Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе (СИ) - Гамильтон Эдмонд Мур

— Я так и знал, что Ритуал вызовет к себе!

Он оборвал себя. Это выглядело так, словно что-то заставило его на секунду забыть о присутствии Ферриса.

Лиз понурила белокурую головку и отвела от Ферриса взгляд.

— О чем вы говорите? — быстро спросил американец.

Но Беррью уже пришел в себя. Теперь он тщательно выбирал слова.

— Племена Лаоса имеют странные верования, месье Феррис. Их не всегда легко понять.

— В свое время я видел разную магию, — пожал плечами Феррис. — Но это что-то невероятное!

— Это наука, а не магия, — поправил его Беррью. — Древняя наука, рожденная много веков назад и передающаяся по наследству. Человек, которого вы видели в лесу, был под воздействием химического вещества, не найденного нашей фармацевтикой, но тем не менее, могущественного.

— Вы хотите сказать, что у этих туземцев есть препарат, который замедляет жизненные процессы до такого невероятно медленного темпа? — скептически спросил Феррис. — И современная науки ничего не знает о нем?

— Что в этом странного? Вспомните, месье Феррис, что столетие назад старые крестьянки в Англии лечили сердечные заболевания наперстянкой раньше, чем медики изучили ее целебные свойства и открыли дигиталис.

— Но почему туземцы в Лаосе хотят жить настолько медленнее?

— Потому что они верят, что в таком состоянии могут связываться с чем-то гораздо более великим, чем они сами.

— Месье Феррис, должно быть, очень устал, — прервала его Лиз. — Его постель готова.

Феррис заметил нервный страх на ее лице и понял, что она хочет положить конец этому разговору.

Он думал о Беррью, прежде чем погрузиться в сон. В этом парне было что-то странное. Его слишком волновали хунети.

Да, это было достаточно жутким, чтобы нарушить душевное равновесие любого, это невероятное и невозможное замедление жизненного темпа человеческих существ. «Связываться с чем-то гораздо более великим, чем они сами», — сказал Беррью.

Что это за боги, настолько чуждые, что человек должен жить в сто раз медленнее, чтобы связаться с ними?

На следующее утро он завтракал с Лиз на широкой веранде. Девушка сказала ему, что брат уже ушел.

— Немного попозже он возьмет вас с собой в туземную деревню, расположенную ниже в долине, чтобы найти для вас рабочих.

Феррис заметил признаки печали на ее лице. В основном, она безмолвно глядела на зеленый океан леса, расстилавшийся у подножия плато, на склоне которого они находились.

— Вы не любите лес? — осмелился спросить Феррис.

— Я ненавижу его. Здесь он подавляет.

— Почему же вы не уезжаете?

Девушка пожала плечами.

— Скоро уеду. Бесполезно оставаться здесь. Андре все равно не вернется со мной. — Немного погодя она пояснила: — Он пробыл здесь на пять лет больше договоренного. Когда я поняла, что он не собирается возвращаться во Францию, то приехала за ним. Но он не хочет уезжать. Он привязан здесь. Она резко замолчала. Феррис осмотрительно воздержался от вопроса, что она имела в виду под словом «привязан». Это могла быть туземная женщина, хотя Беррью не походил на людей такого типа.

Медленно тянулись жаркие утренние часы. Феррис, развалившись в кресле и наслаждаясь заслуженным отдыхом, ожидал возвращения Беррью. Но тот не вернулся. И после того, как миновал полдень, Лиз выглядела все более и более встревоженной.

За час до заката она вышла на веранду в брюках и куртке.

— Я пройдусь до деревни… Скоро вернусь, — сказала она Феррису.

Она не умела врать. Феррис вскочил на ноги.

— Вы идете за своим братом. Где он?

Тревога и сомнение боролись на ее лице.

— Верьте мне, я хочу быть вашим другом. Ваш брат в чем-то замешан, не так ли?

Она кивнула, побледнев.

— Поэтому он не вернется со мной во Францию. Он не может заставить себя уехать. Это как ужасный, засасывающий порок.

— Что это?

Она покачала головой.

— Я не могу вам сказать. Пожалуйста, ждите меня здесь.

Он смотрел, как она уходит, и внезапно понял, что идет она не вниз по склону, а вверх, к вершине заросшего лесом плато.

Феррис быстро догнал ее.

— Вам не следует идти в лес одной на слепые поиски.

— Это не слепые поиски. Мне кажется, я знаю, где он, — прошептала Лиз.

— Но вам туда ходить не нужно. Туземцам это не понравится.

Феррис внезапно понял.

— Это большая роща на вершине плато, где мы нашли туземцев хунети?

Ее несчастное молчание было достаточным ответом.

— Возвращайтесь в бунгало. Я найду его.

Она не шелохнулась. Феррис пожал плечами и двинулся вперед.

— Тогда мы пойдем вместе.

Она заколебалась, затем пошла за ним. Они поднимались по склону плато, пробираясь через лес.

Клонившееся к западу солнце посылало копья и стрелы горящего золота через щели в огромном балдахине листвы. Сплошная зелень леса дышала прогорклыми, горячими испарениями. Даже птицы и обезьяны совершенно молчали, задыхаясь в эти вечерние часы.

— Беррью замешан в этом странном обряде хунети?

Лиз взглянула на него, словно отрицая это, но затем опустила глаза.

— Да. Увлечение ботаникой заставило его заинтересоваться. Теперь он вовлечен.

Феррис был в недоумении.

— Как могут ботанические интересы затянуть человека в этот безумный, наркотический ритуал?

Лиз не ответила. Они шли молча, пока не добрались до вершины лесистого плато.

— Теперь мы должны идти тихо, — прошептала она. — Будет плохо, если нас здесь увидят.

Роща, покрывавшая плато, была пронизана горизонтальными лучами красного заходящего солнца. Огромные силк-коттоны и фикусы казались колоннами, поддерживающими огромный соборный неф темнеющей зелени.

Чуть дальше вырисовывались чудовищные баньяны, которые он видел вчера в лунном свете. Все остальное казалось карликовым по сравнению с их массой, бесконечно древней и бесконечно величественной.

Феррис внезапно увидел туземца, маленькую коричневую фигурку в кустарнике в десятке ярдов впереди, потом еще двоих немного дальше. Они стояли совершенно неподвижно, отвернувшись от него.

Они хунети, понял Феррис, они погружены в странное состояние замедленной жизни, в это поразительное замедление всех жизненных процессов. Феррис ощутил бегущий по спине холодок.

— Вам лучше вернуться обратно и ждать, — пробормотал он через плечо.

— Нет, — прошептала она. — Вон Андре.

Феррис повернулся, всматриваясь в указанном направлении, затем тоже увидел Беррью. Его белокурая голова была обнажена, лицо, неподвижное, белое, походило на заставшую маску. Он стоял, как изваяние, под большой дикой фигой в ста футах правее их.

ХУНЕТИ!

Феррис ожидал подобного, но от этого потрясение было не меньшим. Одно дело туземцы, мало значащие для него, как человеческие существа, но всего лишь несколько часов назад он разговаривал с нормальным Беррью, а теперь увидел его таким!

Беррью стоял в нелепой позе, напоминавшей старомодные «живые статуи». Одна нога слегка приподнята, тело чуть-чуть подалось вперед, а руки воздеты кверху.

Как и застывшие туземцы, Беррью был обращен лицом вглубь рощи, туда, где смутно виднелись гигантские баньяны.

Феррис коснулся его руки.

— Беррью, придите в себя.

— Бесполезно с ним говорить. Он не слышит.

Да, он не слышал. Он жил в таком замедленном темпе, что обычные звуки не достигали его ушей. Его лицо было жесткой маской, губы чуть-чуть приоткрыты для дыхания, глаза устремлены вперед. Медленно, очень медленно веки поползли вниз и прикрыли эти застывшие глаза, затем снова поднялись в бесконечно медленном моргании. Так же медленно его приподнятая нога двигалась вниз, к земле.

Движения, пульс, дыхание — все в сто раз медленнее нормального. Живой, но не человеческим образом — совершенно не человеческим.

Лиз была не так ошеломлена, как Феррис. Позднее он понял, что она уже видела брата в таком состоянии.

— Мы должны как-то отнести его в бунгало. Я не могу снова позволить ему остаться здесь на много дней и ночей!