что я о нем думаю, – сказала Фледа. – Если даже у вас этого в мыслях не было!

– Я не догадывалась, что вы влюблены, деточка. – И миссис Герет резюмировала: – Я сама ему скажу.

– Если вы сделаете что-нибудь подобное, вы никогда меня больше не увидите – решительно, буквально никогда!

Миссис Герет тяжело посмотрела на свою молодую приятельницу, и было понятно, что она отнеслась к ее угрозе вполне серьезно.

– Какая вы, право, несносная упрямица! Вы готовы поклясться в том, что он ни о чем не догадывается?

– Разумеется, не догадывается! – возмутилась Фледа.

Ее собеседница ненадолго погрузилась в молчание.

– И в том, что сам он никаких чувств не испытывает?

– Ко мне? – Фледа непонимающе уставилась на нее. – Еще не пожив с ней?

Миссис Герет язвительно рассмеялась:

– Он должен был бы оценить по крайней мере ваш острый ум. Ах, моя милая, вы и правда сокровище! Неужели он настолько ничего не понимает? Неужели он ни разу не дал вам ни одного намека – ни полвзгляда, ни полвздоха?

– Дело обстоит именно так, – холодно сказала Фледа, – как я имела честь вам доложить.

– Ну, тогда он большой осел – под стать своей матери! Но вы ведь понимаете: если они до сих пор тянут со свадьбой, причина именно в вас, – обронила миссис Герет.

– Почему во мне? – не сразу спросила Фледа.

– Иначе вы не провели бы столько времени с ним здесь наедине. Вы ведь не станете теперь отпираться, что владеете некоторым искусством.

Юная леди заколебалась: она ясно видела, что ей необходимо выбирать из двух зол. У нее была своя тайна, и вот тайны больше нет. У Оуэна тоже есть тайна, покуда невредимая, и потому наибольшая опасность теперь – если его мать и на эту тайну наложит свою властную руку. Вся Фледина нежность побуждала оградить его тайну; словом, она решила в пользу меньшего из зол.

– Причина, почему они до сих пор тянут, – заставила она себя сказать, – возможно, в Моне. Я имею в виду ее недовольство тем, что он оставил ее без известных вам ценных вещей.

Миссис Герет немедленно за это ухватилась:

– Выходит, она расторгнет помолвку, если я их не верну?

Фледа поежилась:

– Я говорю только, как мне все это видится. Она станет устраивать сцены и выдвигать условия; она лишит его покоя. Но держаться за него будет крепко; она ни за что его не отдаст.

Миссис Герет мысленно перебирала все возможности.

– Пусть так, но вещи я пока не верну – чтобы испытать ее, – объявила она наконец; и Фледе сразу сделалось так худо, словно она отдала все и взамен ничего не получила.

Глава 12

– Я должна из простого приличия дать ему знать, что говорила об этом с вами, – в тот же вечер сказала она своей радушной хозяйке. – Какой ответ мне ему написать?

– Напишите, что вам нужно снова увидеться с ним.

Лицо Фледы выразило крайнее недоумение.

– Увидеться снова? По какому же поводу?

– По любому, какой вам угодно.

Такое легкомыслие поразило бы Фледу, если бы она уже, за этот час, не почувствовала огромной перемены, происшедшей в общении с ее добрым другом – происшедшей, на взгляд доброго друга, из-за ее причастности к судьбоносному вопросу. В результате посещения Оуэна эта причастность стала ключом к кризису. Кризис этот, видит Бог, был навязан ей, но теперь он, казалось, простер огромные обнимающие руки – руки, которые сжимают, пока от боли не вырвется крик. Словно все в Риксе слилось в один котел, бурлящий эмоциями и энергией, откуда это месиво черпают, пробуют и обсуждают; все, кроме той сокровенной капли знания, которую она утаила. Ей следовало бы радоваться такому положению вещей, потому что оно означало участие, означало более тесное единение с источником столь многого прекрасного и обновляющего в ее жизни; но чуткие инстинкты, которыми ее наградила природа, голоса не подавали. Она должна была – и не только на этот раз – признать, что в отношении ряда вещей чутье миссис Герет проявлялось не очень удачно. И вряд ли проявится удачно сейчас, когда, опираясь на сведения, которые она получила, надо выбрать наилучший образ действий. Одним из простейших ударов, Фледа видела, будет танец, который миссис Герет радостно спляшет на открытой ею тайне, – громкое, законное, бестактное ликование путешественника, высадившегося на побережье. Как и всякий удачливый первооткрыватель, она завладеет счастливо найденным островом. Миссис Герет была, как никто, человеком практичным: единственное, что она принимала во внимание в легко уязвимом секрете своей молодой приятельницы, так это та польза, какую она могла из него извлечь, – польза, оказавшаяся настолько в ее вкусе, что она не желала и думать о возможном сопротивлении самого материала. Сейчас Фледа вкладывала в ответ миссис Герет на ее вопрос куда большее значение, чем это пришло бы ей в голову несколькими часами ранее, однако тут же у нее возникло дурное предчувствие; столь прозрачный намек необходимо уточнить.

