Рассказы - Вячеслав Морочко

ЯНУС. Он нанес оскорбление величайшему из духовидцев Европы — доктору Сведенбергу! Ты ведь сам говорил: «Кто смеется над суеверием, тот засыпает истоки собственной расы»! Кант посмел назвать Сведенберга шарлатаном и врагом разума!

ДИОНИС. Он не ошибся, ибо сам Разум является в мир неразумным путем, неся человечеству только несчастье. Мыслящий дух засоряет поры земли, лишает ее питательных соков, опустошая пространство!

ЯНУС. Но Кант назвал Сведенберга «Врагом Истины»!

ДИОНИС. Он и здесь попал в точку: с тех пор, как Сократ и Платон взялись проповедовать ИСТИНУ, они перестали быть Великими Греками! ИСТИНА угрожает существованию: в ней проявление духа больного животного!

ЯНУС. А вот некто фон Зайдлиц считает Канта «Надеждой Германии»!

ДИОНИС. Кстати, а где он, этот фон Зайдлиц, теперь?

ЯНУС. Говорят, — при дворе Короля… Давно от него из Потсдама — ни слуху, ни духу.

ДИОНИС /загадочно/. Что ж… Все решает магия обстоятельств. Обстоятельства, Янус, сильнее людей. Они всегда роковые… Много значит происхождение. Мы вот с тобой происходим из «плоти и крови»… горячечного воображения Канта… Наши тезки — небожители древних. Твой — к примеру, был в Элладе Богом дверей, и к тому же — двуликим.

ЯНУС. А твой?

ДИОНИС. Придет время… и мой Дионис превратится в излюбленное божество величайшего из сынов человеческих — Фридриха Ницше!

ЯНУС. И чем он себя обессмертит — твой Ницше? Кем же он станет?

ДИОНИС. Мессией! Светозарным пророком! Мне даже оказана честь… страдать одной с ним болезнью! Сознание этого придает мне силы терпеть!

ЯНУС. А что будет с Кантом?

ДИОНИС /выждав паузу/. Найдутся потомки, которые скажут о нем: /Подняв палец, вещает./ «Философия Иммануила Канта… принижала науку, очищая место для Бога. Она отражала бессилие обывателя и служила увековечению порядка, основанного на… угнетении масс»!

ЯНУС. Хоть сразу и не «врубиться»… но чувствую, сказано сильно! Какой после этого дурень вспомнит о Канте!

ДИОНИС. Верно… Дурень не вспомнит.

ЯНУС. Фу ты — ну ты! Ненавижу вас, умников! А его так — в первую голову!

ДИОНИС. Чем же он провинился?

ЯНУС. А пусть не высовывается! Ненавижу выскочек, которые норовят до всего докопаться! Простым людям, от них — одно беспокойство! Но Кант — хуже всех: рядом с ним себя чувствуешь… как «нагишом»!

ДИОНИС. Разве он виноват, что умнее подобных тебе простаков?

ЯНУС. Это надо еще доказать! Вот увидишь, как я его нынче припру! У меня для него есть сюрприз…

ДИОНИС /решительно/. Все, Янус, хватит! Подходим к графине.

Свет гаснет, а когда зажигается снова — видим на той же лужайке светловолосую даму, лет тридцати пяти. Это графиня КАЙЗЕРЛИНГ. Сидя на раскладном стульчике перед мольбертом и что-то про себя напевая, она дописывает портрет. ЯНУС и ДИОНИС подходят к графине.

ЯНУС /зычно/. День добрый!

КАЙЗЕРЛИНГ /вздрагивает/. Янус, как вы меня напугали!

ДИОНИС /вкрадчиво/. Добрый день, графиня!

КАЙЗЕРЛИНГ. Здравствуйте, господин Дионис!

ДИОНИС /показывая на мольберт/. Решили увековечить бывшего гувернера ваших малышек?

КАЙЗЕРЛИНГ. О! Вы его знаете?!

ЯНУС /похохатывает/. Кто же не знает господина Канта, сделавшего, «головокружительную» карьеру — из гувернеров, да прямо… в помощники библиотекаря!

ДИОНИС. Кант — занятная личность… Но для натурщика, на мой взгляд, — чуть суховат.

КАЙЗЕРЛИНГ /горячо/. Что вы, господин Дионис! Такое лицо — находка для живописца! Наверно, здесь нужна кисть настоящего мастера. Вы посмотрите, какой изумительный лоб! Он точно светиться… Видимо, я не смогла передать…

ДИОНИС. Простите, графиня… в «светящихся лбах» я профан.

ЯНУС. В сорок лет стать помощником библиотекаря… Мне сдается, — это «лоб-пустоцвет»!

КАЙЗЕРЛИНГ. Мне кажется, он равнодушен к успеху.

Появляется КАНТ. Он — невысок, строен, подобран, сжат, как пружина. Ему чуть больше сорока, но выглядит лет на десять моложе.

ЯНУС /не замечая КАНТА/. Зато пользуется успехом у такой дамы… Не понимаю, графиня, что вы нашли в этом сыне шорника?

КАНТ. Здравствуйте, графиня! Простите, что заставил вас ждать! Добрый день, господа!

ЯНУС и ДИОНИС отвечают едва заметным кивком головы.

КАЙЗЕРЛИНГ. Наконец-то, Иммануил! Я боялась, вы совсем не придете… Хотелось закончить портрет. Остались штрихи… Пожалуйста, наберитесь терпения. /КАНТ становится около дерева./ Так… Хорошо… /Рисует./ Иммануил, сегодня вы просто сияете!

КАНТ. Я счастлив, графиня, что в этом прекраснейшем из миров нашлось местечко и для меня!

КАЙЗЕРЛИНГ. В последнее время вы много работали…

КАНТ. Завершен фантастический труд!

КАЙЗЕРЛИНГ. Не знала, что вы фантазер!

КАНТ. Я попробовал дать историю Неба, основываясь лишь на данных науки…

КАЙЗЕРЛИНГ. Не боитесь повторить Декарта?

КАНТ. С тех пор многое прояснилось.

КАЙЗЕРЛИНГ. Вы кому-нибудь показали работу?

КАНТ. Издателям. Со дня на день жду корректуру книги.

КАЙЗЕРЛИНГ. Вас можно поздравить!

КАНТ. Я счастлив, графиня!

КАЙЗЕРЛИНГ. Вы — талантливый человек.

КАНТ. Я — Гений! На меньшее не согласен!

КАЙЗЕРЛИНГ. А я считала вас скромником.

КАНТ. Только столкнувшись с издателями, понимаешь: для того, чтобы написать книгу можно быть просто способным. Но чтобы ее издать, нужно быть или гением, или богатым… Я полагаю, ученый должен иметь лишь известную проницательность. В принципе между Ньютоном и любым обывателем нет большой разницы… Тогда как способность художника строить собственный мир практически непостижима наукой.

КАЙЗЕРЛИНГ. Иммануил, ходят слухи, у вас есть еще один повод для радости. Когда наконец вы сделаете предложение вашей избраннице?

КАНТ. Сегодня как раз приглашен на обед… Люблю тепло и порядок. Надеюсь, семейная жизнь даст мне и то, и другое…

КАЙЗЕРЛИНГ. И — третье, Иммануил… Так много всякого «третьего», что всего не охватишь рассудком.

КАНТ. И над этим я думаю.

КАЙЗЕРЛИНГ. Думайте. Это вы можете…

ЯНУС. А вот я сомневаюсь.

КАЙЗЕРЛИНГ. Напрасно. Я могла убедиться…

ЯНУС. Проверим еще раз, графиня! /Подмигивает ДИОНИСУ/. Пусть скажет, как бы он поступил, когда бы держал в кулаке… все мысли мира?

КАНТ. Я бы… поостерегся его разжимать.

ЯНУС. Видали, графиня! Вот он каков! /Заученно./ «О, если б в моем кулаке оказались все мысли, я бы скорее дал отрубить эту руку, чем держать ее сжатой! Я не рожден быть тюремщиком мыслей! Пусть несутся себе сумасшедшей толпой, врываются через двери и окна, сгоняя с постели больной старый мир!» /Переводит дыхание./ Фу-у… /Тихо./ Я нигде не наврал, Дионис?