Пожиратели огня - Луи Жаколио

Это был «Римэмбер», прибывший к месту своего назначения и теперь ставший на якорь на дне озера Эйрео.

V

На Лебяжьем прииске готовилось большое торжество. Со времени страшного взрыва в Рэд-Моунтэн (Красных горах), где под обвалом погиб весь отряд лесных бродяг; в том числе, как полагали, и человек в маске, успех и удача не переставали во всем сопутствовать молодому графу Оливье и его друзьям. Прииск, эксплуатируемый теперь своими средствами, обогащал и хозяев, и рабочих: одна треть всего добываемого золота приходилась на долю Оливье, другая треть — на долю канадца Дика, а остальная часть делилась поровну между Лораном, Джильпингом, хотя и отсутствующим в настоящее время, и всеми рабочими, словом, на 23 доли.

Прииск должен был вскоре истощиться, так как он представлял собой не руду золотоносного кварца, а, так сказать, залежь золотых самородков; впрочем, эта перспектива никого из участников этого дела не огорчила, так как за короткий срок все они нажили такие крупные состояния, какие никогда не грезились им и во сне.

Доля Оливье и Дика выражалась в круглой сумме 5000000 долларов, что составляет 10 миллионов рублей.

На долю каждого из остальных приходилось более чем по 1000000 франков. И все-таки все продолжали работать на прииске как простые поденщики: такие факты встречаются только в Калифорнии да в Австралии, где нередко вчерашний миллионер становится назавтра поденщиком, а вчерашний поденщик — миллионером.

Согласно обещанию Виллиго, племя нагарнуков перенесло свои главные становища на территорию Лебяжьего прииска, изобилующую дичью, рыбой, съедобными травами и кореньями, и соседство могучего и воинственного племени отгоняло от прииска всех бродяг и нежелательных гостей. Жизнь на прииске протекала мирно и счастливо; молодой граф, окруженный друзьями и обреченный на невольное бездействие, вел уже 2 года, в течение которых он по настоянию своей невесты должен был как бы забыть о ней, жизнь джентльмена-фермера Западной Америки или австралийского буша: охотился, ездил верхом, эксплуатировал свои земли, катался на живописном озере Эйрео, прилегавшем к его владениям и на котором у него были две яхты, одна паровая, в 60 тонн вместимости, носившая название «Мария», и другая парусная, в 25 тонн, названная им «Феодоровна» в честь своей невесты. Для большего удобства им была проложена по берегу озера красивая набережная, и на ней устроена небольшая пристань; кроме того, на этом озере стоял целый флот нагарнукских пирог, что придавало ему, в связи с его громадным протяжением в 30 лье по направлению к северо-востоку, к юго-востоку, при ширине в 16 лье и весьма значительной глубине, иллюзию маленького моря.

В это озеро впадала Виктория-Ривер, и потому воды его изобиловали рыбой; кроме того, частые и сильные ветры подымали на нем настоящие бури, так что для управления судами на этом озере требовались серьезные и опытные моряки, хорошо знакомые с морским делом. С этой целью Оливье съездил в Сидней и здесь из экипажа потерпевшего крушение французского судна, оставленного на попечение французского консула, пригласил к себе на службу двух опытных боцманов — Бигана, которому он поручил командование «Марией», и Ле Гюэна, которого назначил капитаном «Феодоровны». Оба моряка были бретонцы и потому прирожденные дети моря.

Тукас и Дансан, механики с погибшего французского судна, также были приглашены в качестве механиков на суда Оливье. Чтобы привлечь их к себе, им было обещано по 100000 франков по истечении срока службы, то есть семи лет. Оливье так полюбилась Австралия, что, уступая настояниям Дика, он согласился обосноваться здесь и в будущем жить то здесь, то в Европе.

Кроме вышеупомянутых двух судов, Оливье заказал в Мельбурне паровую яхту водоизмещением в 300 тонн для своих поездок в Европу, назвав ее в честь своего доброго друга «Диком». Соединенный экипаж «Марии» и «Феодоровны» должен был служить экипажем для большой яхты, где Биган должен был исполнять обязанности капитана, а Ле Гюэн — его помощника. Эти два моряка весьма скоро обучили человек двенадцать молодых нагарнуков морской службе и всем морским приемам, сделав из них преисправных матросов, а механики со своей стороны обучили еще десяток человек своему делу и приготовили себе помощников и кочегаров.

На полпути между прииском и озером, то есть на расстоянии около мили от того и другого, построен был прелестный шале, выписанный совершенно готовым из Сан-Франциско; здесь его только собрали и поставили в одной из живописнейших долинок. Кругом два китайца-садовника, также выписанные из Сан-Франциско, разбили роскошнейший цветник и сад, а старик виноградарь из Бургиньона, случайно приставший к Дику переселенец, развел на берегу озера на скате холма превосходный виноградник. Таким образом, во Франс-Стэшене, как назвали наши переселенцы свое роскошное поместье, было все, чего только можно было пожелать.

День рождения канадца приближался, и Оливье решил, что этот день будет отпразднован с одинаковой торжественностью как в главной деревне нагарнуков, где Дик считался приемным сыном племени, так и на прииске.

К этому дню им был выписан фейерверк и несколько сот маленьких музыкальных ящиков, которые предназначалось раздать нагарнукам с таким расчетом, чтобы в каждой семье было по музыкальному ящику. Кроме того, готовился грандиозный банкет на европейский лад.

Нагарнуки со всех сторон готовили к этому дню различные игры, пляски и песни в честь виновника празднества. Кроме того, туземцы решили приурочить к этому дню великое торжество — избрание нового преемника своему Великому Жрецу, хранителю Священного Огня. Главный Великий Жрец был уже очень стар, и ему нужен был заместитель, или, вернее, сослужитель, так как, пока старик был жив, сместить его было нельзя, хотя он и не мог исполнять всех своих обязанностей вследствие своего преклонного возраста. Преемником его должен был быть непременно один из его сыновей, так как должность жреца переходила по наследству. О новом преемнике для дряхлеющего жреца всегда было принято заботиться заблаговременно, так как священный алтарь Мото-Уаи не мог ни одной минуты оставаться без жреца, а церемония посвящения была довольно сложная, и к ней приходилось заранее готовиться.

Происходило это великое торжество всего раза два, много три в продолжение века, и теперь лишь очень немногие старцы были в раннем детстве свидетелями подобного торжества, так как настоящий Великий Жрец имел уже 90 лет от роду, а принял от отца должность, когда ему едва исполнилось 15 лет.