– Вы имеете в виду, чтобы я предложила ему приехать сюда снова? – спросила она после паузы.

– Нет-нет, вовсе нет. Напишите, что вы возвращаетесь в город и встретитесь с ним.

Он получил уточнение, прозрачный намек, и Фледа это еще сильнее почувствовала, когда перед тем, как они отправились спать, ее приятельница, возвращаясь все к той же теме, сказала:

– Я полностью отдаю его в ваши руки… Знаете, делайте с ним все, что сочтете нужным. Поступайте так, как подскажет вам ваша умная головка… Я не задаю никаких вопросов. Все, о чем я прошу: добейтесь успеха.

– Прелестно, – отвечала Фледа. – Только это ничего не говорит – будьте добры, посудите сами – о том, какое письмо мне ему написать. Это не ответ на то требование, что я должна была вам передать.

– Ответ предельно ясен: все вернется на свое место в ту же минуту, как он объявит, что женится на вас.

– И вы всерьез полагаете, что я способна сообщить ему такую новость?

– Что еще мне полагать, всерьез или не всерьез, если вы грозите порвать со мной, скажи я это сама?

– О, если только вы это скажете! – пробормотала Фледа как нельзя более грозно, но в душе обрадовалась, что хотя бы по этой части миссис Герет признала себя предупрежденной, а свои действия тщетными. И потому добавила: – Как я могу жить здесь с вами, когда в корне не одобряю то, что вы сделали? Когда считаю, а это именно так, что забрали у него чуть ли не все, обобрали несправедливо и бессовестно… ведь я ожидала, что возьмете какую-то часть, и никак не ожидала, что вы возьмете все… как же мне оставаться здесь, не терзаясь чувством, что поддерживаю вас в жестокости и разделяю с вами бесчестно одержанную победу? – Фледа шла ва-банк: пусть от обнажения и анализа своего состояния ее била дрожь, но это давало свои преимущества, и пусть миссис Герет были открыты все уголки ее души, она, по крайней мере, вернет себе свободу. – Поймите, через день-другой я возненавижу каждую вещицу, что окружает вас, буду слепа ко всей этой красоте и раритетам, которыми раньше так восхищалась. И не вините меня: да, я резка, но бессмысленно сейчас не высказать правды. Если я сейчас покину вас, тогда всему конец.

Миссис Герет, однако, и бровью не повела: Фледа не могла не признать, что ее превосходство стало несомненным.

– Это же прекрасно! Как вы печетесь о нем! Музыка для моих ушей. Только любовь, безоглядная любовь вырвала из вас такие слова; да я и сама вела бы себя точно так же, милая моя. Почему вы раньше мне не сказали? Я целиком была бы за вас; я и подсвечника не взяла бы оттуда с собой. Не хотите остаться со мной? Не надо, раз вам здесь мучительно; не надо, раз в тягость смотреть на старый хлам. Поезжайте в Лондон – вернитесь на время к вашему батюшке. Вам придется недолго пробыть у него: за две-три недели мы справимся. Батюшка вам обрадуется, если вы только дадите ему понять, о чем речь… о том, что вы вот-вот освободите его от забот о вас навсегда. Я сама дам ему это понять, раз вы робеете. Возьму и поеду с вами, чтобы пощадить ваши нервы. Мы поселимся в гостинице и, пожалуй, немного повеселимся. Ведь со времени нашего знакомства мы позволили себе ничтожно мало развлечений. Правда, сейчас это не входит в наши планы. Для Оуэна мне надо оставаться букой… мое присутствие вам будет помехой. Ваш шанс в том… ваш шанс – чтобы оставаться одной: используйте его, ради бога, для благой цели. Если вам нужны деньги, у меня есть немного, и я могу вас снабдить. Но никаких вопросов я не задаю – даже крохотного…