Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Современные защитники природы пришли бы в ужас от забав императрицы, но в ту пору так развлекались монархи всей Европы. Людовик XV иногда выезжал на охоту три-четыре раза в неделю. «Сегодня с дозволения императора, будет дано следующее представление: дикий венгерский бык, чьи уши и хвост украшены петардами, будет атакован бладхаундами. Затем на огромного медведя набросятся мастифы», — приглашала публику венская афиша в 1731 году. Тогда же в Берлине с неменьшим успехом проходили «бои» медведей с бизонами, одного из которых изволил лично застрелить его величество Фридрих Вильгельм I.

В Дрездене с королевским размахом гулял Август III, о чём сообщали «Санкт-Петербургские ведомости» в марте 1740 года: «В высокий день рождения её императорского величества императрицы всероссийской изволил его королевское величество от своих министров и других знатных персон сам торжеством принесённые всепокорные поздравления принять; а потом с её величеством королевою, также с принцами и принцессами в провожании всего придворного стата в егерские палаты идти, для смотрения звериной травли, которая с девятого часу утра до первого часа по полудни продолжалась. Туда приведены были разные звери, а именно лев со львицею, бабр, леопард, тигр, рысь, три медведя, волк, дикой бык, два буйвола, корова с телёнком, ослица, жеребец, две дикие лошади и двенадцать превеликих кабанов. Лев с медведем того же часа на диких свиней напали и, убив их, стали есть. Леопард принялся за телёнка; а дикой бык ослицу рогами убил. Другой медведь атаковал волка и несколько раз к верьху ево так бросал, что волк, от него ушедши, к диким свиньям прибежал. Король после того из своих рук рысь и медведя застрелил; а по окончании сей травли изволил его величество с принцами и принцессами в большой сале сего егерского дому за особливым на сорок персон приготовленным столом кушать».

Императрица периодически интересовалась экзотическими экземплярами фауны. «Пред несколько днями отдана к здешнему двору из Англии сюда привезённая великая птица струе или строфокамил (страус. — И.К.), которая ныне с другими птицами в императорской менажерии содержится. Третьего дня по обеде имел персидской посол у её императорского величества аудиэнцию. Потом приведён был индейцами и персианами пред Летний дом от Надыр шаха к её императорскому величеству в дар присланной остиндской слон в полном своём наряде. Её императорское величество изволила оного видеть и разных проб его проворства и силы более часа смотреть», — извещала столичная газета 19 мая 1737 года.

Зимой 1737 года Анна Иоанновна изволила «едва не ежедневно по часу перед полуднем… смотрением в Зимнем доме медвежьей и волчьей травли забавляться». Запас зверей для травли быстро подходил к концу, и Волынский докладывал Сенату о необходимости доставки ко двору новых медведей, поскольку имевшиеся уже затравлены или изранены настолько, что их «травить уже не можно», и сенаторам пришлось распорядиться о закупке зверей на Новгородчине. В другой раз императрицу обеспокоило отсутствие куропаток и зайцев в Петергофе; первых срочно завезли с Украины, а вторых — из новгородских лесов, причём их добычей руководил вице-губернатор, которому предписывалось изловить сотню зайцев тенетами, посадить каждого в особый ящик и доставить «водой» в Петербург в канцелярию обер-егермейстерских дел{450}. Так же собирали со всей России волков, кабанов, оленей, лисиц — прежде чем стать добычей придворных охотников, они содержались на «зверовых и охотничьих дворах» столицы.

Главный «зверовой двор» на месте нынешнего Михайловского замка в Петербурге занимал обширное пространство, обнесённое высоким деревянным забором. На дворе устроены были «покои» для животных с каменными фундаментами «для лучшей зверям теплоты». В одном из них обитали две доставленные из Англии львицы, в другом — два леопарда, в остальных — рысь, чернобурая лисица и три мартышки. В особом «остроге» со специально вырытым прудом содержались четыре белых медведя, а их бурые собратья — на медвежьих дворах за Невой около Охты.

На берегах Фонтанки располагались Малый зверинец (там жили дикие козы и вывезенные из Англии индийские и американские олени — «малая американская дичина») и Слоновый двор с отапливаемым «амбаром». При слоне, доставленном из Ирана в 1737 году, состоял персидский «слоновый учитель», обязанный ухаживать за ним, в том числе прогуливать его по городским улицам. На корм великану полагалось в год «корицы, кордамону, мушкатных орехов — по 7 фунтов 58 золотников каждого сорта, шафрану — 1 фунт 68 золотников, сахару — 27 пудов 36 фунтов 4 золотника, пшена сорочинского (то есть риса. — И.К.) — 136 пудов 36 фунтов, муки пшеничной — 365 пудов, тростника сухого — 1500 пудов», а «для сугреву» — 40 вёдер виноградного вина и 60 вёдер водки. Однажды «слоновый учитель» пожаловался, что водка «к удовольствию слона не удобна, понеже явилась с пригарью и не крепка».

Истинной страстью аннинского фаворита были лошади. Он покупал породистых животных в Дании, Германии, Италии и даже в Стамбуле, откуда дипломат И.И. Неплюев сообщал цены на арабских жеребцов. Вышеупомянутый Иван Кирилов «имел прилежное старание о иноходцах», но нашёл только трёх достойных, которых и отправил Бирону из Уфы в марте 1735 года{451}. Об увлечении фаворита знал и российский резидент в далёком Иране Семён Аврамов. «…как слышел, что ваше высокографское сиятелство соизволите охоту иметь к арабским и персицким конем, ис которых я яко раб вашего высокографского сиятелства и без повелителного об них высокомилостивого писма двух кабылиц арапских сыскал да двоих жеребят, той же природы кабылицу и жеребца, но не знаю, как оные к вашему высокографскому сиятелству переслать. А ещё сколко моей возможности будет, искать как кабылиц, так и аргамаков арапских и персицких буду»{452}, — сообщал дипломат в июне 1734 года из Исфахана, за старания прося немного — чтобы могущественный граф пожаловал его личным «отеческим писмом» да помог получить из казны недоплаченное жалованье и компенсацию за истраченные на службе собственные средства.

Доставкой ко двору лошадок и роскошных «конских уборов» занимался уже начальник Аврамова, главнокомандующий русскими войсками в Северном Иране В.Я. Левашов. Ему же давались особо важные поручения — например, добыть персидских «аргамаков одношерстых ровных, чтоб в цук годны были»; таких ценных лошадей доставляли из-за моря с «великим бережением» и держали студёной зимой в тёплых конюшнях в Царицыне.

Однажды некие «обносители» шепнули Бирону, что самых лучших коней Левашов оставляет себе; он в ярости приказал обследовать конюшню в имении генерала и забрать утаённых красавцев. Донос не подтвердился; российский генерал-аншеф с облегчением писал: «…безумен был [бы], когда бы вашему высокографскому сиятельству не лучшими лошадьми служил»{453}. Будь иначе — любовь Бирона к лошадям могла стоить карьеры одному из самых способных российских генералов.