На высочайших вершинах Советского Союза - Евгений Абалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 12 часов пошли с Ленцем на ледник фотографировать. Солнце светит невероятно ярко. Идем связанные, с остановками. Ленц щелкает я крутит кинамку. Постепенно все более величаво встает Хан—Тенгри. Он сияет снегом и нежной игрой желтоватого мрамора. Ощущаешь всю ширь ледниковых полей. Через два часа дошли до середины поворота Инылчека и тут сели для последней съемки. Жара, ни малейшего дуновения ветерка.
На вершине Хан—Тенгри. Слева направо:
Л. Саладин, Л. Гутман, В. Абалаков, М. Дадиомов.
Фото Е. Абалакова
Хотелось бы посмотреть восточную сторону Хан—Тенгри, но, увы, идти далеко. Ленц предоставил мне фотоаппарат и я сделал снимков шесть окружающих вершин. Назад дошли за полчаса. Трещин за весь путь не встретилось ни одной.
Вечером отобрал продукты, которые возьмем с собой. Жаль бросать. Много едим, чтобы поменьше оставить.
План таков: завтра рано утром Виталий дойдет до поляны, где должны быть лошади. Мы повезем груженые «санки» до морены и там будем ждать лошадей.
План прост, но выполнить его нелегко.
12 сентября. Утро опять хорошее. Виталий ушел с восходом солнца.
В 10 часов «выехали» мы. Снег уже подался, вернее, он вообще на этот раз не затвердевал. Ящик сидит низко. Вес приличный, ибо на нас только легкие рюкзаки. А впереди нужно пересечь еще несколько снежных гряд.
Понемногу движемся вперед. Я коренник, Ленц и Леонид на пристяжке. Мишук сзади упирается ледорубом. На остановках все, кроме меня и Леонида, валятся, но и он стоит в такой позе, что уж лучше бы сел — голова где–то на животе болтается.
Так шли приблизительно до часу. С тоской оглядываюсь на возмутительно медленно отодвигающийся гребень Хан—Тенгри. Сани заело безнадежно, налип снег, нет сил отодрать. Догадались очистить ящик от снега и смазать полозья глетчерной мазью. Пошли.
Дальше путь — больше под гору. Стало немного легче, останавливаемся реже.
Мишук раскис и иногда идет сзади, не подпирая сани. А время уже к четырем часам! Пожалуй за шесть часов километров шесть–восемь отмахали… Остановки опять стали чаще. Ленц совсем сник и каждый раз просит продлить отдых.
Вдруг крик. Неужели Виталий? Кричим в ответ.
Вскоре слева показалась точка, затем другая, третья. Вот это да! Лошади!
Кричим хором:
— Кто это?
Разглядели Карибая и Тактасена. Наши!
Мы еще долго обходили промоину и, наконец, — радостная встреча. Карибай, Тактасен! Куча вопросов.
Видимо, какое–то предчувствие толкнуло наших караванщиков нам навстречу.
— А Виталия видели? — опрашиваю я.
— Нет.
— Неужели? Значит разошлись!
— У нас там ниже еще три лошади есть, — говорит Карибай.
— Сколько отсюда до них километров?
— Два, — отвечает Карибай.
Погрузились. Посадили Мишку. Ленц тоже категорически отказался идти; говорит, у него нестерпимая боль и ходить он не может. Посадили и его. Я и Тактасен нагрузились рюкзаками и пошли.
Как чудесно, что подоспели лошади! А вот «два километра» затянулись до темноты. Уже переход на морену, а остальных лошадей все нет.
На старом подъеме лошади увязли по брюхо. Лошадь Ленца, ведомая Леонидом, оступилась и упала на брюхо, задрав ноги в воздух. Ленц удачно ополз на снег. Я выхватил повод у Леонида, забежал сбоку и с помощью подоспевшего Тактасена вытянул лошадь. Здесь же на морене, так и не дойдя «двух километров» до остальных лошадей, заночевали. Сено, взятое караванщиками, осталось с теми лошадьми, посему все лошади простояли ночь голодными.
Сварили какао и довольно плотно поели. Карибай спит в нашей палатке.
13 сентября. Вышли в девять часов. Долго идем мореной. Впереди лошадь Ленца. Он сам и Мишка чувствуют себя явно плохо.
Тактасен рано утром ушел за лошадьми и вот, наконец, появился с тремя. Опять перегрузка. Мне так и не удалось сесть на лошадь. Хорошо, что хоть рюкзаки удалось снять.
Вскоре сделалось настолько жарко, что пришлось раздеться до трусов. Посмотрел на себя: «пообтаял» я здорово. Ну, ничего, мне это не в ущерб. Идти сразу стало легко. Знакомый пейзаж уплывает в обратную сторону, Хан—Тенгри постепенно закрывается пиком Горького и другими.
К полудню услышали крики. Виталий! Оказывается, с караваном он, действительно, разошелся. А следы увидел лишь около этого камня, где, поудивлявшись, заночевал. Ну вот, опять все вместе.
Виталий чувствует себя лучше, говорит, что его прогулка принесла йоге пользу. Ленцу все хуже, с трудом шевелится. Мишка почти ко всему безучастен.
14 сентября. Вышли в 8.15. Погода явно портится.
Пересекаем ледник. Я иду впереди, просматривая дорогу.
К 12 часам достигли его правого берега. Не сразу нашли переход. Леонид на подъеме опять свалился с лошади.
Дорога пошла более торная. Ленц просит сделать передышку: ему трудно сидеть в седле. Решили отдохнуть в лагере алмаатинцев, но до лагеря оказалось очень далеко, доехали лишь к трем часам. Ссадили Ленца и Мишу. Оба упали на траву, лежат, не шевелятся. Ветер, находят тучи. Мишу удалось уговорить ехать дальше, а Ленца — никак.
В результате мне и Тактасену пришлось остаться и разбить лагерь. Остальные уехали. Я в роли сиделки у Ленца.
Продуктов крайне мало. Развлекаемся с Тактасеном чаем с сухарями. Ленц лежит в мешке и не может шевельнуться.
К вечеру надвинулись тучи. Нашу палатку (двухместную), несмотря на отсутствие нужного количества металлических палок, мы все же установили. Недостачу восполнили деревянными палками, скомбинировав их с металлическими. Вечером посыпал мелкий дождик (наконец–то дождик!), но вскоре перестал.
Ленц спит довольно спокойно, но дышит плохо, видимо, у него жар.
15 сентября. Утро неплохое.
Ленц так и не может шевельнуться. Становится ясно, что и сегодня мы никуда не уедем.
Если вчера еще можно было побаловать себя случайно уцелевшей банкой молока, то сегодня только чай и остатки колбасы.
Ленц часто зовет меня. Снял с него мешок. Ему жарко. Прорезал ему ножом пятку, но она оказалась, к его радости, вполне здорова. Выпустил воду из опухоли вокруг пальцев. Часто пою ого водой и чаем. Ест он очень мало. На лоб положил ледяной компресс.
Приехал Карибай из нижнего лагеря. Порадовать его нечем; сегодня, конечно, не едем. Он тоже нас не порадовал, привез лишь мешочек сухарей. Зато сообщил, что в Инылчеке вода спала, можно ехать без опасений.
Беспокоит Мишка, видимо, ему стало хуже. Я написал Виталию, чтобы он еще раз прислал Карибая с жердями для носилок. Если Ленц не сможет ехать, придется нести его в нижний лагерь. Карибай обещал съездить на левый берег и достать жерди.
Великое событие: вымыл голову и как–то легче стало.