Армагед-дом - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей молчал.
– Я знаю, – сказала Лидка глухо. – Твои плавки с якорями… Они еще целы? Или к лету надо новые покупать?
Андрей отодвинул толстую тетрадь, где в красных рамках, как в гробах, покоились химические формулы.
– Мама… ты прости.
Лидка молчала.
– Ты прости, мы думали… хотели. Мы хотели что-то придумать. Мы поверили… Но это оказалось просто детство.
Андрей усмехнулся, и Лидка с удивлением увидела, что он похож на Беликова, во всяком случае улыбка у него точно такая же.
Он смотрел на нее, будто ожидая ответа, а она не отвечала. Не сводила испытующего взгляда.
– Понимаешь… мы одно время так уперлись в эту мистику… как будто никогда не учились в школе. Мистическая природа Ворот – это просто, не надо ломать голову, откуда они взялись на самом деле…
Он замолчал. Лидка смотрела.
– …А если Ворота повинуются каким-то законам природы… то им плевать на человеческие ритуалы. Тогда мы ничем не отличаемся от дикарей, которые молятся огню или грому…
Лидка смотрела не мигая.
– Ну, мама… А если Ворота поставлены Богом… тогда все эти разговоры тем более смешны. Бог ведь не станет требовать человеческой жертвы? Грешно даже думать так…
– Смотря какой Бог, – сказала Лидка, еле разжимая губы.
Андрей нахмурился:
– Нет… Настоящий Бог – не станет. Мы с Витькой… разошлись во мнениях, короче. Поцапались… не можем убедить. Один другого. Витька власти хочет. Троих новых парней привел, чужих. Хочет группу создать, со своими правилами, ритуалом посвящения… И прочие забавы.
– Забавы?!
– Забавы, мам, по серьезу никого не убьют и не покалечат, – Андрей запнулся, видимо, полной уверенности у него все-таки не было. – Если им нравится, пусть себе… А я туда больше не пойду. И Сашку отговорю, она теперь меня слушается.
Он снова улыбнулся. Лидке показалось, что слово «теперь» имеет в устах Андрея какой-то дополнительный смысл.
– ТЕПЕРЬ?
Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга. Саша. Девочка Саша. Что произошло между ними, если эта агрессивная Саша его слушается, ТЕПЕРЬ слушается?
– Андрей… Вы с Сашей… В каких вы отношениях?
Его глаза сделались сперва непонимающими, потом укоризненными.
– Я не то хотела сказать, – быстро поправилась Лидка.
И еще несколько минут прошло в молчании, прежде чем она поняла, что означает это «теперь».
– Покажи руки.
Андрей поколебался.
Потом расстегнул замочек правого напульсника, снял кожаный браслет, и Лидка увидела широкий розовый шрам, уже почти заживший, затянувшийся новой кожей.
– Мамочка… Совсем не больно.
– На левой руке то же самое?
– Да… Ничего страшного, ну честное слово!
– На камне? От заката до рассвета?
– Да…
Лидка отвела глаза.
– Тебе еще много уроков?
– Да нет… Но я сам повторяю биологию. Я хочу… В общем, я уже узнал, когда экзамены в мединститут.
– Что?!
– Я решил не идти на исторический… Я лучше буду врачом. Ты ничего не имеешь против?
По желтым страницам учебника ползла, презирая формулы, оранжевая божья коровка.
Глава четырнадцатая
В конце мая резко похолодало, потом так же резко потеплело. Лидкина голова раскалывалась от боли; перед самым Новым годом, приходившемся в этом цикле на второе июня, на город обрушилась жара.
В лицее прозвенел последний звонок. Вообще последний. Последний в этом цикле. Событие радостное и печальное одновременно; нынешние выпускники и выпускники прежних лет, их родители, братья и сестры говорили прочувственные слова в адрес учителей, которым теперь снова придется переквалифицироваться. Кто-то устроится преподавателем в институт или техникум, а кто-то будет коротать годы репетиторством и надомной работой, чтобы уже в новом цикле, в новой жизни устроиться воспитателем в детский комбинат…
О надвигающемся апокалипсисе говорили мало, предполагалось, что всех без исключения выпускников ждет благополучная взрослая жизнь. Лидка стояла в общей толпе, слушала речи и разглядывала лица.
Обрезанные рукава школьных платьев. Подолы, укороченные ножницами до самой рискованной, непрактичной длины. Белые банты на коротеньких стрижках выпускниц; на всю младшую группу не отыщется и десятка неостриженых, с длинными волосами девочек. Говорят, так модно…
Наиболее отчаянные мальчишки превратили школьные брюки в шорты и лихо светят коленками перед лицом педагогов и директора. Им прощают, ведь такая жара, и звучит самый последний звонок, последний в этом цикле…
Брюки Андрея остались длинными. Даже летнюю тенниску он надевать отказался, наоборот, выбрал рубашку с самыми длинными рукавами, с манжетами, закрывающими не только запястья, но и половину ладони. В общем строю сверстников он явно выделялся, и не только одеждой.
– Андрюша-то какой красивый, – сказала Вадикина мама. И пустила слезу – не из-за Андрюши, а просто так. Из-за общей трогательности момента.
Лидка молчала.
Место ей было скорее среди бабушек, нежели среди мам. Большая часть растроганных мамаш годилась ей в дочери; солнечный день не терпел поддавков и являл миру седые корни Лидкиных крашенных волос, замазанные кремом морщины, набрякшие веки и круги под глазами. Ее узнавали. С ней приветливо здоровались. Еще некоторое время назад она была весьма популярной в школе личностью, ее приглашали на открытые уроки музыки и даже назвали ее именем школьный ансамбль…
С тех пор как Лидкин отдел переместился под крышу ГО, шумиха вокруг «музыкальных способностей» перестала получать пищу. Наоборот, всякие упоминания о якобы преимуществе музыкально одаренных детей перед неодаренными сверстниками сделались нежелательными и даже дискриминирующими. Интерес к музыке спадал, и спадал интерес к Лидии Сотовой как к пророку музыкальной педагогики.
Она стояла в общей толпе – и смотрела.
На ВСЕХ ребят, выстроившихся сейчас на лицейском дворе, в Лидкином отделе заведено было специальное досье. ВСЕ были в свое время протестированы на наличие врожденных способностей к музыке. И кое-кому не суждено пережить апокалипсис – никто пока не знает, кому именно. Все одинаково улыбаются. Все надеются долго жить.
И Андрей. Он тоже.
А тем временем Маленький Серенький Человечек тянет, оттягивает, водит Лидку за нос. Апокалипсис может грянуть через полгода, через год, через месяц, а Андрей до сих не внесен в «условленные» списки.
Лидка щурилась, прикрываясь от солнца ладонью. Ей было трудно долго оставаться на ногах; отекали ступни в узких праздничных туфлях, болели колени, надо бы сесть.
– Право последнего звонка предоставляется отличникам учебы, гордости нашего лицея, ученице десятого «Ж» класса Шепитько Александре и ученику десятого «Б» класса Сотову Андрею!
Лидка вздрогнула. Андрюшка ни о чем таком не предупреждал.
А, зашептались мамы одноклассников за Лидкиной спиной. Так вот почему он так официально оделся…
Андрей уже шел к крыльцу, и с другой стороны строя спешила Саша, нелепая в своем коротеньком школьном платье и с разлапистым бантом в мальчишечьей прическе.
Колокольчик был громадный, медный, с бантом на деревянной ручке – все как полагается. Защелкали фотоаппараты. Парочка отличников шла, потрясая колокольчиком, разнося по округе истошный медный звон; окружающие пожимали Лидкин локоть, и это означало поздравления. Ах, какой сын!
Андрей улыбался. Широко и умиротворенно; рядом с ним даже дурнушка Саша казалась симпатичнее, чем была на самом деле. Хотя обычно случается наоборот: рядом с красивым человеком виднее уродство другого…
Колокольчик звякнул с последний раз и затих, толпа разразилась криками восторга. Андрей подал Саше руку, и, опираясь на нее, она неожиданно грациозно соскочила со школьного крыльца.
Солнце жгло их, когда они шли, уже по отдельности, каждый в свой конец строя.
– А-а, Лидия Анатольевна, я, признаться, не ожидал…
– Вы хотите накануне мрыги вылететь изо всех списков? – спросила Лидка, не торопясь садиться в предложенное кресло.
Маленький Серенький Человечек разинул свой маленький серенький рот:
– А?…
– Бэ! – рявкнула Лидка. – Если в течение трех дней я не получу обещанного, вся история будет предана огласке. Все ваши махинации – и все мои махинации. Выбирайте.
Человечек молчал, глядя на Лидку недоверчиво и почти весело:
– Но, Лидия Анатольевна, как все это несерьезно… Вы берете меня, грубо выражаясь, «на понт»… Вы ведь сами опозоритесь, оскандалитесь, вся ваша работа пойдет прахом, вы вылетите из академии и, само собой разумеется, из списка тоже…
Лидка улыбнулась, и от этой ее улыбки Человечек притих.
– Вы, крыса… Вы думаете, для меня имеют значение академия, работа? Даже честное имя? Если мой сын не окажется в «условленном» списке, то все остальное теряет смысл! Если вы не выполните обещания, мне нечего будет терять. Через три дня здесь будет следственная комиссия, и она отыщет много интересного. Я дам ей в руки только одну ниточку, но этого достаточно, чтобы размотать весь клубочек!