Железная скорлупа - Игнатушин Алексей

Гингалин испуганно вздрогнул, начал мерять шагами комнату. Почему-то мысль о любви пугает. Так отмахиваются от доказательств, рушащих мировоззрение. Откуда любовь в мире, пропитанном ложью, подлостью, алчностью и похотью?

«Разве любовь может толкать на преступления? Понимаю, церковники любят повторять Августина: „Люби – и делай что хочешь“, но нельзя воспринимать это буквально».

Гингалин остановился. В голове роились мысли, каждая звала в свою сторону, звала мощно, неистово, противоречия разрывали сознание. Рыцарь дрожащими руками прицепил к поясу меч. Едва не сломав пинком дверь, побежал по коридору, качая пламя факелов воздушной волной.

«Все на свете ради любви, – думал он лихорадочно. – Все на свете. И если она есть… Проклятье, я должен в этом убедиться!»

Ночь давно вступила в права, но замок гудел: звякали инструменты, посуда, коридоры полнились топотом и шарканьем десятков ног. Гингалин раздраженно отпихивал челядь, оставляя за спиной шлейф возмущенных воплей.

Перед входом в подвал стояли, скрестив алебарды, двое дремлющих стражей. От топота ног они воспрянули, удивленно уставились на жениха королевы. Гингалин, их отпихнув, ворвался в подвал, грохоча по ступенькам, вбежал в тускло освещенный коридор.

Главный тюремщик сидел за деревянным столом у подножия лестницы, склонившись над скудно уставленной едой и питьем столешницей.

– Где Хелия? – прорычал Гингалин, по коридору пронеслось гулкое эхо.

Тюремщик облизал пальцы, встал, недоуменно вращая глазами:

– В камере.

– В какой? – Гингалин бешено раздувал ноздри.

– Там. А зачем? Королева сказала…

– Еще слово, и с тобой поговорит мой запасной язык из стали! Открывай!

Тюремщик звякнул связкой ключей в дрожащих руках. Гингалин подтолкнул его:

– Скорее!

Ключ заскрипел в замочной скважине, юноша, рванув ручку, торцом двери врезал тюремщику по лбу.

– Будешь подслушивать – порежу на куски! – прошептал Гингалин зловеще.

Тюремщик, держась за лоб, кивнул, попятился. Гингалин ворвался в камеру, закрыл за собой дверь.

Темноту разбавлял бледный свет луны в решетчатом полукруглом окошке под потолком камеры. Гингалин с щемящим сердцем разглядел в углу темный куль, нахлынули страшные воспоминания о пребывании в замке Педивера.

– Леди, – сказал сдавленно.

Зашуршала солома, с изумленным криком к юноше бросилась темная фигура. От толчка он качнулся, неловко сжал в объятиях плачущую девушку. Хелия, захлебываясь слезами восторга, жадно целовала его шею, щеки, лоб.

– Вы пришли! – шептала счастливо. – Пришли!

Гингалин, обнимая девушку крепче, тоскливо посмотрел на лунную дорожку в окне.

«Зачем я пришел? – пришла усталая мысль. – Она наверняка попросит вывести ее из камеры, ведь я для нее средство побега. Хотя, может, зря я так, может, она…»

– Сэр, я знала, вы не оставите меня в беде, – всхлипывала Хелия. – Обязательно выручите…

Рыцарь с кривой усмешкой отстранил девушку. В лунном свете ярко горели ее глаза, хотя лицо скрывала тень. Гингалин поневоле остро ей посочувствовал.

– Я знала, – продолжает фрейлина, – сердце не обманешь. Мы сбежим из королевства, будем жить в уединении. Вы будете охотится, а я вести хозяйство. Или поедем к вашему отцу.

«Ага, поедем. Хозяйство, говоришь? Из тебя хозяйка, как… гм. А я охотиться буду, пока хозяин угодий не вздернет. Заманчивая перспектива».

Гингалин вздохнул, покачал головой. Хелия в ужасе замерла.

– Леди, – сказал он скрепя сердце, – я пришел осведомиться о вашем самочувствии.

– Нет! – прошептала девушка, отшатываясь. – Нет, вы лжете!

Гингалин заметил волдыри на пальцах, в глазах потемнело.

– Вас пытали?!

– Нет, нет, успокойтесь, – зачастила Хелия. – Я случайно ожглась.

– Обо что? – процедил он угрюмо, оглядывая голые стены.

– Не важно, сэр, – отмахнулась Хелия. – Довольно слов, бежим.

– Подождите, – сказал рыцарь с сильно бьющимся сердцем. – Скажите, зачем вы хотели отравить королеву?

Хелия пристально вгляделась в напряженное лицо, в лунном свете глаза юноши загадочно мерцали, и у девушки сладко защемило в груди. Но тотчас она осознала, какое неприглядное зрелище сейчас собой представляет: лицо грязное, прорехи в одежде, растрепанные волосы, и она едва не взвыла от отчаяния и стыда.

– Неужели не догадались? – спросила хрипло.

– Скажите, – сказал рыцарь моляще.

«Одно ее слово – и брошу все, ведь я ее…»

Хелия не выдержала его пристальный взгляд, опустила голову, слова с трудом слетели с губ:

– Чтобы не стояла меж нами.

– Но зачем?

– О, какой вы дурак, сэр Гингалин! – вскричала фрейлина. – Я же вас люблю! Довольны? Теперь меж нами нет неясности. Я вас люблю.

Гингалин вздрогнул. Признание Хелии на миг сделало его счастливым, затем накатил страх.

– Леди, я польщен вашим признанием, – пролепетал он смущенно. – Поверьте, я не заслужил вашей любви.

– Не сомневаюсь, – хмыкнула девушка иронично.

Ее ответ вызвал у него злость и раздражение.

– Леди, простите, но принять вашу любовь я не могу.

Хелия застыла, как жена Лота, немо разевая рот, в ее легких страшно клокотал воздух. Гингалину захотелось исправить положение, но проклятая гордыня сомкнула губы.

– Но почему?! – вскричала Хелия отчаянно. – Зачем же вы пришли? Вы врете, врете! Мстите за то, что плохо относилась к вам во время путешествия? О, как вы жестоки!

Фрейлина зарыдала, обожженными кулачками ударила в грудь юноши. Гингалин досадливо поморщился, отступил на шаг.

– Леди, прекратите истерику, – сказал холодно.

Хелия задохнулась от возмущения:

– Вы хотите сказать, я играю? Лгу?

– Нет, леди, не хочу, – сказал он, тщательно пряча горечь. – Просто считаю, что слово «любовь», подобно имени Господа, не следует поминать всуе.

– Не понимаю. Что вы несете?

– Любовь прекрасное чувство, чистое и, увы, никем не достижимое в нашем мире, – сказал он нравоучительно, внутри кривясь от стыда за себя.

– Как вы смеете попирать мои чувства?! – воскликнула Хелия гневно. – Господи, какая я дура!

Гингалин чопорно поклонился:

– Простите, если мои слова вам неприятны. Но поймите мой скепсис. Обычно светлое чувство не побуждает убить.

Фрейлина заломила руки.

– Как вы не понимаете?! – воскликнула отчаянно. – Я настолько обезумела, что хотела лишить жизни не просто королеву, а лучшую подругу, близкого человека.

– Это свидетельствует не о любви ко мне, а о ненависти к ней. Думаю, в вас взыграло чувство собственничества, вы не могли допустить, чтобы я, многое с вами переживший, достался королеве.

– Да как вы?..

– Мне очень хочется верить в вашу любовь, леди, – сказал он печально. – Возможно, она удержит меня от главной ошибки в жизни. Но как поверить? Предъявите доказательство.

Хелия вздрогнула, выпрямилась:

– И какое вам нужно доказательство? Хотите уподобиться Эжену?

Гингалин отрицательно покачал головой, внутри расползлась едкая горечь, а проблеск надежды дымно потух.

– Вот вы сейчас и доказали, что любовь для вас – соитие. Я просил о другом.

Хелия испуганно замерла, лунный свет мягко серебрил ручейки на ее щеках.

– Теперь вы понимаете, почему я сомневался в наличии светлого чувства? – спросил юноша глухо, хаос в голове утих, нахлынули безразличие и пустота. – Ну, ничего, переживу. Вы хотели знать, зачем я пришел?

Хелия кивнула, взгляд озарился надеждой.

– Мы действительно сроднились за время тягостного путешествия, – сказал он, сдерживая дрожь голоса, сердце щекотала мстительная радость. – Вы мне стали сестрой, я не мог вас не проведать.

– Зачем вы так? – спросила девушка, плача. – Моя душа живет в вашем теле, пожалуйста, прислушайтесь к чувствам, отбросьте обиды!

Гингалин подошел к двери, обронил небрежно:

– Леди, не беспокойтесь, томиться вам в тюрьме я не позволю. Я упрошу королеву даровать вам свободу. Конечно, придется покинуть Сноудон, но вы можете отправиться ко двору Верховного короля.