Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок) - Жюль Верн

— Их честь могут рассчитать. Их честь знают, какое это судно, объем полезного воздуха. Их честь также знают, сколько каждый человек потребляет кислорода. Надо еще заметить, что «Наутилус» всплывает каждые двадцать четыре часа…

Речи Консейля не отличались особой ясностью, но я понял, что он хотел сказать.

— Я понимаю, Консейль, — сказал я. — Рассчитать это нетрудно, но вряд ли расчет будет верным.

— Ничего! — сказал Нед Ленд. — Вы все-таки рассчитайте!

— Извольте. Каждый человек употребляет в час весь кислород, содержащийся в ста литрах воздуха, или, говоря другими словами, за двадцать четыре часа поглощает кислород, содержащийся в двух тысячах четырехстах литрах. Надо, значит, разделить водоизмещение «Наутилуса» на две тысячи четыреста.

— Именно так, — сказал Консейль.

— Так как «Наутилус» вмещает полторы тысячи тонн, а в каждой тонне тысяча литров, значит, разделив на две тысячи четыреста, — я взял карандаш, — получим шестьсот двадцать пять. Таким образом, на «Наутилусе» воздуха достаточно примерно для шестисот двадцати пяти человек в течение суток.

— Шестисот двадцати пяти! — повторил Нед Ленд. — Это, пожалуй, много на троих!

— Да, много, Нед! Хотя нас здесь, вместе взятых, гораздо меньше, я могу вам только дать один совет: запаситесь терпением.

— И даже, с позволения их чести, не только терпением, но и смирением, — сказал Консейль. — Покоритесь судьбе, Нед!

— Впрочем, — сказал я, — капитан Немо не может же все время плыть на юг. Когда-нибудь он остановится! Его могут задержать льды, и он должен будет возвратиться… Тогда можно будет попытать счастья, Нед…

Канадец покачал головой, потер лоб рукой и удалился, не сказав ни слова.

— Этот бедный Нед, с позволения их чести, все думает о том, чего не может иметь, — сказал Консейль. — Он все вспоминает, что было в прошлой жизни, и обо всем жалеет. Каждую минуту он думает о разных таких вещах, и сердце у него надрывается каждый раз. Надо войти в его положение. Ему невесело здесь. Что ему тут делать? Нечего! Он не ученый, как их честь, и никогда не сможет увлечься, как мы, морскими чудесами. Он теперь только и думает, как бы убежать на родину и посидеть вечерком в какой-нибудь своей любимой таверне.

— Твоя правда, Консейль, твоя правда, — отвечал я.

В самом деле, однообразная жизнь на «Наутилусе», должно быть, была невыносима для канадца, который привык к жизни деятельной и свободной. Развлечения, доступные ему, были редки.

Впрочем, в этот день случилось происшествие, которое напомнило ему счастливые дни.

Около одиннадцати часов утра «Наутилус» выплыл на поверхность океана и очутился среди целого стада китов.

Киты играли очень значительную роль и оказали немалые услуги мореплавателям в эпоху географических открытий. Увлекая за собой сначала басков, потом астурийцев, англичан и голландцев, киты научили их пренебрегать опасностями и провели с одного конца земли до другого.

Старинные легенды уверяют, что они заводили китоловов почти до самого Северного полюса.

Мы сидели на палубе. Море было спокойно. Под этими широтами октябрь не похож на нашу осень — погода была великолепная.

Вдруг Нед преобразился.

— Что такое, Нед? — спросил я.

— Вон там, на востоке, вон там! Кит!

Присмотревшись внимательно, можно было различить вдали черноватый предмет, который то приподнимался, то опускался на волнах.

— Он далеко? — спросил Консейль.

— Милях в пяти, — отвечал я.

— Эх, если бы я был на китоловном судне, — вскрикнул Нед Ленд, — отвел бы я свою душу! Кит здоровенный. Смотрите, какие столбы воды он выбрасывает! Тысяча чертей с чертенятами! За что я тут, как какая-нибудь каналья, прикован!

— Неужто вы все еще не выбросили из головы китоловство, Нед? — спросил я.

— Что? Да какой же китолов может забыть свое ремесло?

После этого он не китолов, а скот…

— Вы никогда не охотились в этих морях, Нед?

— Никогда, профессор. Я охотился только в северных морях, от Берингова пролива до Девисова.

— Значит, с китами Южного полушария вы еще не знакомы. Вы до сих пор ловили ненастоящих китов — настоящие киты не переходят теплых вод экватора.

— Вы не шутите? — спросил Ленд, глядя недоверчиво мне в лицо.

— Нисколько не шучу, Нед.

— Чудно! А я вам доложу, профессор, что в шестьдесят пятом году, два с половиною года назад, я подцепил около Гренландии кита, и у этого кита в боку был гарпун с клеймом судна из Берингова пролива! Значит, это животное ранили на западе Америки, так или нет? А убито было на востоке. Как же оно там очутилось? Значит, обогнуло мыс Горн или мыс Доброй Надежды и перешло экватор.

— Я, с позволения их чести, придерживаюсь того же мнения, — сказал Консейль. — Что же их честь ответят на это?

— Их честь ответят, что разные виды китов живут в различных морях и никогда свои моря не покидают. И если какой-нибудь кит пожаловал из Берингова пролива в Девисов, так это потому, что, вероятно, существует проход из одних вод в другие.

— Где же этот проход?

— Или где-нибудь у берегов Америки, или у берегов Азии.

— Уж, право, не знаю, верить ли, — сказал Ленд, прищурившись.

— Надо верить их чести, — сказал Консейль.

— Так, значит, если я никогда в здешних морях не охотился, так здешних китов и не знаю?

— Как я уже вам говорил, Нед.

— Тем резоннее завести знакомство! — сказал Консейль.

— Смотрите! Смотрите! — вскричал канадец. — Он приближается! Прямо на нас идет, точно насмехается, бестия! Точно знает, что я ничего не могу сделать!

Нед Ленд гневно топнул ногой. Рука его поднялась, словно он хотел запустить гарпун.

— Эти киты такие же большие, как в северных морях, профессор? — спросил он меня.

— Почти одной величины, Нед.

— Я, надо вам сказать, видел здоровенных китов, профессор, в сто футов длиной. И я слышал даже, что у Алеутских островов попадаются киты в полтораста футов!

— Ну это, я полагаю, явное преувеличение, — отвечал я. — Ведь эти животные, снабженные спинными плавниками, как и кашалоты, меньше настоящих китов.

— А! — вскрикнул канадец. — Приближается! Совсем близко! — Затем он снова продолжил: — Вы говорите, что кашалоты маленькие? Да ведь есть кашалоты громадные! Послушали бы, что про них рассказывают! Эти животные умные. Говорят, они укрываются водорослями, и все принимают их за острова!

— За острова, Нед?

— Да, да, за небольшие острова! И пристают к ним, и располагаются на них, разводят огонь…

— Строят дома, — подхватил Консейль